— Что, моя девочка?

— Люби меня, — просить его два раза не стоит.

Словецкий резко входит до упора, на что я громко вскрикиваю. Наручники сильно сковывают движения, но в тоже время, заводят нас обоих ещё сильнее.

Марк постоянно меняет темп. Целует губы, шею, слегка прикусывает соски, а я сжимаю кулаки, кончая. Словецкий продолжает вколачиваться, и, войдя полностью, глубоко внутри кончает, наваливаясь на меня.

Лежим, пытаясь отдышаться. Марк остаётся во мне и на мне, но даже в этом случае мне его мало.

— Только моя, — шепчет, целуя живот.

— И ты тоже только мой, — устало шепчу.

— Это даже не обсуждается.

На сегодня я спокойна. Видела, как он смотрит на меня и чувствовала, как любит.

Вскоре Марк отстёгивает меня, но одним разом мы не ограничиваемся. Засыпаем лишь на рассвете в объятьях друг друга.

18

Я думала, что что-то изменится на новой неделе, но нет. Марк продолжает пропадать на работе, а я после разговора с Николь не могу найти себе места. Ищу на нём следы от помады, пытаюсь унюхать женские духи, но ничего такого нет. Стараюсь делать вид, что всё хорошо, хоть периодически и прокалываюсь. Однако его желание стараюсь утолить полностью, чтоб не было соблазна сделать это на стороне. Не знаю, откуда у меня появились такие мысли, но они угнетали.

Я ему не сказала о том, что буду сниматься с Леоном. Он даже не заметил, что я пропадаю на репетициях ночами, ведь сам был занят. А в среду вообще улетает в какую-то командировку. Мои нервные клетки больше не могут нервничать, поэтому я просто живу на автомате с дырой в груди. В одну из ночей вижу свежие статьи в интернете. Обо мне и Словецком. Уверена, это Николь постаралась. Громкий заголовок, грязные слова. Быстро пробегаюсь глазами по строчкам.

"Сирота, стриптизёрша, шест, непара, билет в жизнь, социальная пропасть".

А в конце вопрос, который выбивает у меня из под ног почву.

"Что же это — любовь или благотворительный акт?"

— Леон, на сегодня всё, — дрожащим голосом говорю.

— Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке. Завтра продолжим.

Еду домой на автопилоте. Приезжаю в свою квартиру, где приземляюсь на пол и смотрю на фото родителей. Не думала, что можно настолько быстро меня уничтожить. Мне было больно даже дышать. И поговорить не с кем. Думаю, Людмила Павловна устала от моего нытья.

— Мне вас не хватает, — реву я. — Очень.

Лучше бы у меня болели все мышцы, чем вся душа. Слышу телефон, но не решаюсь даже посмотреть кто. Он не перестаёт трезвонить, поэтому я сделав пару глубоких вдохов всё же беру.

— Дана, какого чёрта? Ты почему не дома? — Марк встревожен, но говорит тихо.

— Я дома, у себя, — сквозь заложенный нос сообщаю мужчине. — А ты опять следишь?

— У квартиры охрана. Они позвонили, сказали, что тебя до сих пор нет. Почему у себя?

— А что мне там делать без тебя? — стараюсь придать голосу лёгкость и беззаботность.

— Ты плачешь?

— Уже нет. Устала просто, у кого не бывает срывов.

— Дан, я уже давно чувствую, что что-то происходит внутри тебя. Что? Расскажи, мы всё обсудим.

Снова начинаю плакать, и даже сказать ничего не могу.

— Дана, — так проникновенно говорит Марк. — Ты их видела.

И он видел.

— Это всё неправда. Это Николь, я думаю. Я уже зарядил людей, она об этом пожалеет.

Но легче мне не становится. Зачем я позволила посеять это зерно сомнений?

— Девочка моя, не молчи, пожалуйста.

— Ты её любишь?

— Что? — я слышу искреннее недоумение. — Откуда ты это берёшь? Я каждый день говорю, что люблю только тебя, жизнь моя. Я про неё даже не вспоминаю. Судя по всему, она что-то придумала. Расчёт как раз на то, что мы поругаемся. Я скоро приеду, и мы обо всём поговорим. Обо всём, что тебя беспокоит. И у меня для тебя подарок.

— Я тебя люблю, — сдавленно произношу, пытаясь успокоить истерику. Мне так хотелось сейчас, чтобы он был рядом и успокоил.

