— Нельзя, — усмехаюсь, щёлкая ремнём. — Слушай старших…

Чуть было не добавляю «братьев», но вовремя осекаюсь. Наверное, шутить на эту тему пока ещё рано.

Дима уже сел на водительское место и теперь оборачивается к Лапуле.

— Порядок? — спрашивает серьёзно.

— Ага, — кивает малышка.

Доктор Ани объяснила нам, что после сотрясения мозга может кружиться голова, поэтому мы с братом намерены взять опеку над Лапулей до тех пор, пока она полностью не восстановится.

Дорога до следственного комитета занимает около получаса. В течении этого времени мы делимся с Лапулей подробностями последних новостей от компании. Клиентов становится больше, и, кажется, нам, хоть и с трудом, но удаётся преодолеть кризис.

Несмотря на то, что мы, вроде бы, разговариваем, между нами всё равно чувствует некоторое напряжение. Пока Аня лежала в больнице, мы не решались завести разговор о наших отношениях. Просто не хотели на неё давить. Глядя на неё, мне постоянно кажется, что Лапуля решит уехать. Слишком многое пришлось ей пережить в этом доме. Наверное, она не захочет быть с нами? Мысль о том, что мне придётся её отпустить неприятно царапает сердце.

Когда мы приезжаем на место, я открываю перед Аней дверь и помогаю выйти. Теперь она наотрез отказывается от помощи в передвижении, поэтому мы с Димой подставляем ей свои локти, чтобы она опиралась, пока идёт.

— Да не упаду я в обморок! — мило хмурит бровки малышка. — Всё в порядке!

— Ты просто держись за нас, — советует брат. — Нам так будет приятно.

Щёчки у неё розовеют, и я с удовольствием наблюдаю за тем, как она закусывает пухлые губки.

— Ладно.

Наконец, мы поднимаемся в здание и открываем дверь в нужный кабинет.

Аню пропускаем вперёд, а потом заходим сами.

— Добрый день, — сидящий за столом мужчина сухо нас приветствует. — Присаживайтесь.

Садимся напротив. Аня заметно волнуется.

— Результаты вашей экспертизы готовы. Мы обнаружили в них кое-что интересное по делу Софии Захаровны Черновской.

При звуке имени матери Лапуля заметно подрагивает. Беру её за руку, чтобы успокоить. Не бойся, детка, эта ведьма, как и наш бывший водитель, теперь надолго лишены свободы.

— Что там? — Дима встаёт, чтобы взять у следователя бумаги.

Мы втроём склоняемся над результатами генетической экспертизы, которая дана на первой странице.

Пропускаю шапку и быстро перехожу к сути:

Вероятность отцовства Александра Борисовича Черновского по отношению к Дмитрию Александровичу Черновскому — 0,01%

Вероятность отцовства Александра Борисовича Черновского по отношению к Тимуру Александровичу Черновскому — 0,01%

Так, ладно, это было ожидаемо. Переворачиваю страницу…

Вероятность отцовства Александра Борисовича Черновского по отношению к Лапушкиной Анне Вячеславовне — 0,01%

Эм… стоп! Как это 0,01 %?!

Перечитываю ещё один раз…

Нет, всё так…

Аня первой поднимает глаза на следователя.

— Подскажите, возможна ли ошибка?

— Нет, исключено. Было взято несколько образцов, и все они показали этот результат. Наша лаборатория очень точная.

— Но… — вступает Дима. — У нас есть результат другого теста, мы приобщили его к делу. Его делал мой покойный отец, и он показывает, что Анна его дочь!

— Мы проверили тот тест. Явились в лабораторию, и после некоторых следственных мероприятий выяснилось, что тот тест был поддельным.

Мы все втроём изумлённо переглядываемся.

— Зачем отцу поддельный тест?

— Думаю, — следователь оживляется. — Ваш отец готовил документы для удочерения Анны. Чтобы не возникло никаких вопросов по поводу её доли в наследстве, он решил подкрепить его вот этим тестом, — мужчина пожимает плечами. — Видимо, он испытывал добрые чувства по отношению к вашей матери, — мужчина обращается к Лапуле. — Хотел оставить вам деньги в память о ней, поэтому решился на фальсификацию. Как полагает следствие, незадолго до смерти он узнал о том, что его сыновья ему неродные, и решил разделить имущество. Его супруга узнала об этом, решила, что Анна его настоящая дочь и может претендовать на всё наследство, поэтому избавилась от него. Но София Захаровна не знала, что её муж уже успел составить новое завещание. Думаю, это стало для неё неприятным сюрпризом, и именно тогда она решила избавиться и от Анны тоже.

