Пришлось мне остановиться в маленькой местной гостинице на две ночи. Я почти не выходил из номера. За окном мела метель, день был так же короток, как у нас в конце декабря. Я читал и много спал и ночью, и днём. Позже я благодарил сам себя за такой роскошный отдых перед поездкой. Пару раз я выходил в город, но ничего особенно примечательно не увидел: никаких памятников архитектуры, ни красивых домов, ни каких-то развлечений. Природа той местности выглядела скудно: на паре городских аллей рос непонятный кустарник да с солнечной стороны домов, прижавшись к стенам, торчали из земли безлистые тонкие и короткие деревья. По моему мнению, весь городок выглядел уныло и невзрачно.
Наконец наступило утро отъезда. В половине восьмого курьер уже ждал меня в маленьком холле гостиницы. Я предстал пред ним в своей обычной одежде со своей дорожной сумкой. Он недовольно оглядел меня и поинтересовался, есть ли у меня другая, более тёплая одежда. Я ответил отрицательно. Со словами «Я так и думал» он вышел из гостиницы и вернулся с тёплой одеждой. Насколько я понимал, это северная национальная мужская одежда, этакая тяжёлая куртка из кожи и меха. К счастью, она оказалась мне совершенно впору. На голову он водрузил мне меховую шапку. Забегая вперёд, скажу, без его одежды и шапки я, наверное, превратился бы в ледышку в своей городской «тёплой» куртке. Немного поворчав, возница пристроил мою сумку на сани под брезент, и мы отправились в путь.
Долгий северный рассвет придавал небу нежно-голубой цвет. Я разместился на заднем сидении снегохода, мчавшегося по земле и оставлявшего позади себя шлейф снежной пыли. Я тут же взбодрился, мне почему-то стало весело, и я получал удовольствие от такого развлечения. Через двадцать минут веселье улетучилось, я потерял контроль над пространством: мы находились неизвестно где, и это необычное состояние немного тревожило меня. Едва-едва рассвело, и передо мной предстал простор тундры. Перекрикивая шум двигателя, я спросил у возничего, долго ли ещё ехать. Он не ответил. Через несколько минут я повторил вопрос, который тоже повис в воздухе.
Прошло два часа нашего движения, я чувствовал, что меня укачало. Снегоход сбавил ход и остановился. И нам, и нашему железному коню требовались отдых и заправка. Мы находились в низине, вид был неинтересный. Я попросил возничего подняться на верх ближайшего холма, потому что там красивее. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего, коротко бросив: «Там ветер». Когда мы выпили по кружке горячего чая из термоса с парой мясных пирожков, он наконец-то ответил на мой вопрос о предстоящем времени поездки. Оказалось, что добираться ещё пару часов. Ещё целых два часа, а я уже не получал удовольствия от этих покатушек: укачало, немного заныла поясница, слепил яркий снег. К тому же, несмотря на тёплую одежду, я озяб, видимо, сказались два часа без движения. Тогда я решил подвигаться и всё-таки поднялся на вершину холма, но не простоял там и минуты: морозный ветер так обжёг лицо, что я тут же спустился к снегоходу, заметив на лице возничего улыбку. Но в этой улыбке не было и намёка на издёвку, я уверен, курьер улыбался из добрых побуждений, мол, пока я на себе не ощутил, так и не поверил. Да, я поверил ему. Улыбнувшись, я легко похлопал его по плечу. С этого момента я понял, что его рекомендации – вовсе не игра, а жизненная необходимость. Моё отношение к возничему изменилось в лучшую сторону.
