Арья сказала, что ей помогла колдунья… Что, если найти ее? Вернет ли она меня домой?

Все эти вопросы рисковали остаться без ответа. Незнакомый чужой мир, который я знаю только благодаря Арье. Где искать колдунью, если она не объявится в воспоминаниях?

Остается только ждать, вдруг вспомню.

А Арью я понимала. Ой как понимала! В первый же день после пробуждения я была избита, голодна, презираема. Арья жила так много лет, а я всего чуть больше суток и то не выдержала. Но это не отменяет того факта, что девица поступила подло – свалила свою ответственность на другого.

В усталости от злости я крепко заснула и просыпалась несколько раз в слезах, чтобы шепотом проклинать колдунью, которая вытащила меня из родного дома.

– Мам? – тихий голосок Майи смел с меня остатки сна ранним утром.

Еще ночью, проснувшись в очередной раз, я пообещала себе, что девочка будет моей дочкой. Моей. Мы с ней обе заложницы ситуации, мы обе оказались жертвами.

– Да, милая?

– У нас совсем нет еды?

– Совсем. Но мы что-нибудь придумаем, – со вздохом я села на кровати. Как бы ярость ни глушила мой здравый смысл, я понимала, что назад дороги нет, а выживать нужно прямо сейчас.

Пока Майя умывалась в лохани в купальной комнате водой из пруда, я рыскала по шкафам в поисках вещей, которые можно было бы продать. Точно помнила, что у матери никогда не было милых безделушек, а что-то полезное мне пригодится и самой. Но часть можно будет продать на базаре, если удастся.

В плетеную корзину полетели серебряные ножницы, подаренные матери моим отцом на один из дней рождения. Ими можно покромсать разве что крошечный кусок бумаги или отрезать нитку, больше ничего они бы не разрезали, но были очень красивыми.

Рядом с ними лег кусок душистого мыла в праздничной упаковке и шарфы.

Много, очень много вязанных мамой шарфов, которые она берегла “на подарки”. Дарить их было некому, у них с отцом, выходцев из приюта, не было родственников. Да и друзей я их не помнила. Клиентов в пекарне было полно, и все безумно любили нашу выпечку, но почему-то мама всегда сторонилась завязывать дружбу с кем-либо.

Говорила, что друзья предают. Мол, верить людям нельзя, а как дружить без веры? Так и жили с папой вдвоем, наслаждаясь обществом друг друга до самой смерти.

Знать бы еще, как они умерли. Не от старости ведь? Судя по моему отражению в зеркале, мне от силы лет двадцать пять. Наверное, так оно и есть – на Земле моему телу было столько же лет. Хотя кто знает, во сколько родители Арьи ее родили.

Собрав все шарфы, я позвала Майю, и мы выдвинулись в ту часть поселка, в которой находился базар.

Береговой делила река на две части: деревенская, старая часть, где люди все еще жили в простых домиках, держали скотину и садили огороды. И вторая, за мостом, где совсем недавно, может, полвека назад, построили большие дома, пансионаты, лавки, организовали базар. Там даже стояла мэрия, так и не открывшая свои двери, потому что староста предпочитал жить в деревенской части. Береговой всеми силами стремился стать городом, но люди, его населяющие, в душе все еще были сельскими жителями.

Идти до “городской” части поселка было недалеко. Минут двадцать ходьбы до моста, а сразу за ним начинались торговые улицы, дальше раскинулась площадь на которой в праздники устраивали гуляния, а за ней длинный базар, где местные фермеры и рукодельники, не сумевшие открыть собственную лавку, сбывали товар.

Спасибо Арье и колдунье за воспоминания! Хоть с чем-то мне удружили. Боюсь представить, как бы я жила, не зная ничего о новом месте. Думаю, я бы сбежала от Нико, а посреди пути разревелась и вернулась…

Нет, не вернулась бы. Никогда не была пугливой, и здесь бояться не стану.

Совсем скоро я поняла, что мой сильный характер в этом мире мне очень пригодится. Если на Земле таким, как я, советовали быть мягче и женственнее, то здесь я буду только рада, что не умею быть мягкой.

