– Доброго утра, маэстру Рем. – Нахмурившиеся было брови сурового дядьки разгладились, и он протянул руку для приветствия. – Меня зовут Разор, будем знакомы.

Рем пожал крепкую, как кузнечные клещи, ладонь и, подчинившись жесту Разора, присел с ним рядом. Стоять согнувшись всё-таки было неудобно.

– Я бы посоветовал тебе не светить особенно своим аристократическим происхождением, Рем, – тут же начал он. – Гёзы не жалуют высокородных иноверцев.

– Гёзы? – удивился парень.

– Пираты. Ты что, никогда не слышал про Низац Роск и популярских морских разбойников?

Ну, про популяров, обосновавшихся на архипелаге Низац Роск посреди Последнего моря, слышал, пожалуй, каждый в Аскероне. А Арканы ещё и неоднократно рубились с ними по всему побережью. На крупные города типа столицы они нападать боялись, да и вообще – основной целью популяров были оптиматские торговые конвои, совершающие каботажное плавание вдоль материка – с Юга на Север и обратно. Но не брезговали эти мерзавцы и налётами на прибрежные деревеньки и городки, зачастую поднимаясь вверх по течению рек, и тут уж не делали различий между ортодоксами и оптиматами, да и своими единоверцами – популярами – тоже… О творимых ими зверствах ходили легенды, оптиматская знать снаряжала не одну и не две карательные экспедиции на Низац Роск, но толку от этого особого не было.

– Не только слышал, но и схлестнуться довелось, – ответил Рем. – Приятного мало. А вот это словечко – «гёз» – его раньше не встречал.

Ему было примерно лет шестнадцать, когда под знамёнами своего отца он впервые поучаствовал в схватке с пиратами. Да и потом пришлось встретиться с ними уже в качестве стихийного лидера сводного отряда самообороны, о чём вспоминать ему было крайне неприятно…

– Популярское словечко, с северо-востока. Они ведь себя пиратами ни за что не признают… В общем, ты уж как-нибудь поосторожнее. Жилетку сними, рубаху испачкай… А то как забросили тебя в трюм, так я сразу подумал, что ты рвань подзаборная, уж больно видок у тебя был специфический. Наверное, вербовщики тоже так посчитали. Если бы они разглядели в тебе аристократа – либо укокошили бы на месте, либо вообще связываться не стали бы…

– Погодите, Разор, какие, к чёрту, вербовщики? Я никуда не завербовывался! – Всё-таки он был старшим по возрасту, и Рем продолжал называть собеседника на «вы», хотя и последовал его примеру, не употребляя через слово вежливое «маэстру».

– Ну, это ты думаешь, что никуда не вербовался. Сейчас сверху сухари подадут, мы свою порцию возьмём, и я тебе кое-что расскажу…

Молодой человек снял с себя жилет и протянул его Разору:

– Возьмите.

Мужчина принял подарок с благодарностью. Даже жилетка – это всяко лучше, чем прохлаждаться в одних штанах.

Откуда-то сверху вдруг пробился лучик света, разогнав пыльный и дурно пахнущий полумрак корабельного трюма.

– Все отошли от люка! – заорал грубый голос. – Иначе пайка останется у нас!

Никого там и не было, видимо, местные старожилы уже уяснили этот момент. А Рем сидел рядом с Разором и наблюдал за происходящим, находясь в некоем отстранённом состоянии: трюм, популяры, вербовщики – всё это ещё не укоренилось в его мозгу, который не совсем отошёл от кошмарного вчерашнего дня, когда Аркану навязали участие в интригах вокруг скипетра и чуть не прикончили.

– Вот, смотри, – сказал Разор. – Сейчас будет цирк.

Какие-то люди, лиц которых не удалось рассмотреть из-за яркого света, придвинули к краю люка внушительных размеров корзину и вывернули её вниз.

Прямо на доски корабельного днища обрушился поток из сухарей и, кажется, солёной рыбы.

– Жрите, – сказали сверху, и люк захлопнулся.

В трюме всё замерло. Люди настороженно смотрели друг на друга, а потом с кормы к куче еды сунулся кто-то, видимо, самый голодный.

С носа раздался странный, но очень чёткий звук:

– Псть!

Мужичок в потёртой одежде испуганно замер и уставился на приподнявшегося на своём месте одного из каторжан. Тот снова повторил:

– Псть, – и указал пальцем в направлении кормы.

