Москва. Квартира Ивлевых.

Утром проснулся и занялся делами. Быстренько позавтракал, погладил себе рубашку, что вчера выстирал. Жара такая, что она пересохла за ночь. Пришлось её в мокрое полотенце завернуть, прежде чем гладить.

Хотел продолжить описывать новинки для Межуева, много чего вчера выписал для последующего анализа, но никак не получалось сосредоточится, мысли то и дело возвращались ко вчерашнему допросу под запись на магнитофон. Ещё вчера голову сломал, пытаясь просчитать, откуда и что прилетело. Но только взявшись сегодня за записки по новинкам для Межуева, вдруг, понял. Вот же оно! Что это за вопрос странный был такой про знание рыночной экономики? Вот, скорее всего, в чём дело! Эти мои записки кого-то насторожили? Кого? Межуева? Неужто я там написал что-то, что ему могло не понравиться? Да нет, очень старательно проверял все на соответствие текущей идеологии… Или все же что-то не то? Не думаю, я уже больше года навык не переходить идеологические границы оттачиваю, а уж в таком специфическом документе трижды все выверял.

А может быть, что он вот таким странным образом решил выяснить, насколько я хорошо разбираюсь в том, о чём пишу? Тупо как-то… Логичнее было бы обратиться к профессуре с соответствующей специализацией. Но обращаться в КГБ с этим вопросом? Бред какой-то. Только если… У них что, есть специалисты по экономике западных стран? Ладно, может, и есть. Тогда это возможно. Просто предельно странно.

Какие еще варианты? Межуев меня в чём-то подозревает? С чего бы… Мы же с ним лично уже давно не виделись и не разговаривали. Не мог я ничего такого сказать, что ему не понравилось.

Или подобные проверки регулярно проводятся в отношении всех приближённых к Кремлю? Блин… Что же, чёрт возьми, происходит?

***

Лубянка.

С самого утра в пятницу полковник Воронин отправился к Вавилову. Говорят, утро вечера мудренее, так вот, с утра Воронин решил не звонить зампреду Комитета, а лично к нему наведаться.

– Доброе утро, Николай Алексеевич, – вошёл он без стука, поскольку Дорохов уже доложил своему начальнику о его приходе и получил добро пропустить.

– Приветствую, Павел Евгеньевич. С чем пожаловал?

– Да вот, прояснить кое-что для себя хочу. По поводу Ивлева. Он у нас числится, если я не ошибаюсь, негласным сотрудником?

– А что ты меня об этом спрашиваешь? – усмехнулся Вавилов. – Тебе лучше знать, как ты его оформил.

– Я к тому, что он предложил тему лекции интересную «Продовольственная безопасность СССР», мы уже запланировали его выступление на первое августа.

– Хорошая тема. Молодцы, – одобрительно закивал головой зампреда.

– Я к тому, – замялся Воронин, – ничего не изменилось в отношении Ивлева? Можно его допускать лекцию читать на фоне того, что происходит?

– Что ты всё вокруг да около, Павел Евгеньевич? – с недоумением посмотрел на него Вавилов.

– Просто не могу понять, почему тогда генерал Васильев и полковник Синицин его разрабатывают активно. Подумал, может, новые вводные поступили, а меня в известность не поставили. Вчера вот его уже и допрашивали по их инициативе. А народу в его окружении сколько опросили! Даже до Ливана добрались…

– Первое управление? И «Управление К»? – с недоумением посмотрел на Воронина Вавилов. – Они там что, с ума посходили все, что ли? Хотят мне толкового аналитика насмерть перепугать? Да еще и скомпрометировать перед его окружением?

Воронину ничего не оставалось, кроме как неопределённо пожать плечами.

***

Закончил с записками для Межуева, как раз хватило. Так что, решил сразу отвезти их Пархоменко. А то всю следующую неделю у меня гастроли по Подмосковью, не до записок будет. А уж нужны они ему будут, если именно он стал причиной моих проблем с КГБ, или нет, не мне решать. Действую по договоренности и ломаю голову, что же вокруг происходит…

Выходя из дома, проверил почтовый ящик и нашёл там письмо от Мишки Кузнецова. Судя по штампу, оно четыре дня там пролежало. По приезду ошалевший был с дороги, не проверил ящик, а потом так заморочили голову, что и вовсе позабыл. Вдруг Мишка писал, что приедет, а меня не было и никто его не встретил?

