Полчаса Тимур наблюдал, как к Михаилу Петровичу со всех сторон подходили и подбегали люди, что-то спрашивали, о чем-то спорили, но видно было, что последнее слово остается за ним. А потом Витя-шофер прикрутил велосипед к багажнику своего «Жигуленка» и повез папу-Мишу и его домой.

Зинаида Васильевна, увидав племянника, церемониться не стала, а умудрилась-таки шлепнуть его пониже спины, хотя он и прятался за Михаила Петровича.

— Сама сказала — собираться «мужское дело», я и поехал советоваться, — огрызнулся Тимка, и получил легкий подзатыльник уже от Михаила Петровича.

— Антон где? — спросил он жену.

— Спит. Когда я хватилась Тимки, заглянула в залу, а он прикорнул на диване, бледный такой. Ну, я и вышла на цыпочках. Так что о Тимкиных художествах он ничего не знает.

— Уф! — Михаил Петрович вытер лицо большим клетчатым платком. — Тогда все в порядке.

И Тимуру:

— Пойдем, сынок, в спальню, мне поговорить с тобой нужно.

Войдя в комнату и пропустив за собой Тимку, Михаил Петрович закрыл дверь и собрался было сесть на кровать, но вовремя вспомнил, что не успел переодеться. Потому, кряхтя и вздыхая, он устроился на странном и неудобном для сидения подобии туземного барабана — очередном подарке свояченицы Клары, которое называлось «пуфиком».

Тимка сел напротив него на ковре, охватив руками острые коленки.

— Послушай, Тимур Антонович, тебе как-никак уже девять лет…

— Не девять, а «полдесятого», — быстро поправил его племянник.

— Согласен. Так вот, «Полдесятого», сам видишь, как наш капитан выглядит.

Ему еще лечиться и лечиться. Правду скажу, без тебя я его одного в Москву бы не отпустил. А так я знаю, что за ним глаз будет. Посмотришь, как там он устроился.

Сейчас я душ приму, перекусим и займемся твоим рюкзаком. Зина правильно сказала: мужики сами должны уметь собрать себя в дорогу, чтобы нужного не забыть и лишнего не нахвататься.

Когда укладывали рюкзак, не заметили, как в комнате появился Трубников. Он постоял недолго в дверях, потом сказал виновато:

— Выбился я из графика, Миша. Перед Зиной неудобно.

— Да она только рада, что ты выспался. Теперь ждет к ужину, — ответил Михаил Петрович. — А мы с Тимкой уже поели и теперь вот собираем его в дорогу.

— Добро. Тогда пойду перед Зиной извиняться.

В рюкзак по обоюдному согласию положили зубную щетку, запасную футболку с надписью «7 RONALDO», домашние тапочки и ветровку с капюшоном. Незаметно от папы-Миши Тимка сунул туда кошелек со своими сбережениями — 50 рублей, куда Михаил Петрович (тоже незаметно) положил еще 500.

— Плеер берешь?

— Ну, что ты, пап-Миша, я же понимаю, тебе он тоже нужен. Только батарейки я Зине отдал.

— Гм, с батареек бы и начал, сознательный наш, — засмеялся Михаил Петрович.

После сборов Тимку отправили спать. Он собирался еще почитать в постели, раскрыл книгу и только на минуточку закрыл глаза, как она, шелестя страницами, как перьями, опустилась на голубое покрывало и уплыла в Тимкин сон.

Михаил Петрович заглянул в детскую, переложил книгу на стол, выключил свет, а потом отправился в гостиную и присел на диван рядом с Трубниковым.

— Уснул, матросик твой. Наволновался перед первым плаванием под твоей командой. Если что, Антон, ты его не строй. Паренек он самостоятельный. И что я люблю в нем: не соврет и признается сразу.

Ну, а так — обычный мальчишка, шалун и лодырь.

— А Зина говорит — учится отлично.

— Ага, ты слушай ее больше. Во-первых, парень наш еще только начальную школу окончил. У них там пол класса таких «отличников».

Самое разлюбезное занятие для него вовсе не школьные уроки. Ему самое главное, чтобы побольше времени оставалось с Сенькой на великах погонять. Потому Зина после школы еще тарелку на стол не поставит, как Тимка уже стоит на коленках перед письменным столом, задачки решает. Это значит, чтобы для баловства больше времени оставалось. В общем-то, нормально для его возраста.

