– Кучеряво живешь, брат! – одобрительно сказал Марат. – «Пригонят», «из Германии». Освоился совсем в столице нашей Родины. Ни за что, не зная, не поверить, что ты год как из Святославля приехал.

– Ну, не зря же говорят в народе – была бы догадка, а на Москве денег кадка…

Марат захохотал. Мишка, следивший за нашим разговором с восторженным удивлением, насколько все тут у нас по-взрослому, к нему охотно присоединился. Отсмеявшись, Марат посерьезнел, и спросил:

– Ну, а сам думаешь, сколько, хотя бы примерно, эта немецкая машина стоить будет?

– Три с половиной – четыре, думаю, четыре с половиной тысячи, максимум. Но надеюсь, что все же меньше.

– Я отцу позвоню, можно? – спросил Марат.– Он мне точно одолжит.

– Да, конечно.

– И я это, мужики, с вами сегодня заночую, ладно? А то поздно уже в общагу ехать.

– Оставайся, конечно, – пожал плечами я.

– Я твою раскладушку не трогал, – добавил Мишка.

***

Москва, квартира Брагина-младшего.

Костя держал в руках ладошки жены, изучая. Крови на них, как в первые дни, больше не было, зато каждая её ладошка представляла теперь из себя один большой трудовой мозоль. Изменились и тонкие пальцы. Перчатки больше носить не было особой нужды.

– Да уж… – задумчиво проговорил Костя.

– Зато меня никто, теперь, не называет белоручкой, – радостно заявила ему жена. – Ты заметил?

– Конечно, заметил, – охотно подтвердил он.

– Я смогла завоевать авторитет у твоих друзей? – гордо проговорила она, смотря на него вопросительно.

– Э… Да, молодец, – мучительно соображал он, что ей ответить. Не говорить же ей, что в отряде думают, что у неё сдвиг по фазе.

***

Во вторник Сковородка повёз меня в Домодедово. Были мы на фабрике пластмассовых игрушек, на ЖБИ, на заводе, производящем кондиционеры. Я им там рассказал про рыночную экономику, и как бы капиталисты сейчас озолотились, пользуясь безвыходным положением людей, вынужденных дышать дымом из-за пожаров. Были мы на хлебозаводе и кирпичном заводе.

На шерстопрядильной фабрике, видавшей, наверное, ещё Петра I, судя по оборудованию, мне от руководства поступило «уникальное» предложение. Это так директор их сформулировал. Он пригласил меня на работу по окончании учёбы.

– Для зелёного выпускника, – говорил директор, такой же древний, как и его фабрика, – это очень хорошее начало карьеры. Лучше места ты не найдёшь, – уверял он меня.

– Спасибо большое за предложение. Но мне ещё четыре года учиться, – подбирал я слова, чтобы не обидеть человека. – Вы замучаетесь меня ждать.

– Зря вы так думаете, – ответил он мне. – Время идёт слишком быстро.

– Вот в этом я с вами полностью согласен. Спасибо за предложение, я подумаю. А сейчас нам уже пора на следующую лекцию, – ответил я, оглядываясь в поисках Сковородки.

Он стоял немного поодаль и слушал весь наш разговор, глядя на старенького директора с такой самодовольной, снисходительной улыбкой, что я чуть не поперхнулся. Вообще, Василич сильно изменился в общении, узнав, что я в Кремле работаю. Если раньше он по-отечески со мной обращался, то теперь он стал относиться ко мне как к старшему по званию, со всем полагающимся уважением.

– Можем ехать? – спросил он меня, когда мы покинули первый актовый зал сегодня.

– Василич, миленький, кончай комедию ломать, – устало сказал ему. – Как не родной, прям. Это из-за работы в Кремле? Ты ещё меня по имени-отчеству начни называть. Ну работаю я младшим помощником старшего дворника, и что теперь?

– Не скажи, – уверенно ответил он. – Это пока. Ты далеко пойдёшь, сто процентов. И, кстати, насчет имени-отчества правильно. Вот так привыкнешь тебя Пашей называть, потом переучиваться придется.

– Да ну тебя, – рассмеялся я.

Он тоже заулыбался. Ну, вроде, успокоился.

Домодедово тоже недалеко от Москвы. Вернулись не поздно, успели в стол заказов. Получил там свёрток продуктов на двадцать три рубля с копейками и Сковородка привёз меня к дому.

