На завод приехала Майорова. Несмотря на свою тучность и одышливость, Ирина Георгиевна обладала злющим языком и строптивым нравом.
— Смирнов меня послал разобраться, что Вы здесь творите с Вашим Ворониным.
— Да вы что, сговорились, что ли: Ваш Воронин, Ваш Воронин! — взорвался я. — Не мой он, а ваш, и до ручки завод довел с вашего попустительства!
Меня понесло, и я выложил Майоровой все, что думаю о Воронине. Ну, почти все.
— Ну-ну, успокойтесь, про Вашего Митрофанушку мы всё знаем. Выглядите Вы не очень. Тяжко достается? Жена-то приехала? И где Воронин Вас разместил? А, в гостинице. Там, где сам сначала жил. Ну ладно, Вы мне расскажите, какие Вы тут самовольно планы даете производству и что за нормативы устанавливаете.
Я разинул рот:
— А Вы откуда про это знаете? Я же не звонил…
— Откуда-откуда… От верблюда… От Воронина Вашего, он — Смирновский наушник. Звонит ему каждый день и всё про Вас подробно докладывает.
— А Воронин откуда знает? — удивился я. — Он же на заводе почти не появляется, а в цехах вообще не бывает…
— Ну, Эдуард Иосифович, Вы как ребенок маленький. У Воронина есть агент, Людка, фамилия у нее такая… на букву О.
— Окишева, что ли?
— Вот-вот. Она все сплетни по заводу на Вас собирает и Воронину в уши вливает.
— Ну а Вы-то откуда всё это знаете? — вовсе изумился я.
— Хэх! На то я и куратор завода, мне положено знать все. Откуда? Это мое дело. Рассказывайте, только всю правду. Я всё равно всё узнаю.
Я честно выложил Ирине Георгиевне всю ситуацию на заводе и как я собираюсь вытаскивать завод из пропасти.
— Вы только не мешайте мне. Через четыре-пять месяцев я рассчитываю выйти на выполнение плана. Не справлюсь — секите мне голову.
— Ладно, головой своей не разбрасывайтесь, она еще пригодится Вам, да и нам тоже. Я доложу Смирнову, что Вы всё делаете правильно. А Вы будьте осторожны, оглядывайтесь по сторонам. Когда разгребете хвосты по поставкам?
— Думаю, в следующем месяце. Я Петрову это поручил, он только этим и занимается. Уже по трем хвостам подписал сверку с заказчиками.
О грядущем появлении на заводе Воронина я научился узнавать по голосу Людки, раздававшемуся в приемной. Она заглядывала и ко мне. «Как Вы тут? Может, чего надо?» — «Спасибо, Людмила Прокопьевна, у меня всё в порядке». Людка проявляла бешеную активность. Гремела какими-то ведрами, орала на уборщиц, отчитывала секретаршу. Вскоре появлялся и Анатолий Митрофанович. Я заходил к нему, говорили о том о сем. Я коротко информировал Воронина: производство идет выше графика, приняли трех сборщиков, в цех заготовки Перминов нашел молодого парня, готовим на начальника планово-распределительного бюро, трудно с обеспечением вагонами, ты бы, Анатолий Митрофанович, съездил поговорил с отделением дороги, мы же теперь отгружаем больше.
— Ну ладно, — соглашался он. — Заеду обязательно. Я поехал, в обком зачем-то вызывают.
Следом исчезала и Людка.
Людка Окишева работала завхозом с особыми полномочиями. Раньше она работала в гостинице, ну, там, где я сейчас жил, а прежде, пока не получил квартиру, жил Воронин. Особыми полномочиями Людки были: право в любое время заходить к директору и право обругать и обхамить любого, кого захочет. Ее муж Федя Окишев служил при Воронине юристом. Прежде, в бояринцевскую эпоху, он отвечал на бесконечные бояринцевские письма, а теперь писал ответы на многочисленные претензии заказчиков конструкций. Он заходил ко мне, протягивал замусоленные листочки, написанные ученическим почерком корявыми фразами: «Поскольку митал не смог придти на завод, вашу притензию не признаем».
— Это как же так он не смог прийти? — удивлялся я. Федя брал у меня листочки и долго изучал, потом поднимал глаза.
— Это такой юридический термин.
— А, понятно. Ну, Вы оставьте ответ мне, я еще подумаю. — И Федя уходил в свою каморку. Через полгода вал притензий обмелел, и Федя сидел в своей каморке, всеми забытый.
