— Заткнись! — снова выкрикнул Пенек, продолжая яростно давить на кнопку, и тыча пультом девушке в лицо.

Разряд в горло оказался очень сильным. Все тело трясло, и мысли тут же растворились. Стало тяжело дышать.

— Ты будешь моей! — пробивались через дикую боль его крики. — Сейчас, через месяц, или через год! Я буду держать тебя тут столько, сколько потребуется, тупая тварь!

Запахло чем-то паленым. Катя начала терять сознание. В последнее мгновение Стас убрал палец с кнопки, и девушка свалилась лицом в бетонный пол, не в силах пошевелиться.

— Лежи отдыхай. Думай. Я приду через две недели, — он вышел из комнаты вместе с охраной и захлопнул дверь.

Упрямая, кряхтя, доползла до матраса. Мышцы продолжали сокращаться. Минут через пять дверь открылась, и внутрь залетело ржавое стальное ведро.

— Как пользоваться разберешься! — раздался голос Шторма через охранника через щель.

После этих событий заточение превратилось в день сурка в аду. Раз в сутки дверь открывалась, и через зазор внутрь заталкивали поднос, на котором была только вареная гречка с дольками мяса птицекрыс, кусок черствого хлеба со вкусом земли и вода. Через пару часов внутрь входил болванчик, забирал пустой поднос, и в этот момент, чтобы девушка ничего не могла сделать, на цепь подавалось электричество. Катя даже начала толкать поднос к самой двери, чтобы время забора посуды было как можно короче.

Несмотря на то, что в этом подвале (если, конечно, это был именно подвал) не имелось ничего, кроме голого бетона, внутри было довольно жарко и душно. По всей видимости, лето решило наступить на полную катушку, с максимально высокой температурой. Поэтому из-за вечной жары начиналась головная боль и тошнота. Когда приносили еду, Катя просто не могла ее есть, потому что пища очень быстро просилась обратно. Но болванчикам, контролируемым Стасом, было пофигу, поэтому ровно через два часа они забирали поднос со всем, что там осталось, разумеется, не забыв включить электричество.

Катя постоянно думала о вариантах побега, но ей не приходило в голову ничего, особенно учитывая, что эта голова постоянно болела. Очень часто она и вовсе теряла сознание от ударов током и, когда приходила в себя, несколько часов вообще не могла вспомнить, что происходит. Да и вариантов, собственно, никаких. У камеры заключения не было ни окон, ни вентиляции, цепь и замок настолько толстые и прочные, что как-то вырвать их или снять невозможно. Да и даже если бы она смогла вырваться из камеры, за ее пределами в таком состоянии из самого центра Цитадели она бы просто не смогла далеко уйти.

Как девушка ни старалась держаться, постепенно она приходила к пониманию, что вариант только один: соглашаться.

Следующий визит Пенькова произошел неожиданно. Катя в очередной раз вырубилась, когда ее окатили ледяной водой. На фоне уже привычной жары это был настолько резкий контраст, что она даже завизжала.

— Ну что, моя телочка уже готова? — вместо приветствия сказал он.

— Твоя телочка — это… — говорить было тяжело. — Твоя телочка — это твоя мамаша.

Стас, не подавая эмоций, нажал на кнопку пульта. Из-за мокрого тела и пола вокруг разряд оказался намного ощутимее.

— Как тебе? — спросил он, отпустив кнопку. — Прикольно? Считай, это будет новый уровень ощущений. А то ты, я смотрю, уже привыкать начинаешь.

— Зачем ты это делаешь? — Катя пыталась отдышаться. — Просто убей меня…

— Я тебе рассказывал, зачем я это делаю. У тебя до сих пор есть выбор.

— Ты можешь сделать себе целый гарем… Да ты его уже сделал. Зачем тебе именно я? Зачем?

Пенек рассмеялся и присел на корточки поближе к ней:

— Это вопрос принципа. Понимаешь ли, я всегда добиваюсь того, чего хочу. Всегда! — смех стал истеричнее. — Руководитель «Аметьево» сказал мне, что я никогда не вылезу с фермы. А потом он случайно упал на пути под грузовой состав. Споткнулся, бывает. Затем прихвостни твоего отца говорили мне, что мне заказан путь в Федерацию, и где они сейчас? Где Федерация?

