Даже в странах первого мира, в СШАх и Европах, время от времени, появлялись радикальные фанатики, причём не исламисты, как сразу приходит на ум, а христианские террористы, хотя, казалось бы.

В этом мире почва для радикализма максимально благодатна, ведь ещё вчера слову пастора было принято верить без оглядки. А для некоторых это верно до сих пор. Ну и тотального образования нет как явления, рациональное мышление применяется ограниченно, а здравый смысл в остром дефиците.

Ярким примером тому является крестовый поход — в общем, и орденцы — в частности. Они массово кидались с шестовыми минами на моих солдат, а также пробивали себе черепа, лишь бы не попасть в плен — это для наглядности. А организаторы всего этого торжества легко сдались и сидят у меня в клетках — ироничненько…

Один, конечно, не сидит, а идёт к франкам, но он тоже покорно сдался.

— Я же смогу нести слово божье в массы? — уточнил пастор Афанасий, не до конца догнавший суть телеги, мною толкаемой.

— Разумеется! — заверил я его. — Но это слово будет отцензуровано.

— То есть, я не смогу говорить, что считаю должным? — спросил пастор.

— Сможешь! — ответил я. — Но определять «должное» буду я, через Владимира Лужко. Например, ты не должен будешь призывать людей собираться в организованные группировки на религиозной почве. Не должен будешь подстрекать людей к религиозной нетерпимости и ненависти. Не должен будешь хулить власти и осуждать то, что происходит в стране. Напротив, ты должен будешь подкреплять дух зрителей, оправдывать мои действия и так далее.

— Я понял тебя, — вздохнул Афанасий. — Никакой свободы, да?

— Если под «свободой» ты понимаешь хулу законно избранного праведного президента, то никакой, — сказал я на это. — Будь полезным инструментом и всё у тебя будет хорошо. Обещанное величие к тебе придёт, просто стань, фигурально выражаясь, самым верным пальцем на моей правой руке. Поддерживай меня, а я буду поддерживать тебя. Будем строить храмы за счёт бюджета, продвигать христианское поведение и так далее, и тому подобное. Всё будет, Афоня, надо просто не раскачивать лодку…

В конце концов, надо же как-то подрывать доверие к религиозным организациям. На Земле это получалось у властей как-то само собой, а мне придётся прилагать недюжинные усилия.

Поначалу скатываться в трэш не стоит, всё должно выглядеть безобидно и даже мило, а вот потом, когда будет слишком дохрена церквей, слишком много шикующих священнослужителей, дающих деньги в рост — вот тогда-то и повеселимся. Можно сказать, что это интеллектуальная вакцинация.

— А теперь, будь добр, святой отец, — сказал я. — Иди к Лужко и делай мозг ему — у меня слишком много дел.

Священник, не очень довольный итогами беседы, ушёл, а я вернулся к тексту указа.

Протекторат затих, поэтому мною было решено начинать развитие сельского хозяйства. Только не классического, а неоклассического.

Силами платформ Захара в городах возводятся аграрные небоскрёбы.

В перспективу контроля пахотной земли, когда Протекторат решит нагрянуть снова, я не верю, поэтому надо позаботиться о продовольственной безопасности.

Стальные небоскрёбы, изготовленные из местной роскоши — двадцатисантиметровой толщины стальных плит, запечатанных в сандвич из двух железобетонных плит, станут источником нашего овощного благополучия.

Освещение ультрафиолетовое, искусственное, источник питания отдельный — микроядерный реактор, установленный глубоко под землёй, субстрат особый, производимый на отдельном заводе, обслуживание автоматическое.

Мы всё посчитали.

Один небоскрёб, имеющий высоту в сто этажей, то есть 350 метров, содержит в себе 600 000 квадратных метров полезной площади, которую будут полностью занимать гидропонные фермы.

По расчётам Захара, если соблюдать технологию, то один квадратный метр гидропоники будет давать нам от 25 до 40 килограмм пищи в год, а взрослому человеку надо, на его плохую жизнь, условно говоря, килограмм в день.

