Телекинетическим импульсом передаю по столу три хай-тек девайса.
— Что это? — спросила Валентина.
— Это портативный компьютер, намертво прикрепляющийся к руке, — начал я объяснять. — Так я всегда буду знать, где вы находитесь, а ещё непрерывно получать ваши жизненные показатели — считайте, что это моя гиперопека. Что-то вроде нереализованного родительского инстинкта, выплеснувшегося в такой извращённой форме.
— Ты же и так обложил нас контрактом, — напомнила мне Елизавета.
Есть такое, да. Контракты у меня с ними ничуть не мягче, чем с Кариной, потому что я этим ребятам не доверяю ни на грамм. С моей стороны для них тоже много материальных благ, которые суть — маловажная для меня хуйня, а также обещание, что я не буду поднимать их после смерти. Но они обязаны отработать в живой ауксилии, со всем прилежанием, не менее двадцати лет, прежде чем станут свободны съебаться, куда захотят.
— Этого преступно мало, чтобы я чувствовал себя в полной безопасности, — усмехнулся я. — А теперь к плюсам. Эти штуки подключены к геонету, глобальной сети, доступной в каждом уголке нашей планеты. Они — составная часть командной сети, которую мы будем тестировать в живой ауксилии. Вы — первые подопытные мартышки.
У Захара всё уже протестировано, техническая сторона вопросов не вызывает, но есть вопросы к самому слабому звену любой системы — к пользователям. С радиосвязью освоилась как Праведная Армия, так и живая ауксилия, но тут решение предполагает задействование всех и каждого — каждый солдат и ауксиларий будет подключён к единой системе с точным позиционированием на поле боя.
Взломать такие штуки очень тяжело, шифрование разрабатывал искусственный интеллект, а при прекращении поступления жизненных показателей устройство самоуничтожается. Никаких громких и ярких взрывов в стиле Хищника — просто вся электроника перегружается и сгорает.
Вроде несложная для Захара вещь, а зато позволяет отказаться от классических средств связи и превратить боевые подразделения в единый организм, который видит и слышит то, что видит и слышит каждая боевая единица. А ещё каждый командир всегда точно знает всё о текущем состоянии подчинённых бойцов — информация о раненых и убитых приходит мгновенно. Это концептуально иной уровень коммуникации — такого не было ни в одной армии Земли.
— Наверное, надо считать это большой честью? — поинтересовалась Валентина.
— Да, наверное, — пожал я плечами. — Уже познакомились с бойцами?
— Многих из них мы уже знаем, — ответил Давыд. — Всё-таки, доля адекватных в Ордене была очень высока. Это почти готовые ауксиларии, правда, учились служить они по несколько иному уставу.
— У вас есть неопределённо много времени, чтобы переучить их, — сказал я на это. — Чтобы вы понимали — я устроил всё это не для удовлетворения собственного эго. Та армия, что у меня есть, недостаточна. Мне нужно в тысячи раз больше.
— Протекторат? — спросила Машко.
— М-хм, — ответил я и закурил. — Эти твари даже не начали ещё. Они кинули малоценных для них минотавров, а я совершил критическую ошибку — ударил по ним со всей силы. Надо было действовать более тонко — показать только самый кончик хуя… Но сделанного уже не отменить, фарш обратно не провернуть — приходится мириться с тем, что имеем.
Протекторат, судя по его действиям, воспринял новые сведения максимально серьёзно. Классическая магия пасует перед корректируемыми бомбами и современными танками, поэтому им срочно нужны какие-то контрмеры. И только Смерть знает, какие…
А что, если?..
«НЕТ» — раздалось у меня в башке.
— Ах, блядь! — чуть не рухнул я с кресла.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Валентина.
— Да так, — выровнялся я на кресле. — Получил недвусмысленный сигнал от работодателя.
— Что это значит? — спросила Елизавета.
— Не хочу об этом говорить, — покачал я головой. — Итак. Мы можем опираться только на наши собственные силы.
Это может стать чем-то вроде стержневой идеи в идеологии «личхе». Товарищ Чхоль Ун Ду, также известный как «Чхоль Сурен», то есть «Железный Вождь», твёрдой рукой поведёт гордый народ Праведной Народно-Демократической Республики в смертельную битву против всего мира, то есть целой конгломерации миров!