Несчастный ссутулился и отступил. Снова всё замерло. Наконец тот самый тип, который пытался обокрасть Аркана, выдвинулся вперёд. Он по-хозяйски осмотрел провиант и принялся выбирать лучшие куски для своих товарищей.

– И что? – обратился Рем к Разору. – Мы будем на это вот так смотреть? Там же наша порция тоже есть? Мне как-то не улыбается подбирать объедки с днища.

Разор ухмыльнулся, и улыбка эта получилась у него довольно зловещей.

– Я, можно сказать, ожидал этих твоих слов. Нас теперь двое… – Он глянул в сторону толстого северянина, который хмуро наблюдал за тем, как воришка щупает и перебирает провизию. – А может, и трое… Пора навести здесь порядок!

В этот момент трюмный сиделец уже набирал себе еду – прямо в загнутую для удобства рубаху, абсолютно не переживая по поводу того, что оставалось прочей публике. Компания на носу явно ожидала развития событий. Кто-то из каторжан цыкнул по-особенному, и воришка закончил выбирать пищу и двинулся к своим.

– А ну стоять, – вдруг чётко проговорил Разор и распрямился.

Теперь все глаза смотрели на него. Рем встал рядом с этим суровым человеком. Даже северянин отринул свою апатию и из положения лёжа переместился на корточки.

– Здесь, в трюме, больше двух дюжин человек. Вас там, на носу, пятеро. И ещё этот. – Тут Разор показал пальцем на замершего в нелепой позе типа с едой. – Он взял больше половины. Так дела не делаются.

Тот, который цыкал зубом, эдак вальяжно произнёс:

– А ты деловой, дядя? Обзовись-ка!

– Я тебе не дядя. Племянничек нашёлся… Делить будем поровну, понятно? – Ни один мускул не дрогнул на лице Разора.

– А ты что, самый правильный? Люди хотят есть, и они будут есть. А те слизняки, – каторжанин указал на корму, – они могут жрать друг друга. Если ты силён, дядя, то возьми что осталось, на тебя хватит.

– Здесь не каторга и не тюрьма. Мы все здесь в одной заднице. У нас тут нет мастей и нет обиженных, – настаивал Разор. – Поэтому делить будем поровну.

Рем не очень понял про масти, но каторжане, видимо, знали, о чём идёт речь. Вон как глаза загорелись!

– Здесь будет так, как решат люди, – гнул свою линию их предводитель.

Именно у него змеились татуировки на руках. Он как-то особенно выдохнул:

– Хо! – и все его сообщники поднялись и встали у него за спиной.

Воришка, кстати, проворно переместился в глубокий тыл. Драться с превосходящими силами противника было страшно. С другой стороны, Рем был в своих ботфортах, которые сами по себе являлись неплохим средством самообороны. А ещё имелся мощный союзник, может, даже два. И у каторжан не было никакого оружия…

– Ты просто прикрой мне спину, – буркнул Разор.

Рем кивнул, ощущая, как мерзко тяжелеют колени, и несколько раз резко выдохнул: иногда это помогало. Вдруг ситуация коренным образом изменилась: северянин, мимо которого как раз продвигались каторжане, резко привстал и огромной ручищей отвесил ужасной силы оплеуху главарю. Тот кубарем покатился на нос корабля, на ходу сбив двоих своих людей. Не дожидаясь продолжения, Разор и Рем кинулись на врага. Разор разделался со своим противником двумя хлёсткими ударами в корпус, ещё одного дёрнул за ногу северянин, обрушив каторжанина на доски днища. Рему остался воришка, и парень не стал церемониться: схватив за грудки, швырнул его о борт. Вор сполз вниз, теряя продукты: рыбу и сухари, которые вываливались из-за пазухи и из карманов.

Каторжане были разгромлены.

– А теперь каждый может подойти сюда и получить по два сухаря и одной рыбине. Спокойно, без шума, по очереди. После этого мы пересчитаем остатки и разделим всё поровну, – отдышавшись, сказал Разор.

Северянин одобрительно кивнул и первым протянул свою лапищу. Ладонь его была похожа на лопату. Два куска хлеба и сушёная рыба смотрелись в такой лапе совсем по-детски. Однако он ничего не сказал, спокойно взял свою еду и принял привычное положение, привалившись к балке. Потихоньку, недоверчиво потянулись несчастные с кормы. Они делали руки лодочкой, и Разор клал туда положенную порцию. Наконец остались только побитые каторжане.