— Да я понимаю, что вы правы. Только… А, черт с ним, я и так обвешан выговорами, как бездомный пес репьями. Одним выговором больше… — помолчав: — Делайте как знаете, только главный корпус чтобы побыстрее… Тут мне анекдот рассказали… про директора. Приходит на завод новый директор, вызывает секретаршу, инструктирует: «Значит так, мой распорядок дня таков: с восьми до девяти — обход цехов, с девяти до одиннадцати — работа с документами и совещания с отделами. С одиннадцати у меня — сексуальный час». Сказано — сделано. В одиннадцать заходит к нему секретарша, запирает дверь и раз! — простынку на диван. Директор на нее вытаращился: «Что происходит?» — «Так Вы же сказали, что в одиннадцать у Вас сексуальный час!» — «Да не я, а меня будут употреблять! Быстро машину вызывайте, в горком партии еду!»
Вскоре Лев ушел с завода, преподавал в институте, а потом уехал. Его позвал дядя по отцу, старый профессор и холостяк, живший в Черкесске один в профессорской трехкомнатной квартире, декан тамошнего института. Жизнь в одной квартире с профессором не получилась, и Лев несколько лет мыкался, работал мастером на Ставропольском заводе прицепов, пока не заработал квартиру и не осел наконец в Кисловодске. В 2006 году мы с женой собрались на лечение в Кисловодск. Я узнал телефон Льва и позвонил ему.
— Э-э-ди-и-и-ик! — услышал я знакомый голос. — Вы приедете? Ой как здорово! Только не вздумайте снимать квартиру! Я вас сам поселю! И без разговоров! Я вам здесь всё покажу! А какие здесь горы! А какие здесь яблоки на базаре! А какой здесь воздух!
Лев постарел, приобрел небольшое брюшко, но не потерял оптимизма и восторженности. Он был на пенсии, но занимался своим любимым делом — преподавал сварочное производство в местном техникуме.
Если ехать по дороге из Кисловодска в Ессентуки, на двенадцатом километре, за Подкумком, влево ответвляется разбитая щебеночная дорога: она идет вверх, в предгорья по сухому оврагу. В трех километрах по этой дороге слева лежит Верхнеподкумское кладбище. Дожди здесь редки, но полоса жилистых желтых акаций цепляется корнями за каменистую почву и отбрасывает сквозистую тень на ржавую кладбищенскую ограду. Здесь много солнца, свежего ветра и тишины. Городской транспорт не добирается сюда, а таксисты из Подкумка запрашивают четыреста рублей. Здесь, в дальнем конце, возле самой акациевой полосы — могила Льва Торопцева. Человека яркого и увлеченного, пытавшегося весь окружающий мир заключить в свои объятья, но так и не сумевшего это сделать.
НИКОЛАЙ ФРАНЦЕВИЧ БЕРГЕР
1978 год. Ушел Торопцев, и завод остался без директора. Следом уехал в свои Желтые Воды Петр Иванович Богуславский. Теперь уже навсегда. К нам приехал новый управляющий трестом Николай Павлович Юрко, бывший директор Рудненского завода металлоконструкций. По случаю переезда в Алма-Ату и назначения на высокую должность Юрко украсил свой рот полным комплектом золотых коронок, отчего казалось, что когда он говорит, из его рта вылетает жаркое пламя. Обдавая этим жаром, Юрко долго уговаривал меня стать директором, но я был непреклонен. Считал себя инженером и не хотел поглупеть.
Я ужасно не люблю:
— Общений с высоким начальством. Думаю, что оно (высокое начальство) как-то инстинктивно чувствовало мою нелюбовь и тоже недолюбливало меня.
— Сидений на совещаниях и активах. Меня там одолевал сон, и я мучительно боролся с ним, иногда клевал носом.
— Вызовов в партийные органы. Этим партийным органам не следовало бы лезть в производственные дела. Все решения, которые они принимали, бесили меня своей некомпетентностью и хамовитостью. Обязать! Наказать! Выслушать на очередном парткоме! Понятно, что это зло неизбежное, но пусть они обязывают моих директоров.
— Приемов по личным вопросам. По мне, приятнее визит к зубному врачу, там орудия пытки не столь изощренные.