Катя промолчала.

— Так что, хочешь ты или нет, но я буду держать тебя тут столько, сколько потребуется.

— Ты меня не сломаешь… — ответила она, хотя уже не была так уверена в своих словах.

— Это твой окончательный ответ?

Катя плюнула ему в лицо. Он невозмутимо вытер слюну, встал и отошел в сторону со словами:

— Хорошо. Наслаждайся, — в этот момент ее снова окатили ледяной водой.

Стас направился к двери, уже у самого выхода обернулся и добавил:

— Кстати, знаешь почему ты убила своего отца? Потому что я заставил тебя сделать это. Мне было особо приятно видеть, как он умирает от рук собственной дочери. И именно я заставил тебя пойти с нами. Ты была просто моим… испытательным полигоном. Поживи с этим еще недельку, потом поговорим.

Он вышел, и не успела Катя осознать сказанное, как ее вновь ударило током. Правда, в этот раз разряд был довольно коротким. Как только тело перестало трясти, Упрямая тут же расплакалась. Сначала легко, но потом ее пробило на рыдания.

Все это время она винила себя за содеянное. Искала этому оправдания. Думала, как бы она могла все поменять. Пыталась понять, почему она вообще была так настроена в тот момент. Даже смогла найти причины, сославшись на состояние аффекта и общий боевой дух. Но все это оказывалось недостаточно крепким объяснением, чтобы успокоить свою душу. А во всем был виноват исключительно этот ублюдок!

А ведь если бы не он… она бы правда уехала с Павлом. И, возможно, сейчас бы они были счастливы, у нее была бы другая жизнь. Может быть, у них бы вовсе была своя семья.

Интересно, помнит ли Смолов ее до сих пор? Скорее всего, нет, это же логично. Разве будешь помнить и вообще желать помнить девушку, которую знал всего неделю два года назад, и которая к тому же в грубой форме бросила тебя? Скорее всего, Павел сейчас живет в Свияжске с какой-то местной дояркой Дилярой или какие там у них еще могут быть имена? Гульнара?

Может, ему так и лучше? Ведь он весь такой правильный и простой, не знавший никогда никакой роскоши и светского общества, в отличие от нее, девицы «благородных кровей». Все эти ее безумства, тараканы в голове и многократно переломанная психика ему точно ни к чему. Ему нужна нормальная женщина.

А Катя… Сидеть в этом подвале забитой, голой и измученной — вот ее предназначение. Надо было с самого начала слушать, что ей говорят. Она не слушала своего отца, когда тот пытался сделать из нее наследницу, сопротивлялась, за что и получила наказание в виде «гимназии». Она не слушала Павла, который хотел забрать ее с собой, и получила наказание в виде принуждения к убийству своего отца. Потом она не слушала Элю. И теперь она тут.

— Просто нужно быть менее… Упрямой, — выдавила из себя она.

Возможно, нужно просто делать, что ей говорят? Может, Стас прав?

Нет! Ни за что! Никогда! Она никогда не станет покорной наложницей.

С этой мыслью Катя снова заплакала и отрубилась, и очередной день подошел к концу.

Следующая неделя оказалась сложнее предыдущей. Ее продолжали обливать ледяной водой, отчего разряды тока становились невыносимы. Кроме того, из-за обилия воды, матрас все время был влажный, как и воздух в помещении. Даже просто дышать было тяжело.

Примерно на третий день у нее начались галлюцинации. Она открыла глаза и увидела своего отца, сидящего рядом.

— Не такой я тебя растил, — сказал Марат. — Посмотри на себя. Ты этого хотела?

Она медленно подняла голову и посмотрела на него. Отец был вполне реальный, и, если бы не дырка во лбу, Катя бы подумала, что он настоящий и пришел за ней.

— Я просто хотела, — сквозь слезы ответила она, — чтобы все жили в мире. Я хотела, чтобы всем было хорошо.

— Ох, доча, — он выдохнул, подошел к правой стене, прислонился к ней и скрестил руки. — Не бывает такого. Всегда будет социальное неравенство. Всегда будут те, кто сильнее, и те, кто слабее.

— Но можно же было хотя бы попытаться? Сделать всем одинаковые условия.