Время подбиралось к десяти, а я никак не могла придумать, под каким предлогом сбежать, но тут мне повезло: Лаура предложила поехать потанцевать в клуб «Калифорния». Труппа оживилась: «Да! Да! Поехали в „Калифу"!» Начался сумбур, все стали вызывать «Убер». Я сказала, что я пас, сослалась на менструальную колику — многие знали, что у меня действительно бывают нещадные боли.
По дороге к выходу меня остановил Альберто: «Ты не поедешь?» Я поднесла руки к животу: «Нет, плохо себя чувствую. Женские проблемы». Вот теперь он точно окинул меня неодобрительным взглядом: «Я прекрасно знаю, какие у тебя бывают женские проблемы. Если бы это были они, ты бы уже на полу корчилась от боли». Мне хотелось ответить: «Да какое твое собачье дело?», но Альберто был для меня своего рода отцовской фигурой, и я не находила в себе сил ему нагрубить. «Я чувствую, что скоро живот разболится. Лучше поеду домой, чем меня скрючит прямо на танцполе». Он проницательно улыбнулся: «Надеюсь, ты и вправду поедешь прямиком домой».
Как только он отвернулся, я послала сообщение Кармоне: «Опаздываю на пятнадцать минут. Передайте, пожалуйста, пусть подождут». Ответ пришел сразу же: «Не переживайте, мадам. Они вас ждут». Подъехали «юконы» и «субурбаны», заказанные моими танцорами. София и Ребека сделали последнюю попытку уговорить меня. «Если полегчает, я вас догоню», — сказала я. На самом деле я бы с удовольствием запрыгнула в такси и отправилась с ними в клуб. Я обожала танцевать сальсу и кумбию.
В 22:14 я подъехала на перекресток улиц Реформа и Рейна. Обе они — мощеные, и там редко кто появляется, но видеонаблюдение ведется постоянно. Я припарковалась и осмотрелась. Никого не видно. Подождала пару минут и написала Кармоне: «Их нет на месте». — «Они отошли. Их патруль начал допрашивать, кто такие, кого надо. Сейчас вернутся». Ладно, хоть буду знать, что мы в Сан-Анхеле не зря деньги платим службе безопасности.
Вскоре появились «ребятки», и я убедилась, что они и вправду ребятки. Двое тощих подростков, на вид не больше девятнадцати. Прямо как из фильма «Уличные мальчишки», малолетние грабители с проспекта Обсерваторио. «Можно?» Я думала, мне пришлют двух бугаев на внедорожнике, а не школьников, которых я же еще и должна буду везти.
Я разблокировала дверцы. Мальчики сели в машину и вежливо поздоровались. «К вашим услугам, сеньора». Это мне понравилось. Тот, что сел на переднее сиденье, был вообще очень приятный. «Знаете, как ехать, сеньора? Или показать вам дорогу? Мы в этих краях выросли». Я попросила показать — хотела посмотреть новый маршрут. «Выезжайте на Чурубуско, а там мы скажем, куда дальше». Тут он приподнял футболку, под которой обнаружился заткнутый за пояс пистолет. Я было подумала, что сейчас меня будут грабить. Душа ушла в пятки. «Мы вас в обиду не дадим, сеньора». Я вздохнула с облегчением, завелась и рванула с места.
Мы доехали до Эрмиты и через несколько километров нырнули в лабиринт улочек. «Здесь безопасно?» — спросила я при виде пустынных темных кварталов. «Мы отсюда родом, сеньора. Нас здесь все знают, а кто не знает, тот познакомится с нашей подругой», — и он снова показал мне пистолет.
Друг другу они приходились двоюродными братьями. В детстве, рассказали они, пошли по плохой дорожке. «Клей нюхать стали, бузить, сеньора». Один их дядюшка, христианин-евангелист, начал водить их на собрания в храм, и там они исправились. «Раньше мы озоровали, потому что Христа не знали, а теперь знаем, как Он нас любит, и колобродить больше не хотим. В исправительную вот на работку устроились». Надзирателями они решили стать, потому что множество их родственников и друзей сидели в Восточной тюрьме. Они хотели подавать им пример и показывать путь к свету. За всю поездку они не произнесли ни одного бранного слова или вообще чего-то неподобающего — напротив, вели себя крайне вежливо и тактично.
