– Ну что ж, Алексей… – сказал он. – Я так понимаю, остались вы у нас летучим голландцем посреди бескрайнего океана?

– Что, простите? – не понял я его поэтического изыска.

– Бесхозный вы у нас, вот что, – расшифровал Лебедев. – И посему не упущу случая сделать вам одно ценное предложение.

Я промолчал.

– Переходите ко мне в отдел, – продолжил майор. – Прерыватели сейчас на вес золота. Ваших, как вы знаете, поразогнали по разным, так сказать, уголкам. – Лебедев изобразил пальцами что-то вроде решётки. – К вам-то вопросов у нас нет. Вы ведь в ЦУАБе без году неделю, запачкаться не успели. Использовали вас втёмную. Понимаю, обидно. Так что надеюсь, что предложение моё придётся вам по душе.

– Не осталось ни одного филиала? – поинтересовался я.

– Из ваших-то? Ни одного. Времена лихие. Действовать нужно жёстко. Не мы, знаете ли, такие, а обстоятельства вынуждают.

Лебедев встал с кресла, подошёл к окну и повернулся ко мне спиной. Во всех его движениях и в тоне голоса послышалось раздражение. По всей видимости, до этой секунды он не сомневался в том, что я тут же на его предложение соглашусь.

– Но к чему этот вопрос? – продолжил он. – В Европе ваши ещё бодаются за право на существование. Америка вон тоже… Кипит, понимаешь ли, кипит Америка. Кому ж понравится, когда у него отбирают любимую игрушку. Да пусть они с демократией этой своей хоть все рога себе обломают. Нам же и легче будет с безрогими-то договориться. Но вам-то, Алексей, на Европу полагаться не сто́ит. Не выездной вы теперь. Сами понимаете, с вашим-то багажом. Так что же скажете, Алексей? – Майор резко развернулся и потёр ладоши, снова подойдя к креслу.

Долго думать мне не пришлось. Ничего, кроме неприязни, предложение Лебедева во мне не пробудило. Если уж ЦУАБ сумел так запутаться в собственной паутине, так что же тогда говорить о федералах, для которых нравственность была лишь устаревшим термином из словаря Даля. Технологии рахов давали им столько власти, что препятствовать их появлению они ни в коем случае не могли. Единственно с чем они будут бороться, то это лишь с тем, чтобы доступ к артефактам не получили чужие. А чужими для них были все, кто имел мнение, отличное от их магистральной задачи.

– Я откажусь, – голос мой прозвучал, как нечто неуместное и не вписывающееся в созданную майором атмосферу.

– Вот как? – удивился Лебедев и передумал садиться. – Наверное, я начал с фальшивой ноты. Если, Алексей, совсем уж на чистоту и минуя всевозможные реверансы, то выбора-то у вас, собственно, никакого и нет.

– Разве?

– Хотите похоронить свою карьеру в Подковах?

– А чем так плохи Подковы?

– Хм… Ну да, ну да. Действительно. Почта есть, магазин есть. Что ещё человеку нужно? Только существует один нюанс. И боюсь, что я не в силах что-то с этим нюансом сделать.

– И что за проблема?

Лебедев обеими руками упёрся в стол и наклонил корпус, полагая, что от этого вид его сделается достаточно грозным.

– Проблема в том, – негромко, но отчётливо произнёс он, – что даже в участковых вы долго не засидитесь. С вашим специфическим прошлым вам не светит никакая властная должность. Ведь мало ли что может придти вам на ум. Даже участковый имеет доступ к большому объёму конфиденциальной информации. Вы меня понимаете?

– Вполне, – сказал я. – И тем не менее, ваше предложение принять не могу. Лучше останусь Бернардом Фокком.

– Кем?

– Капитаном Летучего голландца.

Лебедев нахмурился.

– Тогда что ж… – почти прошипел он. – Добавить мне больше нечего.

– Прощайте, – сказал я и взялся за ручку двери.

– Бог простит, – буркнул раздражённо майор.

И я вышел.

