— Будьте уверены, я ни за что не успокоюсь, пока не найду человека, который всех нас мешает с грязью! — порывисто сказал он. — Вы бы… э-э… вы были бы довольны, если бы я выяснил, кто это, мисс Карью?

Тони внезапно заинтересовалась пряжками на своих туфлях.

— Я… я надеюсь, что вы, конечно же, закроете дело, — ответила она.

Линкес собрал всё своё мужество.

— Я намерен это сделать. И… и если мне это удастся, я задам вам, Тони, один вопрос.

— О… о, правда?.. — произнесла Тони тихим голосом.

Прошло всего несколько дней после разговора с Тони, когда Линкес оказался в доме Уинтропа, но отчитываться ему было вообще-то не о чем. Он увидел, как сэр Чарльз что-то пишет за своим рабочим столом. Тот едва поднял глаза при появлении Линкеса, и детектив понял, что он в одном из своих мрачных настроений.

— О, привет! — сказал сэр Чарльз. — Садитесь! Какие-нибудь новости?

— Ничего особенного. Дворецкий теперь вычеркнут из списка возможных подозреваемых.

— Ну, я никогда и не подозревал его. — Уинтроп резко отодвинул назад свой стул. — Меня смертельно тошнит от всей этой истории! Гнусный преступник, кем бы он ни был, просто хитрее всех нас

— Я провалился, если так! — казалось, скверное состояние Уинтропа повлияло на Линкеса. — Да пропади оно всё пропадом, но должен же он