Мы поехали вперед. На улицах никого. Докатились до оцепления спецназа. Все выглядело совершенно не так, как накануне. Протестующих было совсем мало. Теория Родриго о согнанных массах начинала походить на правду. Напряжение чувствовалось, но никакого насилия, как вчера, не происходило.
Рокко вылез выяснить обстановку. Он направился вдоль вереницы спецназовцев к вроде бы главному. Побеседовал с ним и вернулся. «Сеньора, капитан полицейского отряда особого назначения советует не приближаться к тюрьме. Говорит, в данный момент ведутся переговоры с вожаками бунтующих, но обстановка в любой момент может накалиться». Мы с Тересой переглянулись. Мы не уйдем, пока не узнаем, что с нашими любимыми — хоть она и не знает, что мой любимый тоже в этой тюрьме. «Можете подойти со мной к нему?» — попросила я Рокко. «Как скажете, сеньора».
Мы с Рокко, Родриго и Хулианом подошли к капитану. Он не обрадовался. «Добрый день», — кисло сказал он. «Добрый», — ответил Хулиан с широкой улыбкой. Знает, зараза, как включить обаяние в нужный момент. Вдалеке группа протестующих начала нараспев скандировать: «Живыми их забрали, живыми их верните… Живыми их забрали, живыми их верните…» Хулиан глянул на меня и сделал движение подбородком влево. В переулке показалась группа бритых наголо молодых людей. Меньше всего они напоминали родственников заключенных. А больше всего — подосланную правительством ударную группу вроде знаменитых «ястребов», подавлявших беспорядки шестьдесят восьмого и участвовавших в резне на день Тела Христова в семьдесят первом. Видимо, людей в форме власти посылать не решались. Если понадобится подавлять, пусть это делают замаскированные под гражданских вооруженные формирования. Тезисы Хулиана постепенно подтверждались. Бунт устроили неведомые темные силы, и мне, глупой девчонке, невдомек были их мотивы.
Капитан посмотрел в сторону «ястребов». Лицо у него стало озабоченное. Он заговорил в рацию: «Вулкан, четыре прямо за вами, наблюдайте. Планета, перекрыть доступ на двух. — Повернулся к нам. Мы, совершенно очевидно, мешались под ногами. — Чем могу помочь?» Хулиан собирался ответить, и тут случилось нечто неожиданное: капитан его узнал. «Ты, часом, не Хулиан Сото, из семьдесят четвертой школы?» Хулиан удивленно кивнул. «Ая Виктор Варгас, Линти, помнишь?» По выражению лица Хулиана я поняла, что даже близко не помнит. «А-а-а! Как дела, Линти, братан? Рад снова тебя видеть!» Общение с капитаном мгновенно стало совсем другим. «Ты же теперь знаменитость, Кико!» — сказал он, назвав Хулиана прозвищем персонажа из известного сериала. Это не понравилось Хулиану. Линти попросил другого полицейского их сфотографировать. Какой-то сюр. Пока капитан полиции улыбался и показывал большой палец, позируя, к тюрьме с двух сторон стекалось все больше парней с битами.
Несмотря на напряженную ситуацию, капитану явно хоте лось поболтать о прежних временах. Рокко вертел головой в разные стороны. Он подошел и прошептал мне на ухо: «Сеньора, думаю, нам пора уходить». Хулиан заметил это и прервал ностальгические излияния Виктора Варгаса: «Мужик, а не подскажешь, как бы нам узнать, нормально там с двумя нашими? Зовут Элеутерио Росас и Хосе Куаутемок Уистлик. Они заключенные. Мы про них ничего не слышали с начала этого цирка». Капитан связался по рации с каким-то подчиненным: «Васкес, есть список погибших в тюрьме?» Через несколько секунд Васкес ответил: «Капитан Варгас, список при мне. Но это только те трупы, которые нам удалось опознать». «Проверь, есть Икс-пять Элеутерио Росас и Хосе Куаутемок Уистлик?» Икс-пять — странный код для обозначения покойника. «Нет, капитан, пока нет». Две новости: плохая и хорошая. Хорошая: в списке их нет. Плохая: пока. Я спросила, знают ли они, что с директором Кармоной. «Его взяли в заложники. И не отпустят, пока все требования не будут выполнены». Я расстроилась. Кармона был мне симпатичен. И потом, он был единственный, кто мог помочь Хосе Куаутемоку в тюрьме.
Капитан посоветовал нам поскорее уходить: «Тут скоро такое начнется!» С соседних улиц стекались и стекались «ястребы». Группы протестующих родственников оказались в окружении. «Спасибо, Линти», — сказал Хулиан. Они обнялись. Мы развернулись и пошли к машинам. Хулиан приказал мне: «Едем немедленно домой». Я замотала головой: «Мы с Тересой остаемся». Рокко посмотрел на меня, явно не веря своим ушам: «А зачем сеньоре тут оставаться?» Я и сама точно не знала зачем. «Не дури», — сказал Хулиан. Это и вправду была дурость.
