– Просыпайтесь, сеньор! – еле слышно произнес маленький, но очень бойкий мальчуган, который во время представления изъявил желание тоже стать артистом кукольного театра. – За вами пришел падре Антонио.

– Спасибо, – сладко потянулся Октавио. – Правда, я уже не сплю. Здешние петухи настолько крикливые, что могут мертвого из могилы поднять.

– Вы возьмете меня с собой?

– Извини, приятель, но нет.

– Почему?

– Тебе еще рано отправляться в странствия. К тому же сперва стоит спросить разрешения у твоих родителей.

– Может, не спрашивать? Нам ведь наверняка ответят отказом. Предлагаю просто взять да и убежать!

– Ничего не выйдет. Нас тут же догонят.

– Так мы помчим во весь опор!

– Все равно догонят.

До боли знакомая ситуация мигом породила на лице Октавио довольную ухмылку. Не иначе как он достиг уровня мастерства дядюшки Пио и теперь к нему самому начали набиваться в ученики.

– Приятно слышать ваш бодрый голос, – прервал беседу прихожанин, отвесив сынишке звонкий подзатыльник. – А ты перестань приставать к гостю со всякой ерундой. Лучше сходи за его выглаженным камзолом и начищенными сапогами.

– Слушаюсь, отец!

– Зря вы так.

– Отнюдь. Этот мелкий прохвост постоянно норовит улизнуть из дома и лишь рукоприкладство ограждают мою семью от невосполнимой потери.

Когда падре Антонио увидел Октавио, то не поверил своим глазам. Вместо бледного и осунувшегося бедолаги перед ним стоял розовощекий и подтянутый мужчина, коему было в самую пору отправляться на свидание с какой-нибудь знатной особой.

– Вас прямо не узнать, – непроизвольно вырвалось из его груди, вопреки данному обету избегать бурного проявления чувств. – Не хватает только шляпы и трости.

– Все благодаря вам, отче, – раздалось через секунду одновременно с низким поклоном, означающим искреннюю признательность за оказанную помощь. – А трость со шляпой лежат у меня в повозке.

– Что ж, тогда пройдемте к ней, чтобы на похоронах вы выглядели еще солиднее.

Пока Октавио предавался отдыху, во дворе церкви произошли существенные изменения. Во-первых, там появилось много венков, украшенных, как и полагается, черными ленточками; во-вторых, возле дверей кто-то из прихожан поставил телегу, запряженную двумя гнедыми жеребцами, чьи челюсти безостановочно пережевывали сочную зеленую траву, наваленную заботливым хозяином прямо под их мордами; и в-третьих, вокруг толпился десяток-другой местных жителей – видимо, согнанных настоятелем для последующей организации траурной процессии, что являлось укоренившейся традицией, которую обязан был соблюдать каждый уважающий себя верующий.

– У нас все готово! – выкрикнул плечистый малый, прервав порученное ему задание распутать два мотка веревки. – Осталось вынести гроб, погрузить его на телегу – и можно выдвигаться.

Приняв слова товарища за команду, от толпы отделились еще три здоровяка, однако Октавио поспешил внести кое-какие уточнения:

– Я тоже хочу в этом участвовать.

– Как вам будет угодно, – произнес падре Антонио, указав рукой на повозку. – Забирайте ваш головной убор и трость, а потом проходите внутрь святилища.

Спустя пару минут члены траурной процессии расхватали венки, выстроились позади телеги и неспешно двинулись в сторону кладбища, стараясь разговаривать как можно тише, дабы не потревожить сон покойника, поскольку это грозило ужасными последствиями. Довольно глупое суеверие, не имеющее ничего общего с истинным положением вещей относительно реакции мертвого тела на внешние раздражители. Тем не менее, мало кому хватало смелости доказать обратное посредством повышения тона. И все потому, что суеверия шли рука об руку с традициями, неминуемо обретая свойства постулатов, не подлежащих сомнению.

Воспользовавшись правами организатора похорон, падре Антонио шествовал впереди, удерживая жеребцов за уздцы. В свою очередь, Октавио прижимался вплотную к телеге, внимательно следя за тем, чтобы при наезде на кочку с глаз дядюшки Пио случайно не соскочили монетки. Еще он без остановки повторял про себя прощальную речь, сочиненную им в промежутках между молитвами и причитаниями.

