— Извините, я ни в коем разе не хотела вас обидеть!
— Не волнуйтесь, всё в порядке. Рассказывайте, что у вас за проблема? Вы от Олега Васильевича? — старик добродушно улыбнулся в седые усы.
— Нет. Вернее в некотором роде да, но Олег Васильевич здесь не причём, — Ирина замолчала, обдумывая с чего лучше начать свою историю.
— Ирина Владимировна, ну что же вы чай не пьёте? После такого мороза, лишняя чашка вам не помешает. Извините, что перебиваю вас, — он открыл коробку конфет и подвинул их ближе к Ирине.
— В семьдесят четвёртом году я была вашей пациенткой. Вернее не совсем вашей, меня вела Мария Ильинична. Попала я в отделение тридцать первого декабря, и провела там четверо суток. Именно этот период времени вы и отсутствовали, а на пятые сутки меня выписали. В этот день был общий обход, и вы осматривали меня. Возможно, эту короткую встречу сейчас и не вспомните. У меня не было никаких жалоб, и я попросилась домой. Вы тогда ещё сказали, что если со стороны ребёнка всё в порядке и педиатр не возражает, то можно и на выписку.
— Так, хорошо. А фамилия ваша? — спросил мужчина задумавшись.
— Якименко.
— Вы знаете, так сразу я и не вспомню. Вот если бы там что-то было серьёзное, патология какая-то, или я роды принимал. Нужна зацепка, понимаете. Столько лет прошло. А почему это именно сейчас вас интересует? — серьёзно спросил доктор.
— Когда я всё расскажу, вы вспомните этот случай и осудите меня. Да, я заслуживаю этого, и не ищу своему поступку оправдания. Единственное, о чём вас прошу — это о помощи! Выслушайте меня, я очень на вас рассчитываю! — Ирине тяжело было говорить, слёзы душили её, чтобы немного успокоиться она сделала глоток из чашки.
— Ирина Владимировна, не торопитесь, расскажите, что-то произошло тогда? Раз эта давняя история до сих пор не оставляет вас равнодушной. Я постараюсь вспомнить, насколько это возможно, и ответить на ваши вопросы, — Фёдор Петрович положил свою морщинистую руку на запястье гостьи и внимательно посмотрел в её заплаканные глаза.
От этого взгляда больно кольнуло в сердце, захотелось разрыдаться во весь голос, но Ирина сдержалась и продолжила:
— Я родила двух недоношенных девочек, близнецов. Один ребёнок был очень слаб, мне сказали, что надежды на его восстановление очень мало. У меня тогда была не простая ситуация с мужем, в общем я побоялась трудностей и оставила свою дочь в роддоме. Прошло двадцать лет, а я не могу себе этого простить! Помогите узнать правду, где моя девочка! Я хочу попросить у неё прощения! Вы же можете мне помочь! В какой детский дом вы её определили?
— Не понимаю, не понимаю, о каких близнецах вы говорите? — бубнил себе под нос доктор. Он встал со стула и мелкими шагами стал мерить кухню.
Ирина с замиранием сердца наблюдала за ним, поведение мужчины её немного удивляло и настораживало. Она ожидала упрёки и оскорбления со стороны доктора, но как ей показалось, он даже не обратил внимания на аморальный поступок с её стороны, его взволновало что-то другое. И теперь набирая обороты, старик пытался что-то вспомнить. Неожиданно Фёдор Петрович остановился и спросил:
— А вы точно в нашем роддоме рожали?
— Да, точно, — растерянно ответила Ирина.
— В вашей истории родов было что-то сказано о многоплодной беременности? Вы знали, что у вас будет двойня?
— Нет. Для меня это тоже было большим сюрпризом.
Внезапно мужчина хлопнул ладошкой по столу. Ирина вздрогнула от неожиданности.
— Так и думал! Я так и думал! — повторял он. — Меня не было четыре дня, и они воспользовались моим отсутствием! Надо же, как ловко, обвели вокруг пальца! — возмущённо кричал доктор.
— Не понимаю? О чём вы?
— Дело в том, что за годы моей работы в роддоме было только два случая отказа от младенцев! И то, один ребёнок был с хромосомным нарушением, проще говоря — болезнью Дауна. А второй с тёмным цветом кожи — и такое бывает! — пояснил он. — Но однояйцевых близнецов в тот период времени, в моей практике не было! И не было никаких отказников! Получается, меня обманули! Куда девался младенец? Я как чувствовал тогда, что-то здесь не так! Уж больно дежурная смена, мне отчитывались за новогоднее дежурство! Мы с женой в те дни летали к родителям в Казахстан, хотели в семейном кругу праздник встретить.
