— Я посланник Бога единого. Преклоните колени! — выкрикнул я, направляя автомат на строй воинов.
Что удивительно, примерно четверть от всех хмурых мужиков упали на колени, их сразу же стали подымать. Но вот чего я не особо учел, так лучники. Не все уже были изготовлены к выстрелу, но трое шустряков оказались готовы пустить свои стрелы. Я был без каски, о чем пожалел, но в бронежилете. Еще были наколенники и налокотники. Вот и вся защита. Очень не мало, но отнюдь я не чувствовал себя в безопасности.
— Пошли! — прокричали снизу и послышался топот ног.
Воины взбегали на холм. Не знаю, все ли, может родичи Корна и не участвуют в битве, но то, что они не мешают — это меньшее из хорошего, чего удалось добиться. Если бы часть воинов последовала призыву Борна, то сейчас, наверняка, была бы лютая сеча внизу холма.
— Дз, — стрела ударилась о бронежилет и наконечник сломался.
Я резко вскинул автомат и двумя короткими очередями, наглухо, срезал двух из трех лучников, которые были изготовлены к стрельбе первыми, откуда и прилетела стрела.
— На колени перед посланником Бога! — прокричал я, стараясь продолжать ошеломлять, пока, млять, взбирается этот «солютоносец».
— Вжух, жух! — Две стрелы пролетели мимо, три ударили в бронежилет, одна попала в ногу и срезала кусок плоти.
— Тыщ-ты-ты-тыщь! — выпустил я длинную очередь по лучникам, которые выдвинулись вперед из-за спин других воинов и это они меня сейчас подранили.
Мысль! А сколько осталось стрептоцида и шелковой нити, чтобы зашиться? Нога, между тем, не болела, но я ощущал, как вниз, к колену на правой ноге, начало растекаться тепло.
— Дебил медлительный! — прокричал я, выхватывая коробку с салютами у Раска.
Но это не он был дебилом… Не хочется того осознавать, но тут я не так чтобы умно поступил.
Секунда, две, три. Еще стрела, пролетает рядом, а вот «салютоносцу» не везет, он отхватывает то ли в плечо, то ли даже в край груди.
— Пф… Тдж! — наконец-то полетели, родимые.
— Встречайте, суки, папу! — орал я, направляя выстрелы салюта в воинов противника.
В рядах доблестных, или не очень, воинов, началась паника. В это время на холм уже забрались и Рыкей с Никеем и много других воинов.
— Кидайте оружие и ложитесь! И боги пощадят вас! Лечь! — орал я.
И, да, некоторая часть, действительно, легла навзничь, отбрасывая в сторону оружие. Я же чувствовал себя богом. Ужасное наркотическое чувство, о котором забыть будет крайне сложно. Я уже сейчас не смог прогнать прочь мысль, что захочу подобное ощутить еще не раз.
— Пф… Тж, — разорвался последний выстрел салюта.
Но кто же знает, что это последний подарок, кроме меня. Я не отсчитывал все шестнадцать выстрелов, но опыт использования подсказал, что все, кого могли, дезориентировало и ошеломили. Теперь остается только драться.
В левой руке пистолет, в правой тесак. Не все противники разбежались, немало тех, кто сейчас встает и оглядывается, приходя в себя после увиденного. Кричат одни воины, взывая к порядку в рядах противника, отзываются другие, не стесняясь признаваться в трусости. Закрыться завесой таинственности и религиозных суеверий для человека, который только и ищет оправдания своим слабостям — обычное дело.
И я пошел… Взмах тесака и я… тьфу… отрубаю руку одному из противников. Желчь чуть не выворачивается наружу, комок подкатывает, но инстинкт самосохранения правит бал в моем сознании, не дает случится оплошности. Именно он, этот главный инстинкт, имея единственную цель — не дать умереть придурку-носителю, заставляет заметить, что ко мне уже приблизились аж три человека, один из которых с копьем, двое с топорами.
Делаю шаг назад, но разорвать дистанцию не получается. Тройка действует слажено и, я бы сказал, профессионально. Тот, что с копьем выпадом сокращает расстояние и начинает сдерживать меня своим древковым оружием, тогда как двое «топорщиков» обходят по сторонам. Живьем брать демона решили, суки? Господи, прости, душу заблудшую! Демонов тут вспоминаю, создатель религии чертов. Ну вот опять еще и черта приплел.
