— Привет, сестрёнка! Твой щеночек?
— Привет! — обрадовалась Лиса. — Да, это Ника, наша дочка. Ника, поздоровайся, как я тебе говорила!
— Здра-аствуйте, багала… бал-глас-ловленный! — старательно, но несколько обалдело выговорила Ника. Её мало что могло привести в замешательство, но вот Зверю это удалось. На этом обязательную программу Ника сочла выполненной и предалась эмоциям: — Вот эт-то Зве-ерь? Вот такая вот зверюшка-а? Ого-го-о! — и она восторженно захохотала, прикрыв рот ладошкой и вытаращив глаза.
— Ка-ак? — офигел Тихий. — Я — кто? — Лиса хихикнула, мысленно передавая Тихому образ гигантской Ники, радостно тискающей Тихого, как мягкую игрушку, и не ошиблась:
— Дядя Гром, а можно, можно мне погладить его, зверюшку эту, ну можно? — повисла Ника на руке Грома, дрыгая от возбуждения ногой и не спуская горящих хищным азартом глаз с поразившего её воображение существа. «Погладить зверюшку» Тихого добило, он заржал, закидывая голову. Гром опасливо попятился, убирая Нику себе за спину, а Дон шагнул вперёд.
— Благословенный, — начал было он, — она ещё ребёнок, не сердитесь, пожалуйста, на неё…
— Что там у тебя? — подошли к Тихому Ужасу Пять Серпов и Мягкая Укоризна. Тот быстро передал, оба тоже зафыркали.
— Мужики, не напрягайтесь, всё нормально, — успокоила тем временем Лиса защитников. Мягкая скользнула к двуногим, отодвинула Грома мордой, оглядела Нику, фыркнула:
— Забавный щеночек!
— Дядя Гром, ну, можно? Ну немножко? — умильно подлизывался щеночек, дёргая смотрителя за руку и азартно блестя глазами.
— Приклеишься! — насмешливо фыркнула Мягкая.
— Ой! — растерянно оглядываясь на мать, захлопал глазами щеночек. Услышала! Мягкая фыркнула уже одобрительно.
— Повезло, — вздохнул Пять Серпов и отошёл. Вот и у Мягкой человечек появился, когда же ему-то повезёт?
— Благословенные, Тихий, вы с моей осторожнее: заездит на раз, у неё это быстро, — мысленно обратилась Лиса к обоим Зверям.
— Ой, да ладно! С нашими справляемся, а уж твоя никуда не денется, — отозвался Тихий, в то время как Мягкая подставила Нике лапу и склонила шею, отвернув голову. Ника оглянулась на Лису с такими глазами…
— Да иди, иди. Покатайся, раз зовут, — кивнула Лиса.
И с этого раза самой ужасной угрозой для Ники стало обещание не пустить её к дяде Грому, а вытащить её из Парка — самой большой проблемой. Понервничав пару раз, Лиса попросила Рогана сделать личные печати Ники, и вопрос был решён: Мягкая брала Нику зубами за шиворот и сдавала скандалящего ребёнка Лисе в открытый портал.
А к Зверятам в тот раз взрослые Звери их так и не подпустили. Не потому, что боялись за Зверят, а, как раз, наоборот. Симпатичный, пушистый и такой маленький на фоне взрослых Зверей, щеночек мог играючи изувечить человека, а то и убить — нечаянно. Так что, посмотрели издали, порадовались — и пошли гулять вдоль озера по Парку с Тихим и ещё двумя Зверями, имён которых Лиса не знала. Парк Зверей расположен был в южных землях ле Скайн, почти в субтропиках, и здесь уже царила весна, было совсем тепло, а на солнце даже жарко. Гуляли долго, хорошо — Лиса бутербродов захватила, и для Дона бутылку со смесью. Чавчик к ним так и не подошёл, не узнал, наверно. Да и то подумать — сколько времени-то прошло после знакомства! Хрюкнул из кустов неодобрительно и попу показал. Одно слово — свинья! Да какая здоровенная! Посмеялись, нагулялись, уже темнеть начало, когда домой собрались. Со Зверями всегда так, если можешь их слышать: расставаться не хочется. Но жить в Парке, как Грома, никто их не приглашал, да и вряд ли пригласит. Лиса потому и Нику никогда не ругала за скандалы при возвращении из Парка: знакомое состояние, на себе испытала!