Следователь кажется очень довольным собой от того, что разобрался в драме нашей семьи, а я сижу, как громом поражённый. Оказывается, мать зря переживала по поводу Ани. Лапуля никаким боком не родственница отцу!

— Мы провели очень тщательную экспертизу останков покойного и нашли в них скрытые следы различных ядов. Именно они явились причиной остановки сердца, — она вздыхает. — Соболезную.

Мы все поражённо переглядываемся. В глазах Лапули застыли слёзы.

Мне жутко хочется обнять её и утешить. Прижать к себе и сказать, что теперь всё будет хорошо. Но я до сих пор не уверен в том, как она отнесётся к такому проявлению чувств, поэтому, как дурак, продолжаю обращаться с ней так, будто она, и правда, нам просто сестра.

Беру её за руку и заглядываю глаза.

— Всё хорошо?

Лапуля медленно кивает в ответ.

— Что ты хочешь, детка? — негромко спрашивает Дима.

Аня закусывает губы, а потом переводит на нас взволнованный взгляд.

— Я… хочу танцевать! — тихо шепчет, улыбаясь уголками губ.

Мы с Димой стараемся не показать своего удивления и согласно киваем.

Что ж. Танцевать, значит, танцевать! Уж это мы точно можем ей устроить!

Дима

Сижу на диване, глядя, как Лапуля с Тимом двигаются в такт громкой клубной музыки. Басы пробираются под кожу, а я всё сижу в стороне. Настроение ни к чёрту, я никак не могу отвлечься от проблем. То о матери думаю, то об Ане…

Тим довольно легко смог принять ситуацию. Они с матерью друг друга не особенно любили, и после того, как она стреляла в нас в припадке ярости, он постоянно отказывается даже говорить о ней.

Та ночь навсегда останется в моей памяти. Чуткая, дикая, полная невыносимых открытий.

Посреди ночи раздался звонок от Лапули, и я услышал в трубке нечто странное. Голос матери, её крики… Ещё там был наш водитель. Они обсуждали место, куда им надо ехать.

Я быстро разбудил Тима и побежал в комнату Ани. Её там не было, и я сразу заподозрил неладное. Мы гнали как ненормальные, и, к счастью, успели вовремя.

Мама была похожа на помешанную. Когда мы с Тимом принялись искать Лапулю, сказав, что вызвали полицию, мама окончательно взбесилась. Целилась в Тимура, но я пошёл ей навстречу, и в итоге… пуля задела меня.

Так странно, что несмотря на весь этот ужас, я не могу отделаться от неприятного ощущения, будто предаю собственную мать. Понимаю, что то, что она сделала — чудовищно. Я её не оправдываю, даже наоборот… Но, как бы там ни было, она всё равно остаётся моей матерью. Я знаю, что в глубине души Тим тоже переживает. Просто его обычной реакцией на сложные обстоятельства является отрицание. Так было, когда умер отец. Так случилось и сейчас, когда выяснилось, что наша мать — сумасшедшая отравительница.

— Ох, у меня ноги отваливаются! — Лапуля садится за стол, откидываясь на спинку кресла.

Аня кажется искренне радостной, и милая улыбка на её симпатичном лице — единственное, что отвлекает меня от печальных мыслей.

— Налить тебе минералки? — предлагаю.

— Давай! — соглашается она.

Сегодня мы не пьём алкоголь. Во-первых, потому что Аня всё ещё принимает какие-то таблетки, которые не сочетаются с градусом, а во-вторых, потому что просто не хочется пьянеть. Сегодня мы с Тимом хотим быть трезвыми… чтобы запомнить всё, что будет происходить между нами с Лапулей.

На ней красивое блестящее платье, которое обтягивает аппетитные изгибы тела. Скольжу взглядом по мягкой груди и узкой талии, и чувствую, как в паху всё наливается жаром. Блядь… ну что я за животное такое? Понимаю, ведь, что приставать к ней сейчас, когда малышка ещё не до конца отошла от случившегося — последнее дело. Но… взять себя в руки и не думать о пошлом никак не получается. Лапуля для меня как афродизиак — одного её присутствия достаточно, чтобы разжечь внутри адово пекло!