– Почти добрались, – сообщил плечистый малый, заприметив вдали покосившиеся кресты, средь которых мелькали фигуры чумазых землекопов. – Надеюсь, эти чертовы пьянчуги закончили работу.

– Следи за языком, окаянный! – смерил грубияна укоризненным взглядом падре Антонио. – Не то заставлю до вечера петь псалмы.

– Простите, отче, – начал оправдываться тот, не на шутку перепугавшись. – Само как-то вырвалось.

– Вранье! Просто ты с одним из них вчера подрался и сейчас пытаешься выместить зло ругательствами.

– Обещаю, больше такого не повторится.

– Ловлю на слове.

Стоило Октавио очутиться в том месте, где собирались предать земле дядюшку Пио, как его сердце моментально наполнилось восхищением. Слева разросся густой куст можжевельника – усыпанный мелкими шишками, справа виднелся ухоженный цветник – пестрящий всеми цветами радуги, а позади – буквально в ста шагах от вырытой могилы – журчал узенький ручеек.

– Пожалуй, я сам был бы не против здесь обосноваться, – сказал он с расстановкой, – впрочем, как и многие другие люди, задумывавшиеся хотя бы раз о смерти.

– Успеется, – отпустил уздцы падре Антонио. – Во избежание повторения событий вчерашнего дня советую сконцентрироваться на более светлых мыслях. Что касается наших текущих дел, – строгий взгляд коснулся плечистого малого, – то мне хотелось бы поскорей увидеть гроб на дне могилы.

– Хорошо, – раздался бодрый голос. – Главное, чтобы потом землекопы не подкачали.

– При чем тут мы? – возмутился один из землекопов, стыдливо прикрыв рукой выступающее из кармана горлышко бутылки. – Лучше проследите за плотником. Как бы он с похмелья пальцы себе не расплющил.

– У меня все под контролем, – ответил худощавый паренек, сжимающий в руках молоток.

– Хватит болтать, – не вытерпел падре Антонио. – Живо приступайте к работе!

– Сей момент, отче!

Боясь еще пуще разгневать своего духовного наставника, кому было свойственно подвергать нерадивых прихожан изнурительным наказаниям, включая пение псалмов или долгие посты, товарищи плечистого малого – а через секунду и он сам – бросились сломя голову выполнять поставленную задачу, сперва пропустив под гробом веревки, и затем бережно перенеся его к могиле, дабы плотник имел возможность заколотить крышку гроба, стоя перед ним на четвереньках. Дальше, при мощи тех же веревок, гроб медленно сполз вниз, после чего падре Антонио поманил пальцем Октавио.

– Помимо моей разрешительной молитвы вам тоже надо что-то сказать.

– Не волнуйтесь, – трость с набалдашником в виде змеи взметнулась ввысь и прочертила в воздухе дугу на манер дирижерской палочки, – у меня подготовлено длинное напутственное послание, где перечислены все достоинства учителя.

– Вроде тех посланий, что я прочел прошлой ночью, когда собирал ваши листки?

– Нет. Этот талант, к сожалению, мне не передался.

– Ладно. Предлагаю начать. А то солнце скоро достигнет зенита и здесь наступит настоящее пекло.

– Согласен. Судя по ясному небу, день сегодня должен выдаться жарким.

Поскольку падре Антонио совершенно не знал покойника, он управился со своими обязанностями за пять минут. Обрадовавшись такому быстрому окончанию прощальной церемонии, землекопы уже было приготовились завершить собственную часть работы, как вдруг возле края могилы воткнулась трость. Улыбки тотчас покинули их раскрасневшиеся физиономии, потому что появление незваного гостя являлось серьезным препятствием к скорейшему продолжению прерванной попойки.

– Прощайте, дорогой дядюшка Пио, – уверенно произнес Октавио, даже не посмотрев в сторону землекопов. – На протяжении многих лет вы обучали меня театральному ремеслу в придачу к другим полезным премудростям, за что теперь я вам бесконечно благодарен. Тот глупый и наивный подросток, не умеющий ничего, кроме как забрасывать вас вопросами, превратился под вашим чутким руководством в самостоятельного человека, обретя способность преодолевать любые преграды, возникающие на пути. Но главным связывающим нас фактором стало совсем не это. На самом деле, мне приглянулось то, с каким трепетом вы относились к детворе, балуя ее сладостями перед каждым выступлением.