А потом наступило лето, Птичка с Квали приехали в Найсвилл на каникулы, и Лиса с Доном, оставив на них Нику, распутешествовались вовсю, на целый месяц. Сначала было очень здорово переезжать из гостиницы в гостиницу и ничего — ну, совсем ничего! — не делать. Даже постель не убирать. Но через пару недель уже приелось, стало скучновато — города, они и есть города. И вот тогда Дон нанял проводника, и они сходили в горы. Нет, не вершины покорять, а так, погулять — но всё равно здорово было! Есть такая штука — сыпуха. Целый склон из мелких камешков. Встаёшь на неё — а оно всё и начинает ехать вниз. Правда, отругали Лису ужасно за такую забаву, потому что заканчивалась сыпуха пропастью, и дна не видать, а камешки всё сыплются, сыплются… Зато запомнилось лучше всего! Нет, здорово было, но холодюка, блин, в этих горах! А потом, вернувшись в Найсвилл, справляли свадьбу Птички и Квали, долго, недели полторы. И в «Золотом лисе» справляли, и во Дворце, и даже уже устали праздновать. Под серпы ходили в Столичном Храме, очень торжественно, и серп над Птичкой держал Дон, а над Квали Риан, и свет осиял молодых, Лиса даже всплакнула, а Рэлиа так просто ревела, успокаивать пришлось. И молодожёны уехали на побережье до начала занятий в Универе. И всё вроде бы было хорошо, но в первую неделю Жатвы Ника приволокла хорька со сломанной лапой. На собственной руке приволокла, обливаясь кровью и слезами. Ладонь оказалась прокушена почти до кости, и это за три недели перед началом подготовительных занятий в школе! И рука правая! И Птички нет, на побережье Птичка, Перелеска ваша мать! И Лиса сорвалась на крик. Всем досталось — и Птичке, и Квали, и Дэрри, который как раз зашёл к Дону в гости, и Жнецу, и матери Перелеске! В тот раз даже Дону не сразу удалось Лису успокоить. Но тоже как-то утряслось: хоря в клетку посадили, руку Дон Нике зализал, и следа через час почти не осталось, только розовый шрам подковкой. А потом начались занятия в подготовительном классе, и выяснилось, что Нику надо стричь чуть ли не налысо, потому что стоило вызвать девочку к доске — волосы вставали дыбом, и никакие ленточки и заколочки удержать их не могли. Соученики были в восторге, учителя в растерянности. Появились у девочки и две подружки, но не близкие — так, в школе пообщаться. Уж очень занятой особой была Ника вне школьных стен. И уроки надо сделать, и в Парк Зверей наведаться, и к бабушке Рэлиа во Дворец сходить, а чуть позже и ещё одно занятие нашлось. Ближе к весне Дон привёл в корчму своего друга, Мастера Корнэла. Тут же выяснилось, что из него у Ники тоже получаются неплохие верёвочки. Мастер и ахнуть не успел, а уже начал учить Нику фехтованию.
— Ну Птички же нету, а папа занят. И мама, и дядя Гром! А мне же надо! И Птичка умеет, и папа, и мама, и дядя Гром! И дядя Квали, и дядя Дэрри! Все умеют, только я не умею! Так же неправильно? — логика была безупречной, и Мастер Корнэл сдался без боя.
В школе училась Ника, против ожиданий, легко и быстро, несмотря на то, что у полукровки, вроде бы, должно быть замедленное развитие. Но, видимо, сказывалось общение со Зверем, с Мягкой. Где-то Лиса об этом читала, о благотворном влиянии Зверей на развитие детей-полукровок. Так прошла и эта зима, и весна прошла, и лето наступило. Приехали Квали с Птичкой, стало шумно и радостно.
А летом, в Солнцежар, Дэрри притащил Майку. Вызывал-то он Квали, но Квали вместе с Птичкой были у Лисы, вот так и вышло. Ох, эта Майка! Ох, этот Дэрри! Ох, все они, чтоб их!.. Нет, жалко, конечно, девочку! Ведь полная голова вшей, как же можно? Уже после печати «от паразитов» неделю целую у неё Птичка дохлых гнид вычёсывала! Но… своих проблем, что ли, мало? У Лисы хватает, а вот Принцу, видимо, мало показалось! Нет, опять же, с какой-то стороны понятно — бесконтактная Видящая — это круто, и кто же знает, кого ещё в этих диких деревнях найти можно. Вот из этих соображений и закрутилось новое дело: у Дэрри родился новый проект по обследованию диких деревень на предмет поиска Видящих, Зовущих и потенциальных магов. Там им, мол, не жизнь, а здесь им, стало быть, жизнь. Тьфу! И ведь убедил Дона, сорвался Дон из Руки. Чаще, сказал, дома бывать сможет. Ага! Чаще! Сейчас! Как бы не так! Всю оставшуюся часть лета, осень, зиму и часть весны бегали они вдвоём, как нахлестанные, с кучей бумаг, причём, в основном Донни, потому что у Принца и так дел было, как всегда, невпроворот, и утрясали какие-то организационные вопросы — как же, новая служба Короны основывается — Поиск! Лиса уже ругаться последними словами начала, что это превращается в поиск собственного мужа в собственной постели, причём безуспешный — неделями не видит! Это называется — чаще дома бывать? Раньше хоть по вечерам приходил, а теперь? И даже Рогана выдернуть на это дело умудрились! Который за последние три года поперёк себя толще стал — ага, такому только и бегать! Вот, наверно, тогда-то и началась у Лисы хандра. Летом и осенью ещё было ничего, летом прыгали с Майкой, осенью Ника пошла в первый класс — это ещё была жизнь, с присущими жизни заботами и волнениями. А к середине зимы всё вошло в привычную колею, затихло — и Лиса взвыла от навалившейся тоски. Она вообще не любила зиму. В Найсвилле она была короткой, всего два месяца — Вьюжень и Снежень, но даже эти два всю душу вымотали. Да, в корчме тепло и светло, и народ толчётся — но это чужие люди! А свои, пусть и шебутные — только бы нервы Лисе потрепать! — все куда-то разбежались, разъехались, а она осталась. И никаких перемен, сегодня — как вчера, завтра — как сегодня, как три, четыре дня назад. И на крыльце вечером не посидеть, бездумно пялясь в закат — холодно. Всё замёрзло. И Лиса замёрзла. Где-то глубоко внутри себя. Будто ворочался в груди острый, холодный и неудобный кусок льда, и никак не таял, даже рядом с Доном, даже рядом с Никой.
