При Сталине сфабриковали «дело врачей», организовали разнузданный шабаш, прикрываясь лозунгом борьбы с «безродными космополитами». И собирались всех евреев выселить в Сибирь. Только смерть Сталина помешала этому.

При Хрущеве начали действовать более хитро. Под видом борьбы с экономическими преступлениями, начались судебные процессы по делу групп расхитителей социалистической собственности. Но во главе каждой группы обязательно назывался еврей. Даже если он не имел никакого отношения к расхитителям или был простой «шестеркой» на побегушках.

Теперь вот, при Брежневе, особо не афишируя, под разными предлогами, просто ограничивают евреям доступ ко многим специальностям и должностям.

Как удивительно и нелогично получается. Среди вождей революции были такие евреи как Свердлов, Зиновьев, Каменев, Троцкий. Даже у Ленина была примесь еврейской крови. А идол и учитель коммунистов – Карл Маркс, их символ и знамя, по национальности еврей. Но эти антисемиты слепо ему поклоняются. Впрочем, миллионы антисемитов в мире поклоняются и другому еврею – Иисусу Христу.

Но к чёрту политиков и религию. Даже, несмотря на искусственные преграды, еврейские таланты умудрялись пробивать себе дорогу и прорастать, как цветы сквозь асфальт. Ученые Ландау, Иоффе, Харитон. Разве они мало сделали для отечественной науки? Про культуру и говорить нечего. Композиторы Рубинштейны Антон и Николай, писатели Бабель, Эренбург, поэты Маршак, Долматовский, Пастернак, художники Левитан, Марк Шагал, кинорежиссеры Эйзенштейн, Ромм.

Все они имели неосторожность родиться в еврейских семьях, но затем, став знаменитыми, превратились в известных русских ученых, писателей, композиторов. Как бы выглядела Советская наука и культура без их участия? Сколько полезного они дали стране. Разве их деятельность не приносила ей моральные, да и материальные дивиденды?

Чем же евреи провинились перед этой властью? Почему из-за антисемитизма они боятся внешних проявлений своего еврейства. Они не носят кипы, меняют свои имена. Этот страх заставляет многих из них дистанцироваться от всего, что может выдать в них евреев. Получается так – евреи принадлежат к племени людей, которых терпят не любя. А они готовы отдавать все силы на благо этой страны только за то, что она их терпит. Терпит, как мачеха терпит нелюбимых чужих детей. Но требует, чтобы они ее любили и перед ней преклонялись.

В детстве, когда Сергей еще не мог отличить правды от лжи, ему внушали, что он живет в лучшей стране мира. Теперь же, реалии жизни очень быстро помогли ему прозреть. Ну что же, подумал он. Если я им не нужен, то и они мне больше не нужны. Буду считать, что с этого момента, мой роман с комсомолом закончен.

Вернувшись домой, он достал свой комсомольский билет и стал аккуратно выдергивать из него страницы, одна за другой. Затем изорвав их в мелкие клочья, выбросил в мусор. Обложку билета ему порвать не удалось – она была сделана из какого-то прочного и гибкого пластика. Тогда он развел небольшой костерок в конце двора у забора, и бросил в него обложку, наблюдая как огонь превращает ее в черную бесформенную вонючую массу.

Придя на тренировку и, спускаясь по ступенькам стадиона на беговые дорожки, Сергей издали заметил Надю. Она лежала на траве возле футбольных ворот, и Дворкина массировала ей ногу. Сергей подошел к ним.

– Привет! Что случилось?

– Привет. – Морщась от боли, сказала Надя. – Мышцу свело. Эстер Львовна пытается сделать мне массаж.

– Какой массаж ты хочешь от старой, больной женщины? Здесь нужны руки посильней. – Дворкина повернулась к Сергею. – Вот ты как раз вовремя. Помоги девушке.

– Ну если девушка не возражает. – Пожал плечами Сергей.

– Девушка не возражает. – Ответила Надя. – Уж очень сильно нога болит.

– Эстер Львовна! – Окликнули Дворкину из сектора для прыжков. – У меня что-то с разбегом не клеится. Посмотрите.