А теперь ложись спать, Антоша. Я тебе сейчас чая с медом принесу. Спи так же крепко, как твой сын Тимка за стеной. Все будет хорошо, дружок!

Трубников улыбнулся:

— «И мы еще увидим небо в алмазах»?…

Они обнялись, и Антон закрыл глаза. Это, чтобы Миша Рокотов, не дай Бог, не увидел, что они у капитана на самом что ни на есть мокром месте.

Витя, шофер, привез своих пассажиров на автобусную станцию раньше времени. Михаил Петрович положил Тимкин рюкзак на сиденье и вышел. Трубников со своей сумкой не расстался. Они с папой-Мишей отошли в сторону, и Тимур понял, что мешать им не нужно.

Прибывающие пассажиры укладывали вещи в багажник или на сидения «Икаруса» и оставались постоять на воздухе, попрощаться с теми, кто их провожал. Времени до отъезда оставалось много, и водитель отправился в диспетчерскую поболтать с девицами в голубых форменных рубашках.

И вдруг Тимке, сердце которого вдруг сильно заколотилось, а потом дернулось и на мгновенье остановилось, стало страшно до холодка в животе. Вдруг это не простой автобус! Вот захлопнутся его двери и окажется он, Тимка, в какой-нибудь Нарнии. И не увидеть ему больше ни папы-Миши, ни Зины, ни Сеньки с Маруськой! Подумал и тотчас очутился за спиной папы-Миши и уткнулся лбом в его любимую безрукавку. Михаил Петрович закинул руку назад и поставил племянника рядом с собой.

— Застоялся, добрый молодец? Скоро поедете. Да, вот тебе Мария свой плеер передала.

Трубников перехватил его руку:

— Поблагодари ее, Миша. Как только мы приедем, у Тимура будет свой.

Ни Манькина щедрость, ни обещание Трубникова настроение Тимки не изменили. Вот если бы папа-Миша сказал, что решил поехать с ними в Москву…

В автобусе Тимка сел возле окна. Его рюкзак и пакет с яблоками и пирогами уже лежали в сетке. А Трубников поставил свою сумку у ног на пол и куртку положил на колени.

Так долго находиться рядом с человеком, которого не знаешь, как называть, было нелегко. Потому Тимка, смущаясь, держал левую руку не на поручне, а на колене, чтобы никаким образом не касаться капитана.

Думать о том, что несколько дней придется вести себя как на школьном уроке при городской комиссии было малоприятно. И Тимка стал, глядя в окно, считать сколько и каких машин их обгоняло, какого цвета и марки. Этой забавы ему хватило на полчаса, а потом его укачало. Он задремал и склонился к плечу Трубникова. Тот старался не шевелиться. Лишь время от времени он осторожно наклонял голову и касался лицом Тимкиных волос.

Когда Тимка очнулся ото сна, то понял, что под головой у него лежит капитанская куртка, и от нее пахнет совсем даже не чужим, а необъяснимо знакомым запахом. Он взглянул вверх и увидал над собой бледное лицо Трубникова с закрытыми глазами. В этом лице было мало от того человека, который приезжал, чтобы повидаться с ним перед первым классом. И на фотографию в металлической рамке, которую Зина повесила на стену в «детской» он был не очень похож. Зато в нем вдруг начинало проявляться что-то очень близкое и знакомое, чему у Тимки не хватало определения.

Капитан очнулся от дремоты почти одновременно с Тимуром, нагнулся за упавшей на пол курткой и, повернув голову, встретился с мальчиком глазами. Тот вдруг смутился, как будто уличенный в чем-то недозволенном, спросил «который час» и жарко покраснел.

Трубников поглядел на левое запястье, что-то ответил, но это уже совершенно не интересовало Тимку. Он во все глаза смотрел на капитанские часы. Они были большие, как бы двухэтажные с красивыми четкими цифрами. Прозрачная крышечка над циферблатом по бокам была ребристой. А на циферблате… на циферблате было изображение звезды с четырьмя большими и четырьмя маленькими острыми лучами.

— Это «Командирские часы», — не то спросил, не то сам себе сказал Тимка.