Возница поднял голову вверх и сказал: «Ехать пора». Он показал рукой в небо. Я понял значение этого жеста только минут через двадцать уже в движении, сидя на своём месте. Нас накрыло тёмной тучей, из которой ударил разгоняемый ветром такой сильный снежный заряд, что мне стало не по себе. И без того я ощущал мелкие колкие снежинки на лице, теперь же меня будто погрузили в трубу, по которой неимоверной силы вентилятор гнал морозный воздух. Я не видел своего лица, но уверен, что оно горело красным цветом. Стараясь отворачиваться, я крутил шеей в разные стороны. Мне стало страшно. Весь мир вокруг превратился в сюрреалистичную картину: нельзя было достоверно разобрать, где верх, а где низ. Снег мёл и мёл, снегоход качался и, надеюсь, двигался. Тут я обратил внимание на курьера. Несмотря на пургу, его положение никак не изменилось: он выглядел совершенно уверенно. И тут я понял: всё, что мне остаётся в эти минуты, это полностью довериться этому человеку; ведь наверняка он не впервые попадает в такую переделку. Тогда я закрыл глаза и сидел так, раскачиваясь всем телом. Возможно, я бы просто уснул и свалился с сиденья где-нибудь посреди бескрайних северных просторов, и тогда – конец. Но я старался контролировать себя, шевелил челюстью, двигал пальцами рук и чуть-чуть пальцами ног, чтобы не давать себе заснуть. Это помогло. Через некоторое время и ощутил, что снежный заряд внезапно выдохся. Тогда я открыл глаза и увидел пробивающееся через облака солнце. Голова кружилась, но в целом я чувствовал себя хорошо. К тому же благоприятный исход бури вдохнул в меня уверенности.
Через минуту мне почудился дымок, словно мираж, и почти сразу же стал виден треугольный контур чума. «Наконец-то!» – подумал я. Однако радость моя была преждевременной.
Мой молодой возница остановил свой яростный снегоход возле чума, слез и улыбнулся. «Неплохой парень», – подумал я о нём в тот миг. Ни слова не сказав, он исчез внутри тёмного покрова чума. Я же не решался входить и просто разглядывал окрестности. Всё выглядело так же, как и по пути сюда: снег, холмы и ютящиеся в низинах низкорослые, гнутые ветром коренастые берёзки.
Вынырнув из чума, курьер стал снимать с прицепа коробки и осторожно заносить их внутрь. На обратном пути он нёс другие коробки и надёжно крепил их на прицепе. Видимо, заметив моё недоумение, он сказал, что это только лишь промежуточная остановка, куда он доставляет посылки. Нам ехать ещё с полчаса. Настроение моё вмиг обрушилось. Ещё полчаса по этому страшному безлюдному месту – о нет! Как же это выдержать? А знает ли этот самый курьер, что я уже проголодался и замерзаю?! Нет, конечно, этого он не знал, а жаловаться я посчитал неправильным.
Единственное удовольствие доставляло необычайно огромное солнце, ползущее низко над горизонтом и светившее не своим обычно слепящим светом, а ярко-красным, так, что можно было смотреть на него без солнцезащитных очков.
Итак, мы снова взгромоздились на верного железного коня и продолжили путь. Примерно через полчаса я так вымотался, что мне было уже всё равно, куда меня везут и что со мной будет. Монотонный шум мотора, поток встречного морозного воздуха, летящие снежинки и безрадостная картина местности доканывали меня. И тут я почувствовал, что стал обмякать. Это было очень странное ощущение: моё тело расслабилось, голова почти безжизненно моталась на шее, руки уже не цепко держали ручку на сидении. Но от этого состояния мне стало теплее. Часы будто остановились, и я так и не понял, сколько времени провёл в таком состоянии. Но, как бы там ни было, мы приехали.
Я видел ту же картину, что на предыдущей остановке, никаких особых внешних отличий. Внутренне отличие было в том, что я ощущал полное безразличие ко всему происходящему. Возница снова исчезает внутри чума, однако, вернувшись ко мне, по-прежнему сидящему на сиденье, он помогает мне слезть и ведёт внутрь.
Плохо помню, что происходило в первые минуты моего нахождения в чуме, но хорошо помню свои ощущения. Мне показалось, я попал в странную сказку, где всё не совсем так, как должно быть. Внутри тепло, приглушённый свет, пахло как-то по-особенному, смесь разных запахов: тут и дерево, и еда, и дымок, и весьма неприятные запахи. Мне помогли раздеться и положили на какую-то кровать.
Да, мне было стыдно. Стыдно, что я, такой здоровый и вполне молодой мужчина… так устал. Однако должен признать, что мне хватило с получаса, чтобы более-менее прийти в себя. И вот я уже сижу у стола и пью чай, вполне обычный чёрный чай. За мной ухаживает крепкая круглолицая женщина лет сорока. Нельзя сказать, что она выражает большое удовольствие в связи с моим пребыванием, но все её действия ровные, отточенные, и никакой неприязни.