— Из того, что я знаю, а знаю я не очень много, ведь ты держал меня всё это время в клетке, — начала Елизавета, — Протекторат заинтересовался этим миром и даже закинул пробный шар в виде армии минотавров. Ты раздолбал их в щепы, быстро и решительно, что заставило их взять стратегическую паузу — я правильно всё поняла?
— Ага, — кивнул я и с наслаждением затянулся.
Всё-таки, в статусе архилича есть существенные плюсы — чувства острее, еда вкуснее, а последствий злоупотреблений нет и не будет. Смертные, ставшие рабами своих желаний, довольно быстро огребают весь «сопутствующий ущерб», а мне ничего не грозит, ведь я уже давно и надёжно мёртв…
— Это значит, что ты ждёшь удара в любой момент, с любого направления, — пришла Машко к закономерному выводу. — Перекрыть доступ к миру тебе не под силу, ведь никто не знает даже приблизительных способов провернуть такое — на это способен только Трибунал, природа которого никому не известна. Это означает, что тебе остаётся только встречать врагов уже после их появления в этом мире. Но они могут высадиться в любом месте.
— Теперь вы понимаете, — произнёс я. — Мне нужно защитить то, что я построил. Любой ценой.
— Тогда начинай жестить, ведь ты не успеваешь, — произнесла Валентина.
— Да я, как бы, уже, — вздохнул я. — Пока мы тут сидим, отряд «Активижн» берёт вестготский Урхель, не принявший мой ультиматум.
— А что ты потребовал у них? — поинтересовалась Горенко.
— Да ерунду всякую, — махнул я рукой. — Сказал им, что если они не начнут реформы, касающиеся запрета рабства, увеселительных гладиаторских игр, упразднения феодальной системы, введения свободы совести и учреждения демократического режима власти, я приду и уничтожу их армию. Они просили передать мне, что это не останется без последствий. Сейчас танки сносят стены, а штурмовые группы уничтожают гарнизон.
— Больше мертвецов для армии мертвецов? — усмехнулся Давыд.
— Знаете, а вы ведь прямо-таки неплохо интегрировались в этот мир… — произнёс я задумчиво. — От других землян, которых я уже встречал, я ожидал бы услышать что-нибудь о слезинке ребёнка и всём в таком духе.
— Мы вынуждены были делать вещи и похуже тех, что делаешь ты, — пожала плечами Елизавета. — Этот мир меняет всех. Его правила жестоки, но, по-своему, справедливы.
— Вы просто не знаете, что я уже сделал и ещё сделаю, — усмехнулся я недобро. — Но это всё ерунда. Не ерунда то, что скоро станет с королевством вестготов. По образу и подобию Севильи, все эти города будут принудительно превращены в рынок для моих ручных аллигаторов, среди которых, кстати, ваш давний знакомый — Сергей Стрельников. Будут построены аэродромы, с которых начнут взлетать транспортные самолёты, которые повезут десятки тысяч мигрантов в Фивы и Душанбе. Я радикально повышу мобильность населения, чтобы сбалансировать населённость уже освоенных нами земель.
— Звучит круто, — улыбнулась Елизавета.
— Это выиграет для моих бизнесменов ещё немного времени — рыночки маленькие, но мы будем стараться расширить их, — продолжил я. — Модернизация быта неизбежно приведёт к модернизации мышления, а это создаст ещё больше ухватистых бизнесменов, а также азартных потребителей наших товаров. Ну и желающих вступить в ряды живой ауксилии.
— Но это не даст тебе миллионные армии, — отметила Валентина.
— Вот именно, — вздохнул я с сожалением. — Нужны какие-то более решительные действия. Возможно, надо задать дисконты на торговлю продукцией с менее развитыми соседями и бустить их экономики насильственными методами…
В обеденный зал начали входить офицеры живой ауксилии.
— Рад видеть вас, господа! — встал я. — Проходите, рассаживайтесь!
Праведная Армия — это хорошо, но она недостаточно пластична. Вот эти вот суровые на вид ребята, носящие красивую офицерскую форму живой ауксилии — будущее наших вооружённых сил.