Население Фив составляет, по самым свежим данным, шестьдесят три тысячи четыреста двадцать восемь человек, там не все взрослые, но Захар не стал вдаваться в подробные расчёты суточной потребности каждого индивида. Суточная потребность — это динамический показатель, как его ни крути, поэтому Захар просто решил считать, что все они будут получать по килограмму овощей и фруктов в сутки, невзирая на пол, возраст и род деятельности.

Если полностью перевести небоскрёб на выращивание салата, квадратный метр которого даёт нам 40 килограмм питательной биомассы в год, то за год небоскрёб будет выдавать двадцать четыре миллиона килограмм салата. И тогда я смогу подключить к каждой квартире метановый бак, чтобы жители собирали свой пердёж, потому что пердежа будет охуеть как много… Дичь, короче.

Захар считал в среднем, то есть полагался на выращивание оптимальной комбинации гидропонных культур, поэтому у него получилось двадцать пять килограмм. Получается пятнадцать миллионов килограмм питательной биомассы, чего не хватает на полное закрытие продовольственного вопроса города. Но я и не ставил такой цели. Это лишь вспомогательное средство.

Основа сейчас, конечно же, импорт. Закупаем зерно у независимых городов — платим им качественной сталью. Один феодал из Штрасбурга, что находится за землями франков, в королевстве алеманнов, продал нам двенадцать тысяч тонн зерна за полный комплект латных доспехов и считал при этом, что наебал систему. Он буквально раздел своих крестьян и обрёк многих из них на голодную смерть или бегство, но зато получил, что хотел — он большой молодец.

Зерно было качеством очень близко к «так себе», но нам выбирать не приходится.

Мясо, птица, зерно — всё это мы завозим, а вот овощи и фрукты скоро завозить перестанем, за ненадобностью. Стройка идёт роботизированными темпами, непрерывно, поэтому почти полторы недели спустя у нас будет своё производство овощей и фруктов, в каждом подконтрольном городе. Будущее, блядь, наступило!

С мясом и сокращением импорта надо было что-то решать, и Захар уже выработал решение. Он рассматривает создание ещё одного небоскрёба вокруг растительного небоскрёба, чтобы этот комбинат работал по совместному циклу. Идея в том, что отходы от производства растений отправлялись в корм животным, а отходы от жизнедеятельности и финальной переработки животных отправлялись в компост — его на экспорт.

Ещё наш робот-благодетель обещал заняться вопросом передовых биологических добавок и удобрений, а также генетической модификации растений и животных, что должно, в перспективе, выжать максимум с каждого занятого сельским хозяйством квадратного метра. Но это время и процессорные часы…

Вот не понимаю, чего Захар возится с нами. Ему бы просто забить на нас, типа, ебитесь сами, а я полетел покорять ваш космос, но нет, охотно помогает мне и щедро делится технологиями. Да, для него это хуйня, но человек бы давно уже забил. Слава Смерти, что он не человек…

И такие гигантские небоскрёбы будут выситься над городами, мы облепим их здоровенными экранами и рекламными баннерами с надписями «Здесь могла бы быть ваша реклама», на перспективу, а также проведём подземные коммуникации на централизованную систему подземных складов и холодильников. Никто не будет видеть, как именно производится и распределяется пища, поэтому никто ещё очень долго не будет париться насчёт этичности. И никаких тебе зелёных долбоёбов и защитников животных — идиллия.

Небоскрёбы будут в центрах, а в пентхаусе будут находиться десятиэтажные надстройки — городские администрации. Скоростные лифты, потрясающие виды, уважение и почёт, а также прорва бумажной работы. Города будущего, блядина их мать!

— Аллё, — набрал я номер приёмной. — Кто следующий на приём?

— У тебя на сегодня нет приёмов, повелитель, — ответила Катрин. — Восемь тринадцать вечера.

— Эх, совсем ход времени потерял… — посетовал я. — Всё равно, никого больше не пускать — я погружаюсь в раздумья.