К тюрьме мы подъехали в одиннадцать. Завернули сбоку на стоянку для сотрудников, где мне разрешили парковаться. Несмотря на поздний час, меня впустили без всяких проблем. Охранники только попросили оставить на входе телефон, ключ от машины и громоздкую пряжку от ремня — последние два предмета заключенные могли легко превратить в смертоносное оружие.
Ребятки дошли со мной до корпуса. «Дальше нам воспрещается, сеньора», — сказал один. Я хотела вручить им шесть тысяч песо. «Нет, сеньора, это вы капитану Кармоне отдайте, а он потом уж нам заплатит». Я настаивала, но они ни за что не соглашались. К нам подошел другой надзиратель: «Прошу за мной, сеньора». Ребятки попрощались. Я вспомнила, что не спросила, как их зовут, но, когда обернулась, их уже нигде не было. Их поглотила тюрьма.
Несмотря ни на что, Сеферино, я всегда восхищался твоей смелостью. Как ты бесстрашно всходил на трибуну на международных конгрессах и потрясал аудиторию невероятными гневными речами! Наша третья и последняя семейная поездка в Соединенные Штаты едва не обернулась кошмаром. Тебе наверняка сейчас смешно, а вот нам тогда вовсе не было. Твоя лекция в Далласе, самом сердце техасского консерватизма, повергла нас в шок. Я не мог поверить, что ты говоришь эти слова публике, к тому же преимущественно белой. «Соединенные Штаты утверждают, будто они — страна свободы, но на самом деле это страна порабощения, где законы пишутся в угоду меньшинству. Это самая лицемерная страна в мире. Вы строите из себя пуритан, но и глазом не моргнув истребили коренные народы и погубили тысячи африканцев, которых вы привезли сюда в качестве рабов, а сегодня жестоко притесняете их потомков. Вам мало было отнять почти половину территории у Мексики — вы по-прежнему донимаете нас своей хищнической империалистской политикой. Вы не стесняетесь поддерживать тиранов и путчи, как будто правительства других стран — просто фигурки в ваших геополитических играх. Поведение ваших полицейских больше подобает диктатуре, чем государству, которое кичится тем, что свобода в нем — высшая ценность. Ваша политика ведет к преумножению хаоса, ненависти, нетерпимости. Ваши руки и ваш дух запятнаны кровью. Я призываю вас отказаться от агрессии и пересмотреть свои губительные импульсивные решения. Другие страны не замедлят пойти против вас. Вы плохо кончите и к тому времени натворите столько зла, что никто в мире не подаст вам руки. Мексика и Канада, mark ту words[24], окрепнут, станут могущественными странами, и вы поплатитесь за обиды, десятилетиями наносимые им».
Хосе Куаутемок слушал тебя с улыбкой. Он унаследовал от тебя склонность провоцировать людей. Я вжался в кресло и приходил во все больший ужас по мере того, как в зале начинали раздаваться возмущенные выкрики. Я опасался, что нас линчуют. Мама, ни слова не знавшая по-английски, только вертела головой в разные стороны, пытаясь понять, что происходит. Организаторы вывели тебя через черный ход, а мы остались в окружении разъяренной враждебной толпы. Из зала мы вышли под ругательства и тычки.
Высокий крепкий мужчина, представившийся сенатором от великого штата Техас, указал нам на дверь: «Я позабочусь, чтобы вас вышвырнули из страны и аннулировали визы, сраные фа-солежоры». Мама и Ситлалли затравленно озирались. Только мой брат сохранял спокойствие и, казалось, наслаждался заварухой, которую ты устроил.
Спас нас один из организаторов — вывел на улицу и посадил в такси. Мы спросили, куда ты подевался, и он сказал, что ты нас догонишь. В отеле ты появился только поздно вечером. Ты был счастлив. Я не мог понять, чему ты так радуешься. «Так им и надо, болванам», — сказал ты.
Я думал, что угрозы и агрессивная реакция слушателей подвигнут тебя отменить остальные лекции, но я ошибался. «Следующий пункт — Мобил, штат Алабама», — объявил ты. Меня передернуло от одной мысли, что нам нужно отправиться в еще более консервативное место. Там нас уж точно линчуют. Когда я предпринял робкую попытку убедить тебя вернуться в Мексику, ты, если помнишь, залепил мне пощечину: «Вот сам и убирайся, если так боишься, слабак».
