Дальше шесть миль «свободного полета» — и вторая контрольная дуга. Разгоняюсь до головокружения, выкидывая из головы слова одного спортсмена, вроде сноубордиста — «думай быстрее, чем мчишь, или ползи медленнее, чем думаешь». На таких скоростях думать невозможно — все вокруг плывет, слившись в сизо-бурый поток на фоне пыльного неба. Машину трясет, как шаттл в гиперпространстве, а двигатель воет так, что кажется вот-вот взорвется. Попадись на дороге любой камушек больше ореха — и меня отшвырнет, опрокинет, закрутит вихрем и разорвет в клочья. Но иначе в этой гонке не победить, кроме как скользя по тонкой грани.

Перед глазами начинает проноситься вся жизнь, и первым вспоминается, как мы с Мэй поехали в Гленко Маунтин кататься на лыжах. Каждому из нас казалось, что мы мчали как болиды, со свистом рассекая воздух. Но стоило посмотреть записи с циферблатов, и становилось ясно, что скорость у нас была так себе. Сейчас же я с уверенностью могу сказать — это предельная, просто бешенная скорость, причем как субъективно, так и объективно. Потому что спидометр не обманешь.

Достигаю второй точки, теперь нужно сбавить. Колонка покосилась, будто кто-то в нее врезался. А еще вмятина на боксе, может даже повлекшая разгерметизацию. Да и с самой дугой не все в порядке — вроде как она слегка наклонена в ту же сторону, что и колонка. Не знаю, что с этим местом не так: дорога здесь ровная, а штуки с электромагнитным импульсом никто бы не устанавливал на виду у камер. Видимо, просто так совпало — куча аварий в одной точке, как в бермудском треугольнике. В любом случае, меня «проклятие» не настигло.

Между второй и третьей придется попетлять — камней так много, будто над этим местом раскрошился астероид размером с гору Бен-Невис. Я проложил несколько дорожек, но все они вышли как горный серпантин — большинство громадин «метле» просто не по зубам.

Напоминает полет вдоль пояса астероидов (Мэй бы точно так и сказала), но не в живую, а как в фильмах вроде Стартрека: болиды летят ливнем навстречу кораблю, и пилоту приходится выписывать зрелищные виражи. Голливудский миф, короче. У меня все точь-в-точь, только вместо виражей — пыльные дрифты.

Несколько минут в дымящемся котловане — и я на третьей дуге. Все прошло не совсем гладко: я расцарапал правый борт и сильно помял крыло. А еще — потерял секунд пять, чтобы выйти из заноса и вернуть управление. Могло быть хуже: схватка с инерцией в таких условиях штука смертельная. Но я прошел три отрезка пути, и сделал это за семьсот тридцать три секунды, что уже неплохо.

Возле кратера Огилви замечаю то, что чуть не сбило меня с курса: смертельная авария. То, что она смертельная, нет ни малейших сомнений — машина разорвана на куски, а камень, на который она налетела, целиком покрыт кроваво-пыльными брызгами. Я знал, что увижу что-то подобное, и может даже не раз. Но подготовиться морально к такой картине невозможно: едва сдерживаю рвотный позыв, когда на глаза попадаются ошметки скафандра вперемешку с человеческими внутренностями, поблескивающими от налета инея. А самое страшное — осознавать, что это мог быть и я.

«Мираж», не иначе. Машина влетела в него с такой силой, что глыба, шатнувшись, снова стала видимой. Или может генератор успел зарыться глубоко под грунт, как заводной металлический червь. Не важно. Главное — теперь картина неотличима от несчастного случая, от чего и будут отталкиваться организаторы. И никто не станет перерывать все вверх дном, чтобы опровергнуть «самоочевидное».

Отправляю координаты спасателям и мчу дальше, думая, кто бы это мог быть. Ной Венски стартовал первым, но это ничего не значит — ловушка могла быть поставлена не сегодня, а гораздо раньше. Другой вопрос — заметил ли аварию Лео, если разбился все-таки Ной? Вокруг Огилви местность такая, что вряд ли кто-то из пилотов проложил бы маршрут, отличающийся от накатанной. Если так — то Лео либо стал жертвой убийцы (а иначе как убийством это не назовешь), либо видел катастрофу и проигнорировал ее (потому что спасателей все-еще нет). Нужно будет подробно изучить ралли-хроникс, когда завершится заезд.

