По верху широкой стены даже повозка проедет. И с внешней стороны стена выше, дает защитникам укрытие от стрел или наблюдения. По лестнице взобрались на стену. Пригибаясь, побежали по стене. Периодически рыцарь выглядывал наружу, оценивая обстановку. Стена изгибалась соответственно рельефу. В одном месте к стене близко подходил кустарник. Место удобное, после спуска люди будут укрыты от посторонних взглядов. Первым опустили рыцаря. Он в доспехах, тяжелый. Веревкой обвязали вокруг пояса, вчетвером травили понемногу веревку. Рыцарь упирался в стену ногами, фактически шагал, только по вертикали вниз.

Когда опустился, отвязал веревку. С остальными уже было проще, скользили по веревке сами. Матвей шел последним, успел обрывками тряпки обмотать кисти рук, чтобы не ободрать кожу на ладонях, да еще притормаживал ногами, сделав полуоборот веревки вокруг правой ноги. Спустился удачно. Никогда раньше такой спуск не пробовал, но видел, как это делают матросы, спускаясь с рей на мачтах на палубу.

– Уходить надо, веревка нас выдаст! – сказал рыцарь.

И правда. На ровном участке стены веревка была заметна и выдавала беглецов. Но хорезмийцам было не до них. Как только перевалили за первый холм, перевели дух. Со стороны города их уже не видно, и опасность представляет только конный разъезд хорезмийцев. Но его не было.

Шли на север, ориентируясь по положению солнца, в сторону Дамаска, Сирии. Когда стемнело, рыцарь снял доспехи, которые понесли оруженосцы. Одно радовало – не донимало солнце. Но хотелось пить, однако при себе ни у кого воды не было. И наткнуться на ручей в степи, полупустыне – нереально. Если только на оазис, где есть колодец, но для этого надо хорошо знать местность. Ночью температура ниже дневной, да и обнаружить беглецов труднее, поэтому шли до тех пор, пока к рассвету не попадали от усталости. Еще повезло, что нашлось небольшое углубление в ровной, как стол, степи. Устроились там на отдых, со стороны беглецов не было видно.

В Иерусалиме, захваченном хорезмийцами, творился ужас. Захватчики убивали всех: мужчин, женщин, детей. Кровь была везде: в домах, на улицах, в храмах. Никакие мольбы о пощаде не могли разжалобить чужеземцев. За сутки вырезали всех жителей, забрали из домов все ценное, потом взялись за храмы. С икон сдирали золотые и серебряные оклады, собирали утварь из золота и серебра. Мало того, вскрыли раки со святыми мощами, надеясь и там найти ценности. Затем мощи порубили саблями, топтались на них и всячески оскверняли. Так не поступали даже враги христиан, мусульмане. Чужую веру и предметы культа представители других религий не трогали. Ибо и святые, увидевшие с небес святотатство, накажут, и воины-иноверцы поступят так же. В Иерусалиме святыни христианства и иудаизма, так ведь Мекка и Медина не так далеко.

Матвей, хоть и хотел спать и пить, периодически поглядывал вокруг. Все беглецы и рыцарь с ними спят глубоким сном, и враг может их взять голыми руками. Слишком устали все. И все же в какой-то момент Матвей полностью отключился. Очнулся он от побрякивания железа. Приподнял голову осторожно. В стороне, в сотне шагов идет нестройная колонна – рыцари, оруженосцы, граждане. Похоже, те, кто смог уцелеть, кому удалось каким-то образом покинуть Иерусалим. Не исключено, что до штурма, потому что не видно раненых.

Матвей растолкал тамплиера, зажав ему рот, чтобы не вскрикнул случайно. Прошептал в ухо:

– Рядом проходит колонна, есть воины и граждане.

– Понял.

Приподнял голову, присмотрелся.

– Наши, из города. Я узнал одного из нашего ордена.

Рыцарь поднялся во весь рост, Матвей стал будить остальных. Надо идти с колонной. Пристроились в конце. Никто не задавал вопросов – откуда идут и куда, и так понятно. Вскоре показался оазис. Там был колодец, а рядом с ним нечто вроде постоялого двора. Скромные хижины из тростника, больше как укрытие от солнца, но никак не от разбойников. Главное – горела печь, пахло съестным. И было вволю воды, но за ней надо постоять в очереди. Вода казалась слегка солоноватой, но пить всем очень хотелось, и ведро опорожняли сразу, разливая по мискам, кружкам, даже в сложенные ладони.

