— И все мои обещания забыл, — с грустью вздыхаю.

— Прости меня, моя девочка. Я больше никогда тебя не обижу. И никому не позволю, — снова утыкается в живот. — И её тоже.

— Всё, Марк. Тебе, правда, пора.

Словецкий с тяжёлым вздохом встаёт. Провожаю его до двери.

Мне просто нужно время, чтобы понять что к чему. А ночь снова проходит практически без сна.

28

Нахожусь в школе, когда в кабинет властно стучат. Это не Марк. Этот нахал бы просто вошёл. Всё же владелец.

— Войдите, — громко отвечаю.

— Здравствуй, Дана, — слышу этот властный голос и тут же отрываюсь от бумаг.

— Ада Брониславовна, здравствуйте. Рада встрече. Чай, кофе?

— Кофе, пожалуйста.

Встаю из-за стола и иду варить кофе женщине. Черный без сахара, прямо как её душа. Нет, это не я так шутила. Леон.

— Какими судьбами? — вручаю женщине кофе, а сама приземляюсь на свой стул.

— Ты выросла. Молодец, поздравляю. Видела твои успехи. Если, конечно, убрать непотребства, то было бы лучше.

— На вкус и цвет, Ада Бориславовна. Но вы же явно не о моих успехах пришли поговорить, хоть я и польщена.

— Всегда мне нравилась. Умная, с характером. И почему у вас с Леоном не сложилось? — она не спрашивает у меня. Скорее у себя. — Вы так дополняли друг друга.

— Вероятно, потому что люди не сходятся из-за характеристик.

— И зря. Любовь ваша — это всё глупость. Сегодня — есть, завтра — нет. А сотрудничество взаимовыгодное никогда не будет вредным.

— Очень здорово, что у вас такой взгляд. Правда, я его не разделяю.

— Я заметила. Самое время строить карьеру, а ты вон пузатая ходишь.

— Жизнь иногда вносит коррективы в наши планы, — улыбаюсь я, поглаживая мелкую.

— Что ж, Дана. Ты всегда меня понимала. Я знаю, что ты виделась с женой и дочерью Леона. Расскажи мне, где они живут.

— Нет, — твёрдо сообщаю я.

В этот момент распахивается дверь, и входит Марк.

— Молодой человек, вас стучаться не учили? — недовольно вопрошает женщина.

— Простите, что в собственной школе не стучусь к собственной девушке.

— Ах, как же я не узнала. Марк Словецкий.

— А вы? — выгибает бровь от такого общения.

— Ада Бориславовна. Директор министерства культуры.

— Это мама Леона, Марк Алексеевич.

— Да, и я хотела бы договорить с Даной.

— Говорите, — облокачивается на подоконник. Вряд ли она сможет обойти Словецкого. Мягким он был только со мной и ещё парой людей. — Я не мешаю.

— Это конфиденциальный разговор.

— Я переживаю за состояние моей невесты. И буду признателен, если вы войдёте в положение.

— Что ж, ладно. Дана, я хочу знать, где они живут. Леон решил скрывать от меня.

— Я не собираюсь ничего вам говорить при всём уважении. Если не хочет Леон, то я не скажу.

— Ты знаешь, что я могу прикрыть твою школу? А при большом желании и тебя? Ты ведь понимаешь, что больше не сможешь ни одного выступления поставить серьёзного в этой стране.

— Да, Ада Бориславовна, я всё понимаю. Простите, но нашу с Леоном дружбу я не продам даже по такой высокой цене. Можете делать, что угодно. На случай, если здесь закроете, то всегда есть другие страны. Леон тому пример.

— Ты ведь знаешь, что он со мной даже не общается! Ты ведь сама будущая мать! — повышает голос, но я никак не реагирую на это. Вижу, как напрягается Словецкий.

— Да, как и Анжела, которая была беременна и чуть не потеряла ребёнка.

— Как ты смеешь? — выдыхает женщина.

— Что? Говорить правду? Простите, Ада Бориславовна, но вы ведь сами сказали, что именно за это меня и уважали.

— Я закрою твою школу, — подскакивает женщина.

— Ада Бориславовна, передайте привет министру, когда пойдёте закрывать, — с непроницаемым лицом просит Марк. — Если не составит труда. Если сложно, то я сам наберу. Давно мы на шашлыках не были.

Я едва сдерживаю смех.

— А Леона возвращать нужно не такими методами, Ада Бориславовна, — говорю, прежде, чем она собирается уйти с гордым видом.

