Что ж, как дома, так как дома. Нахожу его футболку, которая мне, как туника и надеваю.
В холодильнике нахожу яйца, молоко, сыр, грибы. Отличный омлет выйдет. За пятнадцать минут делаю его, варю нам со Словецким кофе, попутно осматривая его квартиру. До этого как-то было не до того.
Её можно было описать двумя словами "холостяцкая берлога". Дорого обставлена всевозможной техникой, но холодная и неуютная. Всё выполнено в спокойных и выдержанных тонах. Беру кофе и плетусь на балкон с панорамными окнами, где встречаю рассвет. Вид был очень красивый. Небо нежно-розового цвета с высоты десятого этажа, окна у Марка выходили на улицу, где вдали виднелся мост, что вызывало у моего внутреннего, да и внешнего ребёнка восторг. Заглядевшись на вид, не замечаю, как меня посещает мысль о том, на сколько мы вместе. Я просто плыла по течению, не думая о каких-либо последствиях. Для себя я решила, что буду с Марком столько, сколько он захочет.
— О чём задумалась? — со спины меня притягивает горяченный Словецкий.
— Ты в кипятке варился? — удивлённо смотрю на него, запрокинув голову. — О том, как красиво.
— Мне тоже красиво, — улыбается. — Идём завтракать.
Он не спрашивает. Просто берёт меня и тащит.
— Ты всегда так рано встаёшь?
— Практически. Мне хватает пары часов, чтобы выспаться.
— Тебя природа вообще не обделила, — улыбается Словецкий, с аппетитом уплетая омлет. — М-м-м, как вкусно. Хорошо, что не заказали.
— Это просто омлет, прекрати льстить.
— Расскажи мне, моя хорошая, а как так случилось, что тебя никто ещё замуж не украл? У тебя вообще были отношения?
— Вообще были, — пожимаю плечами, отпивая кофе.
— А почему тогда ты, — пытается руками объяснить Марк девственность.
— Боже, Словецкий, — делаю фейспалм, пряча лицо. — Ну вот сложилось так. Родители погибли, бабушка взяла опеку, я старалась и училась, надеясь, что когда-то смогу вернуть ей её заботу и она ни в чем не будет нуждаться. Потом она умерла, мне вообще стало не до отношений.
— Прости. Просто я… Я не понимаю, как можно показывать такую страсть и эротику, будучи девственницей. Ты выглядела очень… опытной.
— Ну люди же как-то играют смерть, к примеру, не умирая, — говорю очевидные вещи. — Тем более в моём мире я испытываю страсть к жизни вообще. Думаю, в этом мой успех.
— Ты…
— Странная.
— Необычная. Очень. Это манит.
— А у тебя как с отношениями? То что опыта достаточно, я не сомневаюсь.
— Ничего интересного, — отрезает Марк, а я не допытываю. — Ты же могла почитать в новостях.
— Я этого не делала, — честно отвечаю. — Там любят приукрасить. Сам расскажешь, если захочешь.
Марк смотрит на меня, словно я какой-то артефакт.
— Вызовешь мне такси? У меня телефон сел.
— Куда ты собралась? — хмурится мужчина.
— Домой. У меня уроков много.
— Сам отвезу, — подходит Марк, притягивая за талию.
— Давай чуть-чуть попозже.
— Ладно, только чуть-чуть, — соглашаюсь я.
— Давай кино посмотрим?
— Давай, сейчас только посуду помою.
— У меня есть посудомойка, — как дуре объясняет Марк.
— Которую не обязательно загружать из-за двух тарелок и чашек.
— Очень необычная, — бубня под нос себе, уходит в гостиную.
Я быстро мою посуду и иду на его поиски.
— Дома у меня есть кинотеатр. Там такая классная комната, тебе понравится, — эмоционально рассказывает мне Словецкий, а я любуюсь им. Я понимала, почему меня так притянуло к нему. Он был моей полной противоположностью. Серьёзный, задумчивый, глубокий и спокойный, когда сам этого хочет.
— Ты уверен, что я окажусь у тебя дома?
— Ну да, — как само собой разумеющееся говорит Марк. — Ты опять что-то надумала?
— Нет, — улыбаюсь легко и пожимаю плечами. — Совсем нет. Просто я ещё не привыкла, что у тебя всё так быстро.
— Прости. Я, правда, тороплю события. Пусть тебя это не пугает. Просто у меня давно такого не было.
— Ты знаешь, в моей жизни слишком часто уходят люди, — я смотрю в одну точку, а перед глазами проносятся воспоминания, связанные с моей семьёй. Сердце щемит в груди, а в глазах собираются слёзы. — Поэтому я тоже считаю, что нет смысла терять время и набивать себе цену.