Поэтому я заявил Юрко, что согласен временно и безропотно исполнять обязанности, а Вы уж, Николай Павлович, найдите мне хорошего директора. Пока Юрко шарил по кадровым сусекам, я без оглядки занялся заводом. В партийные органы ездил наш партийный секретарь, и там его постоянно спрашивали, когда же у вас там появится директор, а то некого обязывать и наказывать. Завод развивался медленно, и нужно было придумывать какие-то способы для роста. Руки у меня были развязаны, наказывать меня было нельзя, потому что я временный, и мы с Гончуковым пустились в рискованные эксперименты. Делили большие цеха на участки и бригады, давали им посильные планы, и они их начали выполнять! Вместо подробного нормирования операций, непонятного рабочим и нелюбимого ими, вводили разработанные нами самими нормативы, и рабочие заработали с воодушевлением. В общем, нарушали принятые и обязательные руководящие указания. Но завод постепенно и неуклонно наращивал выпуск конструкций, и уже скоро должен был выйти на выполнение плана. Юрко приезжал и, как Змей Горыныч, изрыгал на меня золотое пламя своего гнева. «Вы тут с Гончуковым нарушаете социалистическую дисциплину! Вы оба ответите! Кто вам разрешал устанавливать какие-то планы? Есть только один ПЛАН — Государственный! Есть Государственная система нормирования труда и Государственные расценки!» Но завод прибавлял, мы отказались от наркотической привычки к полуфабрикату, и Юрко ругался только для проформы.
— Николай Палыч, потерпите, не мешайте нам, лучше найдите хорошего директора.
— Где я его вам найду, тем более хорошего, — отговаривался Юрко. — А если проверка из Министерства нагрянет, что будете делать?
— Авось пронесет, — говорили мы, — завод-то уже на выполнение плана выходит!
Первый присланный Юрко директор оказался неудачным. Он прислал директором Валеру Пака, ой, простите, Валерия Федоровича, моего бывшего воспитанника из молодых специалистов на Темиртауском заводе. Валера приехал на Темиртауский завод по распределению после окончания института. Мне он понравился энергией, амбициозностью, и я провел Валеру по всем ступеням заводской лестницы: мастер — начальник цеха — главный технолог. Я даже выбил для него квартиру, а когда уезжал из Темиртау, рекомендовал его на свое место, главным инженером. После отъезда Торопцева Пак стал директором Темиртауского завода. И теперь он шел на повышение — директором Большого завода. «Они с Дипнером хорошо знают друг друга, сработаются как единая команда», — рассуждал Юрко.
Конечно, это было ошибкой. Нельзя назначать начальником к человеку его бывшего ученика! Сказался также слишком быстрый, без отступлений, взлет Валеры по служебной лестнице. Для формирования цельной личности необходимы поражения. Они нужны для самоанализа, для выработки умения ориентироваться в сложных жизненных ситуациях. В противном случае у человека возникает комплекс собственной непогрешимости, который обязательно рано или поздно приведет его к поражению. Неглупый человек, директор Пак понимал, что его главный инженер гораздо опытнее его и лучше него владеет заводом. Как поступить в этом случае директору? Как завоевать авторитет на заводе? Он стал вызывать к себе в кабинет поодиночке работников из цехов и допытываться у них, как они относятся к главному инженеру, чем они недовольны и что следует изменить в коллективе.
На заводе начались шепотки по углам. Я поехал в Алма-Ату и сказал Юрко, чтобы он забирал назад своего Пака, а то он расколет коллектив, и я уйду с завода. Угроза подействовала, и Пак перебрался к Журавелю заместителем начальника управления. Я понимал, что породил врага, но лучше иметь врага за забором, чем в своем доме. Тогда и появился Бергер.
Мне позвонили из треста: «К вам выехал вновь назначенный директор Бергер, поезд 12, вагон 3, встречайте завтра утром, покажите завод». Встречать нового директора на вокзале я не стал, послал водителя Колю с плакатом «Бергер». Было около девяти, когда открылась дверь кабинета и к моему столу прошел приехавший, протянул руку, назвался кратко: «Бергер». Крупная голова без шеи была посажена на туго накаченное небольшое туловище. Львиного цвета, крупными кольцами, грива. Чувствовалось, что свою прическу он холит и лелеет. Подкачали только нос, совсем не львиный, картофельной формы, водянистые, слегка навыкате глаза и отвисшая нижняя губа. Эта отвисшая нижняя губа придавала его лицу обманчивое презрительно-недовольное выражение. Я провел Бергера в директорский кабинет. Он внимательно всё осмотрел, потрогал дверцы шкафов во всю стену — творчество В. Пака.