На следующий день все разошлись по своим делам, оставив Пушкарева отсыпаться на диване в гостиной. К обеду позвонил Владимир, сказал, что купил билет на поезд для гостя, отправление в двадцать два сорок.

В обед позвонила Катя, первой вернувшаяся домой из школы:

– Мама, а отца дома нет. Ушел куда-то. И записки никакой не оставил.

Инна заволновалась, ведь Денис совершенно не ориентировался в незнакомом городе. К вечеру беспокойство переросло в панику. Время отправления поезда неумолимо приближалось, а Пушкарева по-прежнему не было. Инна с Володей объехали все окрестные бары и рюмочные, все отделения милиции, обзвонили больницы – безрезультатно. В разгар поисков позвонила Даша:

– Мам, отбой. Явился. Пьяный.

До отправления поезда оставалось меньше двух часов. Пока Владимир приводил в чувство гостя, Инна наскоро собрала в дорогу сумку с продуктами. Как-никак трое суток в поезде.

Когда семья примчалась на вокзал, поезд уже стоял у перрона. Но тут возникла новая проблема – проводница наотрез отказалась пускать в вагон пьяного пассажира. Бесстрастный голос диспетчера объявил отправление поезда. Денежная купюра решила исход дела. Владимир втащил незадачливого гостя в вагон. Спрыгивать на перрон ему пришлось уже на ходу.

– Слава тебе, Господи! Отправили… – перекрестилась Инна.

– Вот это да! Вовек не забуду твоего бывшего, – похохатывал муж. – И, кстати, от моей зарплаты ничего не осталось. Придется месяц сидеть на твоей шее.

"Тоже мне, новость. К этому нам не привыкать", – подумала Инна, но вслух сказала другое:

– Спасибо тебе, дорогой! Что бы я без тебя делала?!

Перед сном Инна заглянула к девочкам, пожелать им спокойной ночи.

– Маам, мы хотим тебе сказать… – Даша замялась, подыскивая нужные слова, – мы раньше обижались на тебя, что у нас нет рядом родного папы, а теперь поняли, что ты молодец. У тебя хватило смелости уехать и увезти нас. Какая бы жизнь была с таким отцом?! Спасибо тебе.

– Да, – поддакнула Катя, – и даже за дядю Володю больше не обижаемся.

Маринка нежилась в шезлонге, подставив лицо ласковому сентябрьскому солнцу, а перед ней расстилалось целое море крыш. Там, внизу, в ущельях улиц сновали машины, спешили прохожие, кипела жизнь большого города, а здесь, в вышине, были только она и птицы. Слева сиял купол собора, справа зеленым островом раскинулся парк. Девушка всего две недели назад приехала в Петербург, ей только предстояло узнать, что это за собор, как называется парк, куда ведет эта улица. Город манил, как непрочитанная, но давно желанная книга, сколько в ней интересных страниц – листай и листай.

Марина Субботина родилась и выросла в тихом провинциальном городке. Девочка старательно училась, да и как иначе, если мама завуч школы? Беззаботное детство закончилось, когда Маринка училась в седьмом классе. Онкологию у мамы обнаружили слишком поздно, сгорела она быстро, семья не успела опомниться, как осталась без своего основного стержня. А через год отец женился второй раз.

Новую папину жену звали Ларисой. Она была молода, хороша собой, разумна. И, в общем, никаких претензий у Маринки к ней не было, кроме того, что мачеха заняла рядом с отцом место, предназначенное маме и ей, дочери. Тут бы самое время развернуться всем прелестям подросткового возраста, но нет, Марина по-прежнему хорошо училась, исправно ходила в школу и не причиняла никому особых хлопот. Бунт имеет смысл, если есть кому на него реагировать, а если все вокруг заняты собой, если всем фиолетово, что там происходит в твоей жизни, то и смысла в бунте нет никакого. Вскоре в семье родился мальчик, и вновь в квартире обитала счастливая семья Субботиных: папа, мама и сынок. Маринка стала чем-то вроде рудимента бывшей семьи. Лишний элемент – так она видела ситуацию. Ее не обижали, о ней заботились, все необходимое покупали – вроде бы и жаловаться не на что, но холодно и тоскливо стало ей дома. Лариса честно пыталась подружиться с падчерицей, однако быстро поняла, что это бесполезно, свернула деятельность в этом направлении и заняла позицию нейтралитета.