Я знала многие правила, законы, привычки местного населения, но почти не помнила, как тут относятся к одинокой женщине с ребенком. Здесь одинокая мать могла удостоиться жалостливого взгляда, только если осталась вдовой.

Но Нико жив, я вовсе не была вдовой. Жены из семей по своей воле не уходят, их выгоняют мужья. А если тебя прогнал муж, значит, ты гулящая. Других вариантов просто не может быть. Женщины страдают и терпят. Не все, к счастью. Только те, кому “повезло” так же, как Арье.

Дикий мир, дикие нравы. Но, уже совсем забыв о неприятном разговоре с миссис Хом, я и не подозревала, как тяжело будет доказывать людям, что муж меня не прогонял.

Майе нравилось рассматривать по пути все!

С рождения не выходя из дома она видела только три крохотные комнатки, кухню и прихожую. Из окна вид открывался не самый удачный для любования: бескрайние поля, и лишь на горизонте виднелась тонкая линия леса. Майя видела, как убирали рожь, потом начинались дожди и холода, следом приходили морозы. А после на долгие-долгие дни природа укрывала все вокруг пушистым белым одеялом.

Играла Майя с лоскутным одеялком, а общалась только с матерью.

Ужасное детство оставило на ней отпечаток, и только благодаря тому, что с мамой у девочки были теплые отношения, не стала дикаркой.

Мы неторопливо шагали через всю деревню. Я косилась по сторонам, вспоминая, кто где живет. Я знакома была со всеми соседями, но плотно никогда не общались. Разве что с Велизаром – сыном местного молочника. Любви у нас не вышло, но дружба была крепкой.

Майя крутила головой во все стороны, часто принималась восторженно рассказывать мне, что видит: петуха, тощую собаку на цепи, зашедшуюся в лае при нашем приближении, лошадь и телегу. Она знала, как все это называется, мама показывала ей рисунки и рассказывала. Но девочка никогда не видела вживую ни пса, ни петуха.

Детский смех в одном из дворов привлек ее внимание. Жалобно Майя взглянула на резвящихся девчонок, а после на меня:

– А можно потом и мне с ними поиграть?

– Потом – да. Но сейчас мы с тобой должны пойти на базар, чтобы продать шарфы и купить поесть.

– Конечно, – с готовностью кивнула дочка. – Кушать очень уж хочется!

За мостом нас ждало оживление. Деревенские жители в такой ранний час уже были в полях или на огородах, а те, кто жил в более развитой части поселка, по утрам спешили на работу в лавки, школы, лекарские, аптеки.

Я с удивлением увидела на одном из домов вывеску частной сыскной конторы. Не помню, чтобы раньше она здесь была. Староста так и не сумел добиться обеспечения, чтобы нанять нескольких стражей. Беспорядков в Береговом как таковых не было, но людям все же было бы спокойнее жить, зная, что помощь совсем рядом. А тут целая сыскная контора! И кто же вдруг решил, что детективы в тихом поселке вдруг понадобятся? Да еще и частные – цены на их услуги были запредельными.

Мимо промчалась лошадь, тянущая за собой телегу, полную набитых под завязку мешков. Возничего не было, и одинокая лошадь могла посшибать людей, внезапно появившихся у нее на пути.

Я распереживалась, принялась оглядываться по сторонам. Народ всполошился, кто-то попытался прыгнуть в телегу и задержать животное, но у него не вышло. Храбрец опрокинулся на мощеный тротуар и со звоном смел уличную витрину у лавки с посудой. Огреб от торговки и под ее визги бросился наутек.

Майя оцепенела, схватившись за мою юбку. Это-то меня и отвлекло.

– Что такое? – я присела на корточки, заглянула ребенку в глаза.

Девочка со страхом смотрела на скандал, разразившийся между пожилой парой у лавки через дорогу.

– Кричат, – тихо ответила девочка. – Давай уйдем, мама? Шумно. Они сейчас будут драться!

– Нас это не касается, – отрезала я.

Та пара бы не подралась. Старик любовно кричал на старушку, я уловила несколько фраз: он возмущался, что женушка купила слишком мало сладостей для себя. Старуха кричала, что ей достаточно, а деньги нужны на мази для его больной ноги. Они и кричали то только потому, что оба плохо слышали, но точно не скандалили.