— Ну что это сегодня за грустный настрой, — Марк притягивает меня к себе, и в его объятьях как-то легче мысленно латать зияющую дыру.
— Прости.
— Не извиняйся. Просто привык видеть тебя улыбчивой и весёлой.
— Все привыкли, — сквозь слёзы всё же, как всегда, улыбаюсь.
Уверена, многие думают, что я поверхностная дурочка, вот пусть так и думают. Не знаю, как считает Марк, но ему, вроде, нравится. Вот и сейчас он включает какой-то ужастик, и мы заваливаемся на диван, причём я практически полностью лежу на Словецком, крепко держащим меня за талию. Марк так спокойно и мерно дышит, что, подняв глаза, я понимаю, что он уснул. Конечно, его режим гораздо сложнее моего. Перелёты и бизнес-встречи, где помимо присутствия, ещё и марку держать надо. Я тихо досматриваю фильм, пока Словецкий дрыхнет. Но как только я собираюсь выползти из его медвежьих объятий, тиски только усиливаются.
— Ты куда-то собралась? — хриплый ото сна голос Словецкого ещё сексуальнее.
— Да, домой, — тихо и с улыбкой говорю, заглядываясь на лицо Марка.
— Я не хочу тебя отпускать, — он резко совершает рокировку, нависает надо мной и утыкается носом в ухо, щекоча дыханием. Затем он спускается к шее, а я таю. Мой мозг моментально превращается в сладкую сахарную жижу.
— Ма-а-арк. Отвези меня домой, — всё же говорю что-то вразумительное. — Или в следующий раз я не поеду к тебе.
— Это шантаж? — удивлённо поднимает глаза на моё лицо. — Не беда, я сам к тебе приеду, малышка.
— А как ещё с тобой? — смеюсь я. — Мне, правда, надо учить уроки.
— Нашёл на свою голову ответственного трудоголика, — тяжело вздыхает мужчина. — Собирайся.
Кажется, ему не очень это понравилось, но что поделаешь?
В сборах мы молчим. Марк надевает спортивные штаны с футболкой и худи, что выбивается из привычного официального образа.
Всю дорогу до дома мы снова молчим. Когда Марк останавливается у моего подъезда, я всё же спрашиваю:
— Злишься на что-то?
— Да.
Но так как ответа дальше не следует, я решаю пойти домой. Молча поворачиваюсь к двери, но Словецкий резко притягивает меня к себе. Просто прижимает и молчит.
— Так и будешь молчать?
— Не хочу тебя отпускать, — глухо произносит он, сдаваясь.
— Мы не на вечность расстаёмся. У нас у обоих есть жизнь, которую мы не собираемся менять, правда? Для меня очень важна учёба и работа.
— Я знаю. Просто меня давно так ни к кому не тянуло.
— Меня тоже, Марк, — улыбаюсь я и целую его сама. — Но мы же не два идиота, чтобы обо всём забыть.
— А так хочется, — смеётся и оттаивает мой мужчина.
Мой мужчина. Это было так непривычно и необычно. Марк, несмотря на какие-то закидоны, был именно мужчиной с истинно мужскими жестами. С ним я по-настоящему чувствовала себя девочкой. Я уже сейчас понимала, что могу спрятаться за его спиной, и он никому не даст меня в обиду.
Мы ещё какое-то время обнимаемся в машине, и Марк подмечает как хорошо, что я такая пластичная и долго могу сидеть в неудобной позе.
Дома вижу в отражении красные щёки и припухшие губы, блеск в глазах. И мне это нравится. Но реальность приземляется на голову по всем законам гравитации, и я беру себя в руки, приступая к учёбе.
Неделя стремительно летит за неделей, и вот уже проходит месяц. Мы с Марком проводим всё свободное время вместе. Он забирает меня с учёбы и работы, ночуем то у него, то у меня. Даже вещи друг друга уже оставили на всякий случай. Единственное, что меня немного беспокоило — это его собственнические замашки. Марку с трудом удавалось их сдерживать. Чем ближе мы становились, тем больше их появлялось.
И первый крупный скандал случился, когда мой телефон, как обычно, был разряжен, и я не предупредила его о том, что еду в детский дом давать мастер-класс. На самом деле я очень давно пыталась договориться с детским домом о бесплатных занятиях для них, которые я буду проводить. И Людмила Павловна мне в этом помогла, организовав с помощью своих связей специальный фонд культурного развития на базе нашего университета. Для студентов это было источником опыта, каких-то поблажек от преподавателей. Лично для меня это было личным желанием. Когда умерли родители, я попала в детский дом на две недели, пока бабушка оформляла опеку. И мне хватило этого времени, чтобы осознать насколько несчастные здесь детки. Они озлоблены и брошены на произвол судьбы, а воспитателям зачастую нет до них дела.