– Иду! – Дворкина встала. – Мышцу больше не напрягай. – Дала она совет Наде. – Побегай босиком по травке пару кругов трусцой и сходи в спортивную поликлинику. Пусть посмотрят – может понадобиться несколько сеансов физиотерапии. – И она направилась к сектору для прыжков.

– Как это случилось? – Спросил Сергей, садясь рядом.

– Видно недостаточно разминалась. А потом резко ускорилась.

– Ну показывай, где болит.

– Вот здесь. Сзади. – Она показала место на бедре. – Там какое-то затвердение образовалось.

Сергей стал осторожно массировать ногу, пытаясь нащупать затвердение.

– Я же просила спортивный массаж, а не эротический. – Рассмеялась она, все еще продолжая морщиться от боли.

В этот момент Сергею удалось нащупать комок зажатой мышцы, и он слегка надавил на него.

– Ай! – Вскрикнула Надя.

– Что? Так больно?

– Нет. Млею от удовольствия. – Она пыталась шутить. – Я же не Гусев. Это по нему можно ходить даже ногами, и он не почувствует. А у меня комплекция другая.

– Я тоже не массажист. Можешь попросить кого-то другого.

– Хочешь отвертеться? Не удастся. Так что продолжай.

– Ну тогда терпи.

– Что я и делаю.

– Кстати. Вечером мама тебя не слишком ругала?

– Ругала? Нет, не ругала. Но от нее ничего не утаишь. Знаешь, что она у меня спросила, когда я вернулась?

– И что же?

– Она так подозрительно улыбнулась и говорит: – «И что это у тебя так глазки светятся? ».

Сергей рассмеялся.

– И что ты ответила?

– Что еще нахожусь под впечатлением от спектакля. А мама говорит, что хотела бы, наконец, тоже посмотреть на этот спектакль, от которого у меня такие впечатления. Так что в следующий раз, тебе придется зайти к нам домой. – Она попыталась улыбнуться. – Как тебе такая перспектива?

– Не могу сказать, что она меня слишком обрадовала. Это – все равно, как идти на экзамен. А вдруг я твоей маме не понравлюсь?

– Не переживай! Я уверена – понравишься. Я ее знаю. Просто она хочет убедиться, что я не связалась с какой-то мрачной личностью.

– А ты уверена, что я не мрачная личность?

– Ты? – Она рассмеялась. – Не смеши меня. Так придешь?

– Делать нечего – приду!

– Отлично! – Обрадовалась она. – По такому случаю у меня даже мышцу отпустило.

– Стало легче? Этот комок уже не прощупывается.

– Да, гораздо легче. Спасибо доктор. – Она встала и потрепала его по волосам. – Пойду, по травке побегаю. А потом в поликлинику.

– Пойти с тобой?

– Зачем тебе пропускать тренировку? Поликлиника рядом со стадионом. Не заблужусь. А мышца при ходьбе не болит.

– Ладно. Если передумаешь, скажи. Я пойду с тобой.

– Не переживай, все будет нормально. – Она сняла кроссовки.

– Вот, держи. – Он протянул ей книгу.

– Что это?

– Сонеты Шекспира. Ты же хотела почитать.

– Конечно! Спасибо тебе. – Она положила книгу рядом с кроссовками и медленно побежала по зеленому футбольному полю.

– Серега! – Валера Митрохин махал ему издали рукой. – Чего сидишь? Пошли на разминку.

– Опаздываешь. – Сергей показал на большие часы на фасаде здания.

– Моя лошадь сегодня не пришла вовремя. – Развел руками Валера.

После тренировки Сергей все же зашел в спортивную поликлинику, надеясь застать там Надю, но ему ответили, что она получила сеанс физиотерапии и уже уехала домой.

В следующую субботу, изрядно опустошив куст сирени, росший под окном, Сергей стоял перед дверью Надиной квартиры. Ему еще не приходилось бывать в такой ситуации, и он чувствовал какую-то неловкость и неуверенность. Он позвонил. Дверь открыла Надя.

– Ух, ты! Какая красивая сирень! Это мне?

– Извини, тебе будет в следующий раз. Это твоей маме.

– Решил подлизаться? – Рассмеялась она. – Я всегда говорила, что ты льстец! Ну пойдем.

Сергей вошел и в нерешительности остановился в прихожей.

– Мама! – Громко позвала Надя.

– У нас гости, – и повела Сергея в большую комнату.