— Он меня никогда не простит, — сейчас я вижу сломленную мать. И в её лице — это впервые.

— Методы должны быть другими. Он уже взрослый давно. И сам решает, как жить. И как видите, успешно. Ваши палки ему не помешали в колёсах. Он — отличный человек, танцор, муж, отец и друг. Думаю, что и сын такой же, если прекратить войну.

Женщина молча уходит, но я вижу, что она задумалась.

— Леон женат? — брови Марка взлетают наверх.

— Да, — улыбаюсь, вспоминая своё собственное удивление. — И дочь у него есть. Эмилия.

— Ничего себе, — присвистывает.

Вкратце рассказываю, как его мать была против Анжелы, как в своё время закрыла ему все дороги здесь, потому что он пошёл против её воли.

— Нужно будет ему позвонить, — витаю в своих мыслях я.

— Эми, наверное, соскучилась уже.

— Ты такая красивая, — прерывает мои раразмышления Марк.

— Ага, особенно с этим арбузом, — смеюсь я, кладя руку на живот.

— С ним ещё лучше, — Марк делает пару шагов, целуя в живот.

— Марк, а Николь где сейчас? Она не может теперь следить? — я вдруг резко начинаю опасаться. Если она и в прошлый раз знала мои передвижения…

— Нет. Её нет в стране. Я сделал что-то подобное тому, что обещала сейчас мать Леона.

— Вау. Жёстко.

— Спасибо, что не убил. Желание было.

— Ты, кстати, зачем приехал? — отвлекаюсь от созерцания вида за окном.

— Соскучился.

— Что там с машиной? — все дни после аварии я ездила на той машине, которую мне подарил Марк, так как моя была в ремонте. Но сейчас, кажется, Словецкий специально тянул резину.

— Делают.

— Марк…

— Ладно, готова. Но эта же лучше.

— Марк!

— Пригоню вечером.

— Спасибо. Ну всё тогда, я поехала, а то меня уже ждут, — взглянув на часы, бубню про себя.

— Кто?

— Вика с Ерёминым. Попросили вечером с мелким посидеть.

— Можно я отвезу тебя?

— Марк, ты давишь на меня.

— Нет, что ты, — слышу смешинки в его голосе.

— Я сама доеду, — надеваю очки и собираю вещи.

— Дана, — шепчет мне на ухо, от чего по телу бежит целый табун мурашек. — Я не могу без тебя.

— Тридцать два года мог, помнишь? — веселюсь я.

Вечером, когда Тёмка спит, звоню Леону.

— Данка, ты забыла о часовых поясах.

— Твоя мама приходила.

— Что, блять? И че хотела?

— Чтобы я сказала ваш адрес, встречайте.

— Дана!

— Что? Да, она просила адрес, я сказала, что не дам.

— Чем угрожала?

— Школой. И моей карьерой.

— Как банально, — фыркает Леон.

— Да, особенно, если учесть, что у Марка везде знакомые. В общем, я ей сказала, что такими методами ты её точно не простишь. Не знаю, к чему приведёт.

— М-да, дела. Ты не сильно там нервничала?

— Нет, мой цербер как раз пришёл и не ушёл из кабинета.

— Понял, — смеётся.

— Надеюсь, вы теперь поездку не отмените?

— Нет. Эмилька каждый день канючит, что хочет к Дане.

— Я вас жду.

— А с Марком как?

— То мир, то война. Но он помочь может, кстати.

— Понятно. Главное, что ты под присмотром, — улыбается Алаев.

Через пару дней, когда я в гордом одиночестве прогуливаюсь по торговому центру, слышу знакомый голос, который меня окликает.

— Даночка!

— Здравствуйте, Светлана Константиновна. Рада видеть вас!

— А я как рада, — глаза женщины округляются, когда она замечает мой живот. — Даночка, а Марк нам не говорил.

— Он и сам не так давно узнал. Мы же… разошлись.

— Я в курсе. Просто не знала, что… Подожди, а он в курсе?

— Уже да.

— И вы снова вместе?

— Нет.

— Ничего не понимаю. Он тебя очень сильно обидел?

Я даже не знаю, как объяснить ей вообще всё происходящее.

— Да, мы не вместе, Светлана Николаевна, но малышка ни при чём.

— У нас будет внучка, — улыбается счастливо женщина. — А можно?

— Можно, — улыбаюсь я.

Мама Марка осторожно кладёт руку, а бунтарка тут же просыпается, начиная колошматить.