Марина решила, что может рассчитывать только на себя. У нее появилась цель – уехать учиться в Петербург. Почему именно туда? Ведь она никогда не бывала в этом городе, видела его только на экране телевизора и знала по рассказам мамы, окончившей Петербургский педагогический. Они планировали съездить в гости к маминой институтской подруге, да так и не успели. Петербург стал для Маринки Городом Мечты. Она прекрасно сдала ЕГЭ, получила отличный аттестат и объявила о своем решении отцу. Тот удивился:

– Зачем ехать за тридевять земель, когда рядом с домом есть учебное заведение – медико-фармацевтический колледж, тебя с твоим аттестатом туда примут безоговорочно. Фармацевт – отличная специальность для женщины. В тепле, чистоте, в женском коллективе, спокойно день отработала – и домой, к семье.

– Хочу получить высшее образование, учиться в Петербурге, – стояла на своем дочь.

Лариса падчерицу поддержала:

– Пусть едет, пробует свои силы. Чем выше целится, тем выше взлетит. Она разумная девочка, у нее получится.

Сошлись на компромиссном решении: отец отпускает дочь в Петербург и финансирует учебу, насколько позволяют доходы семьи, а она подает документы в Санкт-Петербургский химико-фармацевтический университет. В принципе Маринке было не так важно, в каком университете учиться, главное – уехать в Питер. В восемнадцать лет пятилетний срок обучения кажется огромным, целая жизнь в северной столице, а дальнейшее будущее теряется в туманной дали. Это еще когда-а-а будет!

Маринка приехала в незнакомый город одна. В паспорте лежала бумажка с двумя номерами телефонов. Первый телефон принадлежал старушке, у которой можно снять угол, его добыла для падчерицы Лариса. Второй телефон принадлежал маминой институтской подружке, его нашел отец. Оставив вещи в камере хранения, Маринка позвонила по первому номеру.

Ираида Соломоновна предложила встретиться в саду ТЮЗа, возле метро "Звенигородская". Старушка оказалась совсем не такой, какую ожидала увидеть Марина, да и старушкой-то ее нельзя было назвать – почтенная дама в летней шляпке на крашеных кудряшках. Маникюр, серьги, кольца, яркий платочек на дряблой шее – все с претензией на шик. И взгляд соответствующий, оценивающий, сверху вниз. Разговор происходил на лавочке. Девушка честно ответила на вопросы Ираиды Соломоновны и, видимо, прошла «кастинг», из сада они отправились в квартиру. Доро́гой хозяйка квартиры вещала:

– Мои условия такие: никаких гостей, городской телефон никому не даешь, кроме родителей, сама звонишь в крайнем случае, домой возвращаешься не позже девяти часов вечера. Я ложусь спать в десять, после этого никаких хождений по квартире. Если идешь в театр или куда-то еще, заранее позаботься, где будешь ночевать, и не забудь позвонить, предупредить, чтобы я не беспокоилась. Питаться будешь в студенческой столовой, в кафе – где хочешь, но никакого топтания на кухне. Максимум – можешь сварить яйцо, кофе. И никакой грязной посуды в раковине, замоченного белья в ванной. Платишь за проживание авансом, за месяц вперед.

Наконец пришли. Квартира оказалась такой необычной, что девушка забыла обо всех «условиях». Она располагалась в мансарде бывшего доходного дома, попасть в нее можно было из парадного соседнего, примыкающего к нему здания. Сразу за дверью квартиры оказалась еще одна лестница в пять ступенек. Дальше площадка с монстерой в кадке и круглым окном, выходящим во двор-колодец, затем поворот, еще несколько ступенек и, наконец, жилая часть квартиры.

По одну сторону коридора – санузел и узкая длинная кухня с полукруглым окном, тоже выходящим во двор. Кухня была похожа на коммунальную: два разномастных холодильника делили пространство на две части, у окна стол, покрытый клеенкой, две табуретки, а в углу круглый белый стол с легкими полукреслами и фотообои с изображением улицы, идущей к морю. Словно уголок южного кафе.