— Как не было? Я же писала отказ и расписывалась. Где тогда моя дочь?
— Вот и мне хотелось бы знать, почему столько лет спустя ко мне приходят роженицы и спрашивают несуществующих детей?
— Вы шутите? Я родила двух девочек, видела их! Вы что мне не верите?
— Я не знаю, кому верить. Как вчера помню это дежурство. На тот момент была в отделении только одна пациентка тяжёлая, я даже фамилию запомнил — Лебедева. У неё ребёнок действительно, под наблюдением был. Боялись, что не выкарабкается. Но в остальном, всё тихо, никаких происшествий.
— Вы хотите сказать, что моя девочка умерла? — Ирине не хватало воздуха, она чувствовала, как млеют ноги и руки. Ей казалось, что в этот момент она теряет что-то очень важное и дорогое в её жизни — надежду. Ведь только на это у неё и остались силы — вернуть надежду на прощение.
— По документам нет. Не было у нас тогда никакой смертности. Мне самому интересно, куда девался младенец? И почему от меня это скрыли?
— Как вы думаете, моя дочь жива? Где мне её искать? Акушерка Екатерина Андреевна, — вдруг вспомнила Ирина. — Она тогда давала подписывать мне все документы. Можно же у неё спросить. Как её найти?
— Не можем мы у неё ничего спросить, — Фёдор Петрович сел на стул и обхватил голову руками.
— Почему?
— Инсульт у неё. Уже несколько месяцев неподвижно лежит в постели, не разговаривает, только мычит. Вряд ли она может нам быть полезна. Думаю, так и останется их проделка в тайне. Не хочу вас обнадёживать, скажу что думаю: полагаясь на ваши слова — девочка была в плохом состоянии. Из этого я смею сделать вывод, что ребёнок наверно умер в первые сутки, а ваш отказ сыграл на руку дежурной смене.
— Не понимаю.
— Ну что здесь не понятного? По документам везде провели одного ребёнка, а второго нигде не зарегистрировали — нет малыша, нет смертности в отделении.
— Вы всё-таки думаете, ребёнок умер?
— Ну а где, по-вашему, он делся?
— Зачем они это сделали?
— Тогда я тоже задам вам встречный вопрос — а зачем вы от него отказались? Молчите? Вот и они в свою очередь побоялись нести ответственность за смертность в отделении. Действительно, всё тайное, рано или поздно становится явным.
— Я не верю вам! Вы всё это придумали, чтобы я отказалась от поисков! Вы хотите мне сделать больно! Я всё равно её буду искать! Столько лет жила надеждой увидеть свою девочку, а теперь всё в одночасье рухнуло. Верните мне мою дочь! Я умоляю вас, помогите мне! Вы же сами говорили, что не было смертности! Значит, она жива! Жива — я чувствую!
— Успокойтесь. Вот выпейте успокоительное, вам станет легче, — он протянул пластмассовую мензурку с валерьянкой.
— Мне не нужны ваши капли! Они мне не помогут! — рыдала Ирина.
— На улице поздно, я ни куда вас не отпущу. Останетесь ночевать у меня. Обдумаете за ночь всё, может, ещё что-то важное вспомните, а завтра мы ещё раз это обсудим и придумаем, что можно сделать в вашей ситуации.
Утро не принесло облегчения, ни чего не изменилось. Ирина надеялась, что доктор вспомнит что-то ещё, но новости были не утешительными. Фёдор Петрович только ещё раз подтвердил своё мнение. Надежды на то, что дочь жива не было.
На удивление, они очень спокойно поговорили, вспомнили все подробности того дежурства. Фёдор Петрович угостил её горячим завтраком. Ирина была благодарна ему, что он просто с ней беседует, не упрекая, не осуждая и не жалея. В данный момент это много значило для неё. Покидая дом доктора ей даже было немного жаль расставаться с этим мудрым человеком, зная, что уже ни когда и ни при каких обстоятельствах она с ним не встретится. Хоть новости были и не утешительные, впервые за эти годы она почувствовала облегчение, как будто груз упал с её плеч. Несмотря на это поиски прекращать она не собиралась. И поэтому первым делом решила навестить детский дом в пригороде.