- Ты нашёл станцию, Фриссгейн. Только ты. Я ничего не добился. Это твоя станция, знорк…

Речник еле слышал слова сармата, и еле мог дышать в его стальных лапах, но понимал, что дальше молчать нельзя. «Идис» не согласится, Речники со станцией не сладят, да и Гедимин передумает, как в себя придёт… и разозлится, что у него станцию отобрали.

- Гедимин, ты сам говорил – это станция вашего народа. Ну вот и не отказывайся, - сказал он, неловко погладив сармата по плечу (скорее всего, сквозь броню тот не чувствовал ничего). – Ты её нашёл, а я только немного помог вам встретиться. Ты же спас меня тогда, помнишь? А если хочешь подарить мне что-нибудь… можно попросить у тебя скафандр? Мой крысы проели.

Гедимин ещё раз вздохнул, крепче прижал Речника к себе – и отпустил его, поднимаясь на ноги. Фрисс попробовал глубоко вдохнуть – кажется, рёбра целы. Сармат – слишком сильное и тяжёлое существо, осторожнее надо с такими…

- Само собой, Фриссгейн. Если крысы не проели все вещи станции, скафандр «Идис» у тебя будет, - уже обычным голосом ответил Гедимин, возвращаясь к пульту. – Твоя мутагенная мазь у тебя? Подлечись, пока есть время. И держи… запуск станции, проспавшей пять тысячелетий – дело небыстрое!

Он вручил Речнику длинный контейнер с Би-плазмой и второй – с водой Реки. Фрисс от неожиданности чуть не уронил всё это. При взгляде на Би-плазму он вспомнил, что ел в последний раз ранним утром… да уж, не думал он, что когда-нибудь эта бесцветная слизь вызовет у него аппетит! Речник устроился в кресле поодаль от пульта, чтобы не задеть чего ненароком, посыпал Би-плазму пряностями и съел полконтейнера за один присест. Что-то заставило его обернуться – за спиной был чистый пустой коридор, без дохлых крыс и луж крови, как будто станция просто их съела, как Речник – Би-плазму…

- Гедимин… А что ты сейчас делаешь? – несмело спросил он, глядя на центральный экран. Там виднелось что-то очень знакомое… подстанция, что ли? Нет, но нечто очень сходное, из сотен бордовых бубликов, нанизанных на стержни и составленных вместе. Это было большое сооружение, и оно медленно проворачивалось на своих стержнях, подставляя бока под очень яркие лучи. Они тянулись к бубликам с двух сторон – и тут же гасли, втягиваясь в очередное кольцо. С каждым лучом стеклянистый накопитель становился темнее.

- Смотрю, как станция готовится к подъёму, - ответил сармат, глянув на Речника мерцающими глазами. – Это называется первичной накопительной сборкой… запас энергии всей станции, видишь, она принимает передающие лучи от альнкитов? За пять тысяч лет крысы истощили её, вытянули почти всю энергию. На тепло, на свет, на жратву… Тут же было четыре генератора Би-плазмы, так они все погрызены, проломлены, обмусолены… работают, конечно, нашу технику сломать непросто, но чинить их придётся. Не люблю крыс…

Речник с уважением и некоторым страхом поглядел на сборку.

- У них тут целое государство было… Все условия, даже еда сама росла! Я так думаю, это были самые сильные крысы Старого Города, - с усмешкой сказал он и вдруг осёкся – одна мысль опалила его холодом. – Гедимин… не может быть так, что крысы убили… убили сарматов «Идис»? Ведь не может же?

Древний Сармат внимательно и грустно посмотрел на Фриссгейна.

- Их убила «Идис». Прямо тут, испепелила и поглотила. Погоди, дослушай меня. Я первый из сарматов, с кем она решилась заговорить… потому что Исгельт тоже был Древним Сарматом. Приборы подвели их в тот день – наверху они нашли сильнейшее излучение и Пучки, не растратившие силу. Попытки станции подняться потревожили пыль – и Пучок просочился внутрь. Альнкиты уцелели, сарматы – нет. Тем, кто сгорел в лучах сразу, повезло. Мы не умираем от облучения так, как вы – мы превращаемся в колонию амёб, огромную хищную тварь без формы и разума. Эа-мутация… те, кто не умер, стали её жертвами и слились в единый сгусток протоплазмы. Исгельт прожил дольше. Он успел извлечь ключ запуска и спрятать его – а потом тоже стал амёбой. Больше на станции не было живых, кроме бесформенной голодной твари. Может, у неё сохранились зачатки разума – она проникла сюда и потянулась к пульту, и станция сожгла её. Любой несармат, коснувшийся щитов управления, должен быть уничтожен - а это были уже не сарматы. Крысы пришли потом, наткнулись на открытый вход, сунулись к щитам, часть погибла, а часть поумнела – и они жили тут, не мешая «Идис». А она была в ужасе от всего… от обезумевших сарматов, от пустоты, наступившей потом. Она погасила альнкиты, чтобы сохранить их, и стала ждать. Ещё несколько лет – и последняя энергия иссякла бы тут, а хранитель развеялся бы радиоактивной пылью. Мы вовремя нашли её, Фриссгейн…