Путь от четвертой до пятой дуги преодолеваю быстро — сплошная равнина, местами усеянная камнями. Дальше начинается полоса природных препятствий, формировавшихся миллионы лет. Холмы, трещины, выбоины, валуны — местность настолько неровная, что даже удивительно, как пилотам удается прокладывать хоть какой-то маршрут. И выбрана она не случайно: не все должно в этих «скачках» зависеть от лошадиных сил.

Ощущение, будто петляю между гигантскими кофейными гранулами, повторяя что-то вроде гитарного соло без нот: налево — направо — еще правее — резко влево — стоп — левее — резко вправо… Отрывать глаз от дороги нельзя, поэтому легенду пришлось заучить. В такие моменты осознаешь, почему опытные пилоты прибегают к помощи штурманов, и почему такая помощь обходится им не меньше, чем в треть выигрыша. При том, что сами штурманы сидят в безопасных кабинетах и наблюдают за всем с экранов.

Выпутавшись из лабиринта, попадаю в полную его противоположность — ровная, почти стеклянная бежевая гладь, кое-где припорошенная галькой. Фобос успел скрыться за горизонтом, что в общем то не удивительно: этот каменный глаз скользит по небу быстрее, чем оливка по тарелке. «Птеродактилей» тоже ни одного — здесь для них нет ничего интересного. Пролетаю этот участок на предельных скоростях, оставив после себя растущий бурый шлейф.

Пара минут — и я на шестом отрезке пути. Сразу за холмом валяется штуковина, похожая на стиральную машинку с кучей антенн. Это древний марсоход, упавший сюда лет сто назад. Точнее, все, что от него осталось: посеревшая скорлупа, наполовину погребенная в оранжевых песках. Похоже на памятник тем временам, когда летать сюда было бессмысленно — кроме как таким вот роботам, ковыряющимся лопатками в песочнице. Никто тогда еще не знал про терций. Лучше бы и сейчас про него не знали.

А ведь я сам во всем виноват, да еще и Мэй втянул в это. Следовало подождать несколько лет, прежде чем вестись на всякую чушь насчет надежности и прибыльности проекта. Не удивлюсь, если окажется, что терций иссяк под рудниками раньше, чем об этом стало известно простым обывателям. Я тоже узнал эту новость не так давно: оказывается, завод рванул уже после того, как стал бесполезен. Впрочем, что правда, а что вымысел разобраться сложно. Одно я знаю наверняка: нужно любой ценой отсюда выбираться. И чем скорее, тем лучше.

Колесо налетает на бугор, и меня едва не опрокидывает. Хорошо, что я в этот момент петлял меж холмов, а не мчал по прямой или дрифтовал. Нельзя отвлекаться, пока не финиширую. Тем более на такой ухабистой местности, как здесь.

Вижу двух «птеродактилей» впереди, и меня это не удивляет: сейчас будет что-то вроде природного трамплина. Разогнаться следует не сильно, но вписаться предельно точно. В таких местах забываешь, насколько высоко позволяет подпрыгнуть гравитация, и поначалу каждый полет кажется чем-то искусственным — словно машину оттолкнула пружина, а среда не намного разреженней, чем вода. Но приземление быстро возвращает к реальности — под водой это произошло бы гораздо мягче и плавней.

Спустя три поворота (один из которых можно было бы назвать «шпилькой») на горизонте появляется дуга. За ней следует седьмой фрагмент трассы — предпоследний. Именно он и пролегает мимо того места, где я совершу «прыжок» на полмили. А потом — меньше двадцати миль — и финиш. Осталась самая малость.

И тут я понимаю, что окончательно тронулся умом — то, что предстает моим глазам, объяснить иначе просто невозможно: царапины на капоте, которые я посадил еще перед третьей дугой, начинают…

Нет, нужно взять себя в руки. Это галлюцинация. Самый обыкновенный глюк, вызванный усталостью, долгим пребыванием в условиях хреновой гравитации или черт знает чем еще… Дерьмовым воздухом в скафандре?

Недостаток кислорода, вот что это. Да, показатели воздуха в норме, но это еще не говорит о его качестве. Сравнить даже по запаху: хороший воздух в баре и самый дешевый — в жилом модуле. Сейчас в шлеме он не пахнет ничем таким, вроде сварки или озона. Но быть может, есть разница, которую не так просто унюхать?