Прощались уже как обычно, по-дружески.

***

Святославль. Пожарная часть.

– Якубова и Сахарова ко мне! – услышали друзья голос командира их пожарной части и моментально направились к нему. – Вот, что, мужики, – по- отечески положил им руки на плечи тот. – Направляем вас в Москву, столице на подмогу. Как самых наших старших и опытных бойцов. Там армию начали к тушению торфяников привлекать. Дело это, сами знаете, опасное. Надо солдатиков обучить и действия их контролировать, чтобы не погибли по неопытности. Давайте, собирайтесь. И осторожней там, почём зря не геройствуйте.

***

Смоленская область. Колхоз «Ленинский путь».

– Лина, у нас не принято, чтобы женщины за одним столом с мужчинами сидели, – сделала замечание невестке Земфира, когда Лина села рядом с Мишей, когда он завтракал.

– Что, вообще? – удивилась Лина. Она всего лишь хотела посоветоваться с мужем насчёт работы для себя.

– Вообще, – ответила Земфира.

– И как мне с ним, теперь, говорить?

– Стоя.

– Мам, ну зачем это? – мягко возразил Миша, виновато глянув на Лину.

– Не вы эти порядки установили, не вам их и менять, – резко ответила Земфира и перешла опять на цыганский.

Лине так не нравилось, когда свекровь начинала по-цыгански говорить, ей почему-то казалось, что она её, в этот момент, ругает. А замечание сделать не смей! Это же мама! У цыган, видите ли, не принято родителям перечить.

Ну, не до такой же степени, – в отчаянии думала Лина, вспоминая, как легко ругалась с матерью.

***

Придя домой, застал у нас Лёху Сандалова. Они вместе с Мишкой приехали ко мне после работы в стройотряде. Удивился, конечно, но не показал виду.

– Случилось что? – обеспокоенно спросил я.

– Да нет, – ответил Лёха. – Посоветоваться надо.

– А-аа, хорошо. А то, я уж подумал, на протеже моих, Мишку с Маратом, жаловаться пришёл, – пошутил я.

– Какое жаловаться, справно ребята работают, – возмутился тот, но тут же улыбнулся, поняв, что я шучу.

– Ну, пойдём, поговорим, – позвал я Лёху в соседнюю комнату.

– Не знаю, как деньги заработанные делить, – сразу выпалил Лёха.

– А в чём проблемы?

– Ну, понимаешь, у нас работы разные и деньги за них разные. Вот, сейчас, к примеру, вернулись на камвольную фабрику, Воздвиженский нам за фундамент шестнадцать тысяч у руководства выбил.

– Ух ты!

– Да, но там и работы больше, а времени до сентября месяц и неделя. Я к чему? Вот, к примеру, Брагины, работали, когда нам платили двенадцать тысяч за сараи, потом три тысячи за разбор старого оборудования, немного поработали со всеми на полах в цеху, а потом перешли в прохладный подвал с твоими и просидели там чуть больше недели за две тысячи на четверых в то время, как остальные в цеху на жаре бетон заливали за восемь тысяч. А только началась самая дорогая и самая трудная работа, так они уезжают.

– Угу, и что ты предлагаешь? – хмыкнул я. Абсолютно ожидаемые и справедливые вопросы у народа возникли. Скоро и КТУ введут.

– Не знаю. Мне им в пятницу надо деньги заплатить. А я понять не могу – сколько кому?

Москва. Квартира Ивлевых.

– Если ты хочешь, чтобы система оплаты была справедливой и прозрачной… – начал я.

– Не я хочу. Это все хотят, – перебил меня Лёха.

– Не важно, если вы хотите… То, во-первых, надо было вести табель учёта рабочего времени.

– Я записывал, когда кто-то отпрашивался, – протянул мне Лёха мелко исписанный замызганный тетрадный листок. Бегло пробежав его глазами, обратил внимание, что Лёха фиксировал отсутствие даже в несколько часов, не то что полной смены.

– Этот правильно, молодец. Тогда, во-вторых, нам нужна система оплаты! Надо определиться, как делить деньги? Я так понял, – взглянул я на Лёху, – вам не нравится, что мои разделят заработанные ими деньги в подвале между собой? Вам хочется, чтобы все заработанные деньги сливались в общий котел и делились на всех работавших, правильно?