Я ничем или почти ничем не могу помочь Хосе Куаутемоку.
И все-таки мне казалось, мой долг — остаться. Я бросила его и теперь должна компенсировать это преданностью и своим присутствием, даже если ради этого придется рисковать жизнью. «Мы не можем этого допустить, сеньора, — сказал Рокко. — Сеньор Педро распорядился вас охранять, а для этого мне придется вас увести». Я повернулась к нему: «Рокко, ты что, угрожаешь увести меня силой?» Хулиан встрял и не дал Рокко ответить: «Да, Марина, силой. Оставаться глупо. А ты еще и вынуждаешь Рокко и остальных оставаться с тобой. Ты подвергаешь их опасности». Слова Хулиана не убедили меня, а только подзадорили. «Они могут идти, я их не держу». — «Ну, как хочешь, Бэтгерл», — саркастически сказал Хулиан.
Спецназовцы начали перемещаться ко входу в тюрьму. В воздухе нависло неотвратимое столкновение. Да уж, не убраться отсюда будет верхом глупости. «Сеньора Марина, пожалуйста, пойдемте», — взмолился Рокко. Если такой амбал, прошедший десятки перестрелок с бандитами, просит нас уйти, значит, дело действительно дрянь. «Вы идите», — сказала я. Хулиан взял Рокко за плечо: «Оставьте ее, пусть делает, что хочет». Хулиан защищал меня. Он действовал в моих интересах, и среди этих интересов фигурировало сохранение моей жизни. Но мне совершенно не нравился его снисходительный тон. «Да, я хочу остаться», — твердо сказала я. Рокко попытался привести меня в чувство: «Посмотрите вокруг. И скажите, чего вы добьетесь, если останетесь». Маленькую группку родственников теснили к воротам спецназовцы и группы «ястребов». Как я сдамся, если они не сдаются? «Я буду с ними», — сказала я и кивнула в сторону толпившихся. Хулиан ехидно усмехнулся: «Ах вот как? Чтобы тебя показали в новостях? Как ты потрясаешь кулаками и выкрикиваешь лозунги? Что ты скажешь Клаудио, детям, друзьям? Я, паинька из Сан-Анхеля, решила втереться в самые обездоленные слои населения? Потрясающая наивность», — припечатал он меня.
Над зданиями тюрьмы начали подниматься клубы дыма. С крыш доносились крики заключенных. Рокко обернулся на тюрьму, потом посмотрел на меня: «Поехали?» Я покачала головой. Нет, я не уеду.
Темнота. Тишина. Дыхание. Удары сердца. Дождь, стекающий по стенкам. Холод. Боль в суставах. Выдумывать. Творить. Сопротивляться. Побеждать. В голове он выстраивает новые миры. Слово за словом. Строчка за строчкой. Чернота как рамка для возведения. Здание историй. «Говори точным языком», — поучал отец. Подбирать нужное слово. Выверять идеальное сочетание существительных и глаголов. Остерегаться прилагательных. Выучивать каждый день пятьдесят новых слов. Военная дисциплина на службе у литературы.
Темнота. Тишина. Дыхание. Удары сердца. Он вытягивает руку в черную пустоту. Трогает сырые стены. Чувствует подушечками пальцев какое-то насекомое. Ощупывает его. Насекомое — возможно, уховертка — взбирается ему на руку и ползет вверх по предплечью. Он чувствует, как лапки перебирают по волоскам. Насекомое поднимается к бицепсу. Ползает там по кругу. Щекочет. Он нежно снимает его и сажает обратно на стену. Оно теряется в неведомом измерении тьмы.
Хосе Куаутемок включает уховертку в очередную историю. Человек, похороненный заживо, просыпается в безмолвии могилы. Понимает, что произошла ошибка. Он жив, а его похоронили. Он кричит, пытаясь привлечь внимание. Колотит по стенкам гроба. Ответа нет. Тщетно пытается столкнуть крышку. Его грызет тоска. С обеих сторон гроба на него начинают лезть уховертки. Тысячи. Они ползают по его телу, по лицу. Забираются в рукава рубашки, в штанины. Резвятся в складках. Человек начинает вопить. Черные реки насекомых вливаются в открытый рот и проникают в глотку. Он глотает лапки, надкрылья, клешни. У него рвотные позывы, но извергнуть ничего не удается. Уховертки спускаются к его внутренностям. Он захвачен изнутри и снаружи. Своими крошечными челюстями они начинают пожирать его. Он корчится от боли. Мелкие капли крови покрывают тело. Уховертки жадно пьют эту кровь. Подбираются к глазам. Пережевывают. Он машет руками, пытаясь стряхнуть их. Убивает одну, десять, тысячу.