Картина вырисовывалась отвратительная. По дороге сюда я ещё думал о том, чтобы заехать на обратном пути к маме. Но теперь я не мог показаться ей на глаза. Она уже с порога поняла бы, что со мной стряслось что-то ужасное, а ответить ни на один из её вопросов я бы не смог. И кто знает, сколько времени мне потребуется, чтобы придти в себя. Если это вообще возможно.

Я был уверен, что свою угрозу об отстранении меня от милицейских дел Лебедев непременно исполнит. Сколько времени мне ещё позволят пожить в ставшем уже родным доме? Неделю? Две? Месяц? Скорее месяц. И что потом? Если за это время Илья так и не свяжется со мной, я останусь, как осенний лист, гонять по стылым дорогам, пока меня не прибьёт снегом.

Стоило мне подумать о снеге, как он сразу и повалил. Я включил дворники, боясь пропустить нужный мне поворот. Во все щели «уазика» задувал холодный воздух, так что я и впрямь почувствовал себя сорванным с ветки листом.

Самым худшим было то, что я не мог поделиться своей болью с теми, кто всё ещё оставался мне близок. Да и к чему им моя боль? У каждого хватает своей. Марина, если верить Дымову, хоть и умерла окончательно в этой временно́й линии, но всё же оставалась где-то там, в прошлом или в будущем. Перед смертью она успела использовать хронокапсулу. От чего-то спасалась, как когда-то и я? Или так и было ею задумано? А Кутя, лишённый энергетической подпитки, которую получал исключительно от Марины, просто растаял. Интересно, у́рахам нужны хронокапсулы, чтобы перемещаться во времени? Рахам нужны, это я знал точно. Сам лично видел на озере. А урахам? Тем более, что Кутя не просто урах, а существо совершенно нового вида. Возможно, и он сейчас где-то рядом с Мариной. Всё это хоть и не утешало, но всё же немного облегчало потерю. Ведь если знать точные координаты Марины, то и мне можно будет туда попасть. Как? Я не думал об этом. Достаточно и того, что такое возможно теоретически. Встреча с Ильёй многое смогла бы для меня прояснить. Мне оставалось лишь ждать и надеяться, что друг при первой же возможности даст о себе знать. Уж чего-чего, а ждать-то я умел как никто другой.

Добравшись до Подков, я обнаружил в своём почтовом ящике очередную открытку от Игоря. С момента моего возвращения весточек от него не было. Я испугался, что в открытке будет известие о какой-нибудь очередной беде. Ведь она, как известно, не приходит одна. Но я ошибся. Напротив, там почерком Лены было написано, что они на Новый год непременно ждут меня в гости, потому что у Игоря в кои-то веки наметился первый за многие годы полноценный отпуск. Вот это было бы для меня, наверное, кстати – смотаться на недельку во Владивосток. Тем более что ближе к концу декабря я буду свободным художником – уж Лебедев-то постарается этот процесс ускорить. Но это ещё не завтра. А в ближайшие дни мне предстояло бороться с самим собой, чтобы не развалиться на части и не махнуть на свою жизнь рукой.

Однако первым же делом после того, как я прочитал открытку, я бросился в магазин, купил бутылку водки и не раздумывая её откупорил.

Поскольку человеком я был, по большому счёту, непьющим, моё бегство от трезвой реальности представляло собой медленное погружение в трясину, а не стремительное падение в пропасть. Первую неделю я даже проникся искренним интересом к своим служебным обязанностям: по утрам стал названивать Спиридонову с дурацкими докладами и не менее дурацкими просьбами; по устоявшемуся снежку накручивал километры по всей дремавшей округе, интересуясь у ошарашенных старожилов, всё ли у них спокойно. По всей видимости, единственным источником их беспокойства становился каждый раз я. Приобретя в магазине солдатскую фляжку, я теперь ни на минуту не расставался с ней: отныне её содержимое стало моей основной пищей и главным спасением от навязчивых переживаний. И откуда только силы брались? Во истину, человеческий организм – загадка.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.