— Успокойся, — он так мягко говорит, что от этой бережности мне ещё больше хочется плакать. — Она моё прошлое. А ты — моё всё. И тебя я не отпущу никуда и никогда. Я готов ради тебя меняться. А статьи — это полнейший бред.

— Да плевать мне на эти статьи, Марк. И что люди будут думать — тоже. Главное, что обо мне думаешь ты. И что я значу для тебя.

— Всё, — так легко и просто отвечает он мне. — Я не думал, что кого-то полюблю после её предательства. Но только с тобой я и узнал, что такое любовь.

Слёзы непроизвольно катятся по щекам.

— Ты не веришь мне?

— Верю.

Я понимаю, что сама наступаю на те же грабли. Без доверия ничего не получится. А так я извожу и себя, и его. Он ведь тоже чувствует это всё.

— Скоро приеду, всё будет, как раньше. Пообещай больше не сомневаться во мне.

— Обещаю, Марк.

Мне на самом деле стало гораздо легче. Это ведь и была её задача. Марк не дал мне ни одного повода. Смотрит на меня, как на восьмое чудо света.

— Ложись спать. И не пропадай больше, я переживаю.

— Хорошо.

Смываю все эти тяжёлые дни с себя в горячем душе. Немного прихожу в себя моральный покой, зато теперь физически меня мучают боли внизу живота. По календарю всё в порядке, поэтому я не понимаю их происхождения. Ставлю самые простые и короткие номера в клубе, и их выполняю со звёздочками в глазах. Съёмки были назначены на воскресенье, и Леон на генеральном прогоне чувствует жар, исходящий от меня.

— Че с тобой?

— Плохо. Нормально. Станцую.

— У тебя температура, минимум, тридцать восемь.

— Всё нормально, Леон. Я потом в больницу.

Нельзя так делать, не зная откуда растут ноги и из-за чего боль, но я делаю. Выпиваю обезболивающее с жаропонижающим, и на пару часов меня

отпускает. Я даже улыбаюсь, хотя Алаев смотрит на меня подозрительно.

— Меня твой Словецкий убьёт, если с тобой что-то случится.

— Ничего не случится. Он не в курсе вообще.

— ЧТО? ТЫ ДУРА?

— Да, спасибо, что заметил, — смеюсь я. — Всё путём. Тебе не прилетит больше.

— Надеюсь.

Наш выход. Куча людей в зале, ведь финал идёт в прямом эфире.

— И сейчас выступает наставник, который является крашем всех наших фанаток. Алаев Леон. Ох, девчонки, ох держитесь, ведь он выступает не один. С ним на сцену выйдет Королёва Даная. Мастер спорта, призёр международных соревнований и его давняя подруга.

Номер классный, сложный, профессиональный. С Леоном у нас был огромный опыт совместных выступлений, поэтому делаем всё легко и друг друга понимаем с полуслова, полувзгляда и полувдоха. Он не романтичный. Скорее, быстрый, резкий, хоть местами и чувственный. На самом деле, не со всеми получалось так, как с Леоном. Мы были с ним похожи в том, что оба были сумасшедшие, и могли делать такие поддержки, что можно сказать спасибо, что не убился.

Номер заканчивается, и у нас берут короткое интервью.

— Леон, Даная — вы были невероятны. Скажите, как долго вы репетировали номер?

— Неделю, — улыбается Леон. — Мы с Даной давно знакомы, давно вместе выступаем, и я она согласилась по старой дружбе помочь мне.

— Невероятно! Даная, можно вопрос тебе? Буквально недавно вышли провокационные статьи о твоих отношениях с крупным бизнесменом Марком Словецким. Расскажи, правда ли это, и как он относится к твоей профессиональной деятельности и таким танцам?

— Ой, — выдыхаю я, сохраняя улыбку. — Вы знаете, Марк у меня супер понимающий, он меня всегда во всём поддерживает, хоть и ругается, что я порой много работаю, но всё понимает. А что до статей, пресса всегда останется такой. Никто не знает человека внутри полностью, его внутренний мир, нашс ним мир. И танцы, на мой взгляд, как и любое творчество, позволяют больше прочувствовать и понять это. Просто не всем дано.

— Как скоро Марк Словецкий официально перестанет быть одним из самых завидных холостяков?

— Это лучше у него спросить, — смеюсь я.

И девушка задаёт пару вопросов Леону, а я чувствую, что боль становится сильнее. Прощаюсь с Леоном, который сотню раз благодарит меня, и надеюсь, что смогу доехать сама. В дороге мне звонит Марк.