— Тбах! — прогремел выстрел из пистолета в сторону одного из воинов с топором, что приблизился более остальных и приноравливался нанести удар.
Долго изготавливался вражина, это показывало, что он собирался найти место для удара по моей жреческой тушке, чтобы только не убить.
Стреляя, я попал лишь в ногу, в икроножную мышцу! Расстояние в два метра… А еще хотел стрелять на меткость, для экономии патронов. Нужно со своими навыками что-то делать! Но что? С теми боеприпасами, что имею, не разгуляться. И еще — я пожалел, что не взял ружье. Тут бы крупной дробью, да по площадям лупануть, чтобы не убить, но наверняка обезвредить. Хотя смотря куда эти дробины прилетят и с какого расстояния, можно и убить.
Рой мыслей успели пронестись в голове, но поток тяжких дум, прервал укол копья. Копейщик ударил своим оружием в бронежилет, сломал наконечник, но и я почувствовал «отрезвляющий» толчек. Замахиваюсь тесаком.
— Хрясь! — слышу крайне неприятный звук и рука копейщика падает на песок.
— Да что ты будешь делать-то? Опять рука! — кричал я, изворачиваясь, чтобы уйти от еще одного противника.
— Хрст, — раздается глухой, ужасающий звук, исходящий от сломанного черепа где-то за спиной, время обернуться не было.
Сегодня я слышал все! Так тогда казалось, но я ошибался.
Мое оружие! Я выронил тесак и он теперь оказался в метрах трех, а меня своим потоком увлекали вперед союзные воины. Оружие? Слово мое оружие. Я есть Жрец!
— Бросайте оружие! Я есть карающая длань! Я посланник Бога и убью каждого! Спасите себя и детей своих, и я буду добр! — орал я на разрыв голосовых связок.
Я шел и передо мной начали расступаться люди. Да это были союзные воины, но и от того разум затуманивала эйфория. Попадались и враги. Некоторые из них становились на колени и разворачивали пустые ладони в мою сторону, слышались и звуки боя, но критическая отметка преодолена, стало понятно, что победа наша. Впадая в некий экстаз, вновь ощущая себя вершителем судеб, я превращаюсь в наркомана.
— Тбах! — очередной выстрел картинно останавливает нового смельчака, который, в отличие от многих, никак не решает угомониться.
Все закончилось. Я почти не замечал, как дрались остальные воины, наверное опыта не хватало, чтобы видеть все поле боя и реагировать на изменение обстановки, все больше стремился не допустить собственной смерти. А после, так и отыгрывался на суевериях и врагов и союзников. Резко защипала правая нога, выше колена. Боль была терпимой, но обработать рану нужно быстро.
— Раск! Раск! — стал я звать своего оруженосца, перекрикивая множественные звуки, наполненные злобой и болью, которые окутали все пространство места сражения.
Уже день почти победил темноту и было достаточно светло, чтобы видеть все и всех вокруг. Если бы стояла глубокая ночь, то все равно было бы видно, что твориться. Горели три хижины — последствия «праздничных» салютов и они давали не только свет, но и жар. Обожженные люди кричали более других, но я обратил внимание не на тех, кто был громче в своей боли, а на безмолвную женщину, лет тридцати. Ее лицо покрылось волдырями от ожога, часть из которых лопнули, являя белое, сварившееся мясо. Она не могла кричать, лишь открывала рот, от чего ее изуродованное лицо еще больше являла гримасу ужаса и трагедии.
Это не игра, не приключения, это жизнь, в которую я, бездушный человек из будущего, принес боль и страдания. Рядом с женщиной стояла девочка-подросток и еще маленький, лет четырех, или чуть больше, мальчик. Они молча плакали. Каждая слезинка, что сказывалась по их, чумазым от копоти, щекам, это был мой грех, мой камень, скинуть который будет непросто.
— Раск, мать твою за ногу! — кричал я, не обращая внимание на то, что и у меня накатывали слезы.
Раск лежал с проломленным черепом в метрах пяти от меня. Он стоял в бою за моей спиной и, наверняка, прикрыв собственным телом, спас. Это звук его ломающегося черепа я слышал. Рядом с молодым воином, ставшим на время моим оруженосцем, с кремневым ножом в груди, лежал грозного вида мужик, продолжавший сжимать каменный топор в руках. Воображение составило картину произошедшего, когда со спины, во время боя, ко мне прокрался воин и вознамеривался ударить топором, но Раск принял удар на себя.