В метро вскрыл конверт, и принялся читать. Слава богу, он ещё только приедет в воскресенье вечером. Пишет, что возил в БИТМ Эмму Либкинд. Славка наш просил Мишу помочь ей с поступлением, показать, где приёмная комиссия и всё такое. Сопровождать её, короче, просил везде, она ещё довольно сильно шепелявит, случаются проблемы в общении с незнакомыми людьми. Миша написал, что Эмма уже устроилась работать на Механический завод и собирается поступать в БИТМ на заочное отделение.

Ну, молодцы ребята, всё у них идёт по плану. Надо будет Ахмаду с мамой позвонить, сказать большое спасибо за помощь с трудоустройством.

Дальше Миша писал, что договорились со Светой Герасимович, что он съездит в Москву на разведку, а потом она приедет переводиться за ним следом. Миша писал, что группа Светы впряглась в студенческий стройотряд на весь июль. Света тоже решила поработать со своей почти уже бывшей группой. Хочет денег на свадьбу заработать.

Хорошее желание. Всё-таки, планируют, значит, они с Лёхой свадьбу.

Ну, и в конце Мишка писал, что приедет на Киевский вокзал вечером в воскресенье. Просил встретить его, если не трудно. А то сам он боится потеряться в Москве.

Вот, это будет здорово! – обрадовался я и понял, как соскучился по другу. Эх! Гульнём!

Оставил свои записки для Пархоменко Валерии Николаевне. А она мне выдала талон в стол заказов на июль.

Зашёл к Галине Афанасьевне на четвёртый этаж, оставил ей копии. И зашёл в Комитет по миру, перекинулся парой слов с Марком Анатольевичем. Тот находился в благодушном настроении. Поделился со мной, что в середине месяца вернётся из отпуска Ильдар и займётся проталкиванием студенческой помощи, пока Пархоменко до конца июля не будет.

На всё про всё ушло не больше получаса, решил съездить на молочный комбинат к ребятам, посмотреть, как у них там идут дела.

Пришлось немного подождать на проходной, пока меня проведут через охрану. Ребята встретили меня радостными воплями. Жара, ребята все раздетые до пояса, на ногах одни треники до колен закатанные. Девчонки тоже в майках и штанах закатанных, а некоторые в шортиках. У Лёхи Сандалова на голове носовой платок с узлами по углам. Смешной такой. Девчонки насыпают песок и щебень из куч во дворе совковыми лопатами в тачки, а парни возят. Заглянул в цех, вовсю работают бетономешалки, у них уже треть полов залита.

Заметил Рязанова.

– Добрый день, Иван Михалыч, – подошёл я к нему.– Ну, как вам бойцы?

– Глаз, да глаз нужен, а так молодцы, – вытирая пот, ответил он. – Всё показывать надо, рассказывать.

– Ну, это их первый стройотряд. Боевое крещение, – улыбнулся я.

– Да-да. Мне Воздвиженский с камволки говорил…

– А вы его знаете? – удивился я.

– Звонит чуть не каждый день, мол, когда ребят отпустишь? – недовольно ответил Рязанов. – А я, может, тоже хочу, чтоб они у меня поработали.

– Сейчас время такое неудачное, жара, – заметил я. – Вот начнётся учебный год, они к вам хоть на все выходные будут приезжать работать. Главное, подготовить им всё, чтобы время зря не теряли.

– Это что, мне надо будет с ними выходить на все выходные? – удивлённо посмотрел на меня главный инженер.

– Двойная оплата за каждый выход, это плюс половина оклада за месяц, – улыбнулся я. – Кроме того, потребуйте себе премию от директора. А ещё можно отгулами взять, – подмигнул я ему. – Месяц на стройке, полторы недели на рыбалке.

– Ох, хитрый ты, – погрозил он мне пальцем. – Я это сразу понял, когда ты ещё только первый раз приходил.

– Я не хитрый, – улыбнулся ему, – я прагматичный.

– Прагматичный. Слова-то какие знаешь, – махнул он на меня рукой. – Вот, хотел, чтоб твои ребята ещё подвальное помещение мне расчистили. А Воздвиженский требует их назад, – пожаловался он.