У Матвея уцелели деньги, выданные при вступлении в орден. Больше денег ни у кого из пятерки, оборонявшей пролом, не было. Одну монету юноша приберег на самый крайний случай, на другую купил пять лепешек и вяленого мяса, каждому по куску. Так и уселись кружком. Совместно пережитая опасность сближает. Это не то единение, как за столом в кабаке. Разошлись и забыли, хотя только что клялись в вечной дружбе. Это самое настоящее боевое братство. Не зря рыцарь одного ордена называет рыцаря другого ордена братом, потому что враг зачастую один и сражаться приходится плечом к плечу. Скромную трапезу запили водой, сил прибавилось, в желудке ощущалась приятная тяжесть.

После скромного обеда и отдыха шагалось бодрее. Однако путь предстоял дальний. По прямой от Иерусалима до Дамаска двести миль. В день хорошо если удастся пройти двадцать, потому что нет еды, нет повозок для перевозки оружия и брони. Обычно копья, доспехи, щиты везли на повозках и разбирали перед боем. Наконец грунтовая дорога вывела к реке Иордан. Уже и дышаться легче стало, и попить можно, и омыться. К исходу третьего дня далеко на холме возникли всадники. Сразу от головы колонны передали приказ: «Занять оборону!»

Воинство окружило по периметру колонну, которая ощетинилась копьями и мечами. На всю колонну рыцарей десяток неполный, да пешцев два десятка, десяток оруженосцев, остальные – люди мирные разных возрастов, женщины и мужчины. Серьезного боя не выдержать, но жизнь свою намеревались отдать задорого.

От всадников отделился один, поскакал к колонне. Если бы это были противники, кинулись бы все сразу. Оказалось – дозор бедуинов. Для них хорезмийцы – враги, поэтому сейчас бедуины – союзники.

Бедуин в белом бурнусе (чтобы было не так жарко), подскакав ближе, крикнул, что дальше путь свободен и впереди есть бедуинский лагерь, где можно купить еды. Новость хорошая. Схлынуло напряжение последних дней, и уже без неприятностей добрались до сирийских земель. Однако все ордены располагались за Дамаском, в палаточных лагерях, обычные граждане ушли в город. Видимо, правители Сирии опасались впускать в Дамаск вооруженных людей. Хоть и союзники, но что у магистров на уме?

С каждым днем прибывали все новые беженцы, рассказывали про ужасы, творимые хорезмийцами в Иерусалиме. Захватчики оставались в городе месяц, разграбили его полностью. А еще из города делали вылазки в горы, где укрывались горожане. Убивали без жалости, было убито более семи тысяч человек. Среди уцелевших жителей Иерусалима, которым повезло бежать в Сирию, зрело негодование, ярость, ненависть к хорезмийцам.

Захват Иерусалима вызвал у правителей соседних стран тревогу, ибо Египет внезапно усилился и стал представлять угрозу. Аль-Мансур Ибрагим, эмир Хомса и Ан-Насир Дауд, правитель Керака, решили присоединиться к военным орденам, чтобы противостоять Египту, иначе следующими могли стать их страны. И только сообща, объединив силы, можно было надеяться выстоять.

Бедуины-лазутчики на конях постоянно наблюдали за Иерусалимом издали и доложили магистрам орденов, что хорезмийцы оставили город и двинулись к Газе. Хоть хорезмийцы состояли на службе у египетского султана, но народ дикий, непредсказуемый и что они предпримут дальше, никто сказать не мог. На объединенном совете министров и правителей решено было идти к Газе.

Бедуины – жители пустынных земель. Как они выживают в условиях дефицита воды и еды – загадка. Кочуют туда, куда хотят, да, собственно, ни границ, ни стражей у них не было. Дети мира, как позже называли цыган. Но и у бедуинов есть свои вожди, свои правила, которым подчиняются беспрекословно. Если кто-то нарушает неписаные законы племени, изгоняется. Но и вожди ищут выгоду, держат данное слово. Если обманешь раз, веру потеряешь навсегда. Присягу правителям стран, где они кочевали, не приносили, но сведения о противнике поставляли регулярно и самые свежие, поскольку использовали не только коней (это самый быстрый транспорт), но и верблюдов, животных неприхотливых. Верблюды могут питаться колючками, не пить неделю, а то и больше, пройдут по пескам, где кони вязнут.