А во-вторых, порою говорит, что я хороший.

Свидетельством тому — звонки моих детей.

Ведь раз звонят, так, значит, помнят в самом деле!

Хоть расстоянья далеки,

Нечасто, правда, ну хотя бы раз в неделю.

«Ну как дела, отец?» — «Да, в общем, всё в порядке.

Как внуки?» — «В общем, все при деле.

Как нога?» — «Терплю». Обмен известий краткий.

«Целую». И короткие гудки, как вспугнутые птицы, отлетели.

В мою защиту — то, что я еще кому-то нужен,

Хотя и дожил до седин.

И не всегда, как нынче, я один,

И не всегда я сам себе готовлю ужин.

Ну ладно, хватит хныкать, старина!

Мужчину сопли ведь совсем не украшают!

Глядишь, когда-нибудь приедет и жена,

Она уже приехать обещает.

А завтра будет день, и, может, будет солнце,

И, может быть, всё утрясется!

Ну ладно, в самом деле хватит хныкать, уже поздно, нужно ложиться спать.

Завтра снова напряженный день.

* * *

Светлана приехала через неделю. Самым коротким и удобным путем добраться до Белгорода был поезд Санкт-Петербург — Кисловодск. Он шел через Минск, пересекал украинскую границу и через шесть часов был в Харькове, а там до Белгорода — семьдесят пять километров на электричке или на маршрутном такси.

Вот только украинская полиция… Сергею довелось дважды познакомиться с ней. От Минска он ехал в заполненном пассажирами вагоне, но в Гомеле поезд опустел, и Сергей остался в купе с одной дамой. Даме было около тридцати пяти, она ехала из Питера в Кисловодск — отдыхать и лечиться на тамошнем курорте. Ухоженная и хорошо одетая, она каждый год поправляла свое здоровье на водах и каждый раз летала самолетом до Минеральных Вод.

— Вы знаете, — жаловалась она Сергею, — я плохо переношу перелеты, и на этот раз мне посоветовали ехать поездом. Конечно, дольше и по украинской территории…

Поезд остановился на полустанке, и сразу загрохотали торопливые шаги в коридоре: «Таможенный досмотр, таможенный досмотр, всем оставаться на своих местах». Дверь купе распахнулась, и в купе вошли двое.

Пограничники были одеты в форму защитного цвета, штаны мешком, тяжелые ботинки и кепи с выдающимися вперед козырьками. Оттопыривающиеся кобуры и дубинки на поясах. Сергею некстати они показались похожими на полицаев, как их показывали в советских фильмах про войну. Сергей полицаев не заинтересовал: легкая сумка с домашними вещами, а вот на его спутницу тот, что был повыше, уставился тяжелым взглядом.

— Пограничный и таможенный контроль, приготовить документы и вещи для досмотра.

— Ну-ка, — бросил он Сергею через плечо, — выйдите в коридор.

Дверь купе захлопнулась, и Сергей добрых десять минут топтался у темного окна вагона. Когда двое полицаев торопливо проследовали мимо, оставив распахнутой дверь купе, Сергей застал там картину разбоя: оба чемодана Валентины, так звали даму, были растерзаны, и интимные вещи женского туалета раскиданы по полкам. Валентина горько рыдала:

— Это же форменный беспредел. Они ограбили меня, забрали у меня почти все деньги, что я экономила целый год на лечение. И это стражи порядка? Коршуны без совести и стыда. И с чем я поеду в Кисловодск?

Второе знакомство Сергея с украинской полицией произошло, когда он возвращался с очередной работы в Белгороде. За три месяца напряженного труда Сергей заработал. Приятно тугую пачку зеленых долларов, стянутую желтой аптекарской резинкой. Конечно, везти вражескую валюту через две границы — дело опасное, и Сергей приобрел в Белгороде холщевую сумку с потайным карманом на дне и яркой надписью RUSSIA на боку. Там, в потайном кармане, завернутые в непритязательную тряпицу, и лежали вожделенные доллары. Из Белгорода Сергей добрался на маршрутке, рассчитав так, чтобы появиться в Харькове за двадцать минут до прихода поезда Кисловодск — Санкт-Петербург. Маршрутка приходила на вокзальную площадь, и уже через пять минут Сергей расхаживал на перроне среди ожидающих пассажиров. Поезд вот-вот должен был прибыть.

Два украинских полицая подошли откуда-то сзади.