* * *
Я совсем замотался. Завод — сложная многозвенная машина, состоящая из основных цехов и участков, вспомогательных служб, отделов, работающих на единый результат. У Воронина эта машина совершенно разладилась. Он налетами, с руганью, пытался чтото сделать, замкнуть всё на себе (а вы приходите ко мне по всем вопросам, я разберусь сам…), но получалось еще хуже. Мне предстояло отладить эту машину, научить людей, чтобы не ходили ни к директору, ни к главному инженеру! Чтобы всё решали сами. Отстроить заново планирование, нормирование и учет, контроль и управление. Оперативные совещания стали проводиться дважды в неделю у главного инженера и по итогам месяца — у директора. Воронина приходилось заранее предупреждать, чтобы был на этом совещании, не смылся в пресловутый обком. И что это они его так часто вызывали? А еще надвигалась зима, нужно было вставлять выбитые стекла, ремонтировать фонари, латать протекающую крышу. Запаса мазута в котельной оставалось на три дня, я выбивал дополнительные фонды и цистерны, гонял снабженцев к поставщикам мазута. А еще расчищал завалы на загаженном и заваленном складе готовой продукции.
А еще нужно было сверстать план на будущий год, проверить зана рядку металла… Убедить Воронина дать квартиру для главного конструктора, которого я тащил с Урала… Уговорить Воронина, чтобы согласился вернуть на завод главного бухгалтера Авсиевич… Разобрать пухлую почту с визами директора: «Гл. инж. Разобраться» и просто «Гл. ин»… Ой, уже девять, нужно домой…
Задание первого месяца мы сделали досрочно, за день до окончания, на следующий месяц прибавили сто тонн, потом еще сто пятьдесят. А на пятый месяц, в январе, завод выполнил Государственный ПЛАН! Впервые за два года заводоуправление получило премию! (Восклицательные знаки здесь не лишние, это не ошибка автора.) Это была победа, и в Объединении мне простили все мои вольности.
К Новому году мы с женой вселились в новую квартиру, и по этому поводу Воронины пригласили нас в гости. Запросто, по-семейному, мы же теперь соседи. Говорили про Джамбул и Каратау. Но дружбы домами почему-то не получилось. Может быть, потому, что наши с Митрофанычем жены были в разных весовых категориях? Моя Люся выступала в легком весе, а Мария Тимофеевна была далеко за сто килограммов. Они так друг друга и называли: Люся, назвать ее Сергеевной не поворачивался язык, больно легковесно она выглядела, и Мария Тимофеевна. Ну как назвать Машей такую тумбу! Они иногда встречались на улице, болтали о чем-то, но подругами не стали. Место друга воронинского дома было прочно занято Людкой Окишевой.
Как-то в начале лета ко мне зашел Воронин.
— Слушай, такое дело есть. Меня Людмила Окишева познакомила. Есть такое село неподалеку — Мурыгино, там огурцами занимаются. Огурцы там у них особого сорта, небольшие и все как на подбор. И очень хорошо там растут. Они их солят по особому рецепту, там смородиновый лист, еще какие-то травы, они знают какие. Они закладывают огурцы в бочки, в деревянные, заливают это рассолом, а потом бочки закрывают, и — на дно реки. На дно Вятки опускают. Держат там их месяц, а то и больше. А потом достают. Так огурцы такие получаются… На базаре их с руками отрывают, если узнают, что мурыгинские. Так вот, за сезон зарабатывают на огурцах по две тысячи на каждого. Они эти свои огурцы даже в Москву возят. Так вот, я там уже договорился, купил три бочки, там люди уже есть, которые будут солить для меня… Я что тебе говорю: давай вместе, на пару… Заработаем неплохо…
— Спасибо, Анатолий Митрофанович. Я с Люсей посоветуюсь. Если она возьмется… У меня-то совсем времени нет.
— Ну, давайте, думайте, да побыстрее, а то уплывут огурцы… — он довольно рассмеялся. — Ну, я поехал. Опять в обком зачем-то вы зывают.
Временами я сталкивался с Ворониным по кадровым вопросам. Кадровые дела — это прерогатива директора, он подписывает приказы о назначениях и перемещениях, и я терпеливо объяснял ему, кого и зачем я двигаю. Алексея Перминова я поставил начальником производства, и Воронин это проглотил, а вот с новым начальником заготовительного цеха были сложности. Алексею я поставил задачу — найди, отыщи начальника вместо себя. Тебе же, прежде всего, с ним работать. И вскоре Алексей назвал — Татьяна Михалевич. Заготовительный цех — самый сложный на заводе. Ежедневно — десятки тонн металла, сотни различных деталей, тысячи операций, двести человек, работающих в две смены, и всё это нужно держать в голове. Обычно начальником заготовительного цеха назначают крепкого мужика с луженой глоткой, хорошо владеющего всей палитрой русского мата, иначе нельзя с этими работягами! А тут… Хрупкая, тощенькая, молодая чуть за тридцать, Таня работала в цехе в планово-распределительном бюро, отлично владела цифрами, но начальником… И я решился попробовать.