- Мне жаль, что такое случилось с твоими сородичами, - в печали склонил голову Речник. – Лучше бы мы нашли их живыми. А «Идис» теперь согреется и успокоится, ты ведь поможешь ей…

- Уже помогаю, - сармат отвернулся к экрану и посмотрел на него с досадой. Там виднелись огромные и сложные механизмы, и Фрисс ничего не понимал в них.

- То-то и оно… Исгельт изобрёл, а мне теперь безоболочники запускать, - пробормотал Гедимин. – А придётся, без лучевой брони только зря корпуса поломаем. Ну, покажи, где у тебя лучевая броня…

Фрисс с интересом поглядел на экран – там было нечто вроде грозди семян Ясеня, висящей посреди пустой комнаты. На полу и потолке располагались выступы в форме широких колец. Никакой брони там не было.

- А что это? – спросил он, не очень надеясь на ответ. Сармат чем дальше взирал на сооружение и строки, сменяющие друг друга на экране, тем больше хмурился.

- А это самая мощная и неуправляемая установка на всей станции. Куэннский альнкит, он же безоболочник. Защиты нет, охлаждение не предусмотрено, окружён защитным полем, нагревается до расплавления за считанные секунды. Делает излучение… такая вот у него задача, - вздохнул Гедимин, приближая изображение на экране и во что-то вглядываясь. – И кто-то его перегрел в прошлый раз, а может, резко дёрнул. Теперь ирренций вплавился в ипрон, и всё слиплось. Даже и не знаю, чем его подогревать, чтобы вытащить из ипрона… сам не нагреется! И вообще, боюсь, не нагреется… не хватит тут на реакцию… или с накопителя попробовать разжечь?

Речник не очень понимал, о чём речь. Кажется, пять тысяч лет назад сломалась установка, и никто не починил её. Серьёзная установка… без неё наверх не поднимешься!

На экране тускло засветились сооружения на полу и потолке, еле заметная плёнка, вроде мыльного пузыря, связала их между собой. Одно кольцо… другое… теперь «безоболочник» был со всех сторон окружён плёнками. Гедимин что-то переключал, глядя на экран с некоторой надеждой. Вот яркий луч протянулся откуда-то со стороны и остановился на медленно вращающейся «грозди семян». Потом она вращаться перестала. Потом Гедимин посмотрел на боковые экраны и покачал головой.

- Всё залито ипроном. Не идёт реакция… Сходить, что ли, расцепить их вручную? Так можно до зимы облучать, это без толку…

- Гедимин, подожди, - встревожился Речник, увидев, как сармат поднимается с места и опускает тёмный щиток на глаза. – Ты что, в альнкит полезешь?!

- Работа такая – лазить в альнкиты, - буркнул тот. – Без меня ничего не трогай.

- Ну подожди же! Может, другие способы есть? Если вот сейчас он за секунды плавиться начнёт, он же и тебя расплавит… - Фрисс прижал руку сармата к щиту управления, хотя прекрасно понимал, что его так не удержишь.

- Фриссгейн, их уже нет, - Гедимин неохотно остановился и освободил руку. – Слушай, если интересно. Там есть ирренций и ипрон. Если ирренций лежит с ирренцием, они «горят» - и мы получаем наши излучения, растворяем землю и выходим на поверхность. А если между ними ипрон, они «гаснут» - установка не работает, никуда не выходим. А там было так горячо, что ипрон с ирренцием скипелись в один ком. Потом застыли. А ипрон не так легко расплавить. Придётся отрезать ипрон от ирренция вручную и затолкать, откуда опустился. Надо подумать, как оттуда быстро выбраться, а то правда расплавлюсь…