— Гражданин, пройдемте, — козырнул Сергею один из них.

— Куда? — растерялся Сергей. — А что я сделал?

— Разберемся, — полицаи заученно оттесняли Сергея от перрона.

— У меня же поезд сейчас, вот мой билет, — испуганно повторял Сергей.

— Разберемся, пройдемте в участок, проверим Ваши документы и что Вы везете. Так положено. Вы из России?

Конечно, из России, это извещала яркая надпись на сумке. Повели они Сергея почему-то не в участок, а свернули в какую-то глухую подворотню. Пока старший полицай внимательно рассматривал билет и паспорт, другой методично выкладывал на лавку содержимое сумки — чертежи, грязное белье, пару бутербродов на дорогу. Еще немного — и он доберется до потайного кармана. С тем, что опоздает на поезд, Сергей уже примирился.

— Слухай, Грицко, — вдруг сказал старший, — он же тридцать шестого года рождения!

— Та быть того не может, — удивился второй.

— Вот что, дед. Собирай свои шмотки и мотай отсюда. Да больше нам не попадайся, — объявил старший.

Не чуя ног, собрав в охапку разбросанные вещи, зажав билет в зубах, бежал Сергей на перрон. Поезд опоздал на десять минут, он успел втиснуться перед самым отходом и долго, сидя в вагоне и глядя на проплывающие за окном станционные здания, не мог усмирить бешено бьющееся сердце.

* * *

Поездка Светланы прошла без происшествий, и Сергей встретил ее на вокзале. Теперь жизнь наполнилась домашней теплотой, и тоска одиночества больше не терзала его.

А для Светланы кочевая жизнь в Белгороде стала еще одним занимательным жизненным приключением. В Белгороде жили их давние добрые знакомые Николаевы. Много лет тому назад Дима Николаев работал главным конструктором на одном с Сергеем заводе в Белоруссии, но не сработался с новым директором завода и уехал в Белгород, ближе к родным местам.

Происходил Дмитрий Николаев с Украины, от вольного казачьего рода. Триста лет тому назад его предки бежали от гнета польских панов на Левобережье, под защиту московского царя, и осели на Харьковщине. Тогда они носили прозвище Сивокобыла, при советской власти неблагозвучную фамилию удалось поменять на достойную российскую, но как наследие предков остался у Димы хохляцкий акцент и казачья непокорность. Не склонил Дима головы перед белорусским хамом-директором и уехал на Белгородский завод металлоконструкций, где и пригодился главным конструктором.

В девяносто первом граница острым ножом отрезала от Белгорода близкую и родную Харьковщину, а там остались у Димы и его жены Гали родовые гнезда — сельские мазанки с клочками чернозема. Поначалу казалось, что это несложное препятствие, и по выходным дням Дима с Галей ездили в харьковскую деревню как на дачу. Но тонкая черта, проведенная на карте, становилась кордоном, углублявшейся и незаживающей раной, и вот уже родной брат Димы, оставшийся там, за границей, стал называть его предателем и москалем, отказывался встречаться. Родные гнезда Димы и Гали пришлось продать за бесценок.

Дима ушел с развалившегося Белгородского завода на пенсию, пробивался мелкими проектными работами, и оба откровенно скучали, не заведя себе друзей в Белгороде. Приезд Светланы Галя восприняла как праздник, и теперь две женщины, ставшие по случаю сердечными подругами, разъезжали по супермаркетам и торговым центрам, набитым восхитительными заграничными вещами.

Увлекательное женское занятие, непонятное мужчинам.

9

Разговор Сергея с Петелиным в его кабинете состоялся на пятый день.

Петелин был глазами и мозгом Белгородского завода. Небольшого роста, лысоватый, с умными пронзительными глазами, стройный, как юноша, он кипел энергией. Петелин обладал редким даром внушать симпатию и доверие к себе. Клерки его личного отдела — отдела продаж — неутомимо вели разведку обо всех стройках в стране — разворачивающихся, планируемых и только намечаемых. И когда строительство созревало и нужно было кому-то заказать изготовление стальных конструкций, возникал Петелин со своей обаятельной улыбкой, убеждал заказчика, что Белгородский завод — самый лучший, самый надежный, словом, такой, какой ему нужен. Цены Белгородского завода были несколько повыше, чем у других. Но качество! Но надежность в сроках! И заказчик соглашался.