— Вик, Артёма мы накормили. Если что, всегда звони.

— Хорошо, мам, — бурчит подружка.

И мы со Словецким уезжаем к нему. В дороге Марк рассказывает что-то о работе, а я ему о Фёдоре Николаевиче, о том, что хочу познакомить его с Людмилой Павловной и вообще обо всём на свете. Встреча с Яном напрочь выветривается из моей головы. Особенно хорошо это забывается, когда горячие губы Марка клеймят, напоминая, что я — его.

К себе я, естественно, не еду, а ночую у Словецкого. С утра сбегаю в душ и готовлю нам кофе и завтрак. И в тот самый момент, когда Марк зажимает меня на кухонном столе, экран моего телефона загорается, оповещая о сообщении от неизвестного номера, где красуется: "Не выходишь из головы после нашей встречи, хочу тебя снова и снова, моя Даня". И это видит и Словецкий, который каменеет прямо под моими руками.

— Это что? — удивительно спокойно спрашивает. Лучше бы орал.

— Ошиблись, наверное, — а вот мне спокойствие даётся с трудом.

— Ты серьёзно? Там имя твоё.

— Марк, — закрываю лицо руками, тяжело выдыхая. — В общем. Вчера, пока покупала Артёму игрушки, встретилась со старым неприятным знакомым.

— С каким? — смотрит в упор с таким видом, что мне даже дышать страшно.

— Учились в параллельных классах в последний год. Он перевёлся. И… У меня с ним никогда ничего не было, но он хотел. Кошмарил меня весь год, доводил, но я стойко радовалась жизни. И вчера он увидел меня, решил поговорить, звал поужинать. Я сказала, что у меня есть мужчина, а он вот, — машу в сторону телефона. — Марк, я вчера весь день была с Артёмом, если не веришь, спроси у него. Я в торговом центре была от силы двадцать минут.

— Почему не рассказала? — всё также суров и зол Словецкий. — И откуда у него номер?

— Чтобы этой бури избежать. Тем более, что для меня эта встреча ничего не значила. Забыла о нём дома уже. А номер я со школы не меняла.

Словецкий молчит. Затем вообще отходит. Спрыгиваю со стола, идя следом. Обнимаю со спины, цепляясь, как клещами.

— Марк, клянусь, он просто придурок, слышишь? Марк, поговори со мной. Марк!

Смотрю на него полными слёз глазами. Серьёзно? Из-за этого мы сейчас будем ругаться?

— Собирайся, нам пора, — холодно выдаёт он, а меня разрывает на маленькие кусочки.

— Нет, я никуда не поеду, пока ты не станешь прежним! — стираю быстро постоянно возобновляющийся поток слёз. — Я себе весь день места не найду.

Начинаю хаотично целовать его, цепляясь дрожащими руками за его плечи. Чувствую, как внутри поселяется холод, и трясёт не только руки, а меня всю. Утыкаюсь носом в его грудь, пытаясь успокоиться. Марк, кажется, понимает, что мне не совсем свойственно такое поведение, и, наконец, оттаивает хоть немного. Кладёт руку мне на талию, целомудренно чмокая в волосы.

— Тихо, успокойся, — нежно гладит по спине. — Чш-ш-ш. Я тебя всё равно никому не отдам. В следующий раз расскажи мне сразу.

Меня хватает лишь на кивок.

— Хватит, — Марк поднимает моё лицо, целуя нежно и сладко. Я чувствую, что его не до конца отпустило, но всё же он смягчился.

— Я люблю тебя.

— Люблю, — кратко отвечает он.

Мы всё же выдвигаемся в университет, и я попутно звоню Вике, чтобы узнать как их дела, а Марк после заносит номер Яна в чёрный список. Перед выходом из машины Словецкий заглядывает в глаза, прося позвонить сразу, если этот придурок вздумает объявиться.

Занятия проходят, как в тумане. Какое-то неприятное ощущение сидит глубоко внутри, но я всё списываю на нервы. Марк ведёт себя, как раньше, но мне всё равно кажется, что что-то не так.

В субботу приезжаю домой, чтобы выучить уроки на неделю, а в ночь уехать с Марком в его дом. В клуб меня отвозит водитель, так как у Марка какая-то встреча. Расстраиваюсь, но стараюсь держаться. Вечером он пишет, что сам заедет за мной, но немного задерживается. Выхожу на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Чуть поодаль выхода стоит незнакомая машина, на которую я не обращаю внимания, привычно закрывая глаза и опираясь на стену.

— Здравствуй, Даня, — слышу знакомый голос и холодею. Собираюсь уйти, но он тормозит меня.

— До свидания, Ян. Убери руки.

— Давай поговорим, прошу, — начинает целовать мои обледенелые конечности, а мне противно. Вырываюсь, но этот придурок сильнее.

— У меня есть мужчина, отпусти ты меня!

— Я думал, что забыл тебя, но увидел, и всё снова вернулось.

— Мне плевать. Отстань от меня!

И в этот момент я вижу заезжающую машину Словецкого. Его бешеные глаза и и стремительная походка в нашу сторону.

— Лучше беги, — последнее, что я успеваю сказать.

Но он бы всё равно не успел, потому что Марк уже разворачивает его, начиная наносить удар за ударом.

— Ещё. Раз. Увижу. Тебя. Рядом. С. Ней. Я. Тебя. Уничтожу, — отрывисто говорит Словецкий, а каждое слово сопровождается ударом.

— Марк, стой, ты убьёшь его, — пытаюсь отвести его от греха, но он меня не слышит, продолжая бить Яна. Мне его не жаль, но и убивать всё же не стоило. — МАРК!

Он поднимает глаза, и я вижу, что его злость направлена и на меня.

— Жалко, да, его? ЖАЛКО? — орёт Словецкий на меня, небрежно отпинывая ногой парня.

— Нет, не жалко, но это не стоит убийства, правда? — в тон ему отвечаю.

— НАСТОЛЬКО НЕПРИЯТНЫЙ ЗНАКОМЫЙ? ЧТО ОН ОБЛИЗЫВАЕТ ТЕБЕ РУКИ, А ТЫ МОЛЧА НАБЛЮДАЕШЬ? — уже Словецкий хватает меня за руку, и мне неприятно, хоть это и мои любимые сильные руки.

— Отпусти, — с каким-то неверием смотрю на него, краем глаза замечая, что к нам направляется Артём. Он никогда так не говорил со мной. Физически мне не было больно, но вот морально я, кажется, сдохла.

— Марк Алексеевич…

— Уйди!

— Обязательно уйду, но давайте не палить горячку!

— УВОЛЕН! — рявкает Словецкий.

— Хорошо, вы только Дану отпустите, сами же жалеть будете.

— Я сам разберусь. Ей нравится, когда вот так неприятно. Я помешал, да? Так написала бы: "Милый, задержись, мне тут перепихнуться надо", — слышу и не верю, залепляя мощную пощёчину.

Словецкий явно не ожидал подобного, поэтому шокированно отпускает меня, а я сразу же убегаю, заметив, что Яна здесь уже нет. Догоняет меня Артём, прося сесть в машину, чтобы отвезти домой.

— Он же не даст, — утираю слёзы. — Заставит к нему везти. Я не хочу.

— Не заставит. Он меня уволил, я могу его не слушать.

Изучаю лицо Ерёмина две секунды, прыгая в машину. Он молча довозит меня до моего дома, и Марк, кажется, нас не преследует. Артём провожает меня до самой квартиры.

— Постарайся не обращать внимания. Он после Николь такой.

— Я знаю, Тём, но я не Николь, — утираю слёзы.

— Он перебесится, поймёт, что переборщил.

Ничего не отвечаю на это. Лишь благодарю, что заступился и подвёз.

— Да о чём речь. Это моя работа. Он сам сказал, что в первую очередь, я защищаю тебя. Я и защищал.

Надо же, Словецкий отдал такой приказ?

Но сейчас мне так глубоко наплевать на его великую заботу. Слышать такие вещи было до слёз неприятно.

Коротко объясняю Вике ситуацию, засыпая у неё на коленях и рыдая под утешающие слова. Кажется, мы поменялись местами. Прошу не пускать, если всё же приедет. Прежде чем засыпаю, слышу, как звонит телефон, но говорить с ним не собираюсь, проваливаясь в глубокий сон. Даже думать и переживать сил нет.

Просыпаюсь лишь ближе к обеду следующего дня. Когда стрессую, всегда много сплю. Лежу какое-то время, размышляя о произошедшем на свежую голову. Хотя таковой её можно назвать с натяжкой. Она болела от вчерашней истерики. Я ведь обещала, что потерплю, но не думала, что будет так обидно слышать это в открытую. Неужели Марк не чувствует мою к нему любовь, привязанность, как у привороженной? Да я ни о ком другом думать не могу даже. А когда встретила Яна, мечтала как можно скорее оказаться в объятиях Марка. Поняв, что блуждания мыслей ни к чему хорошему не приводят, выползаю из кровати.

Вика уже приготовила обед и шикала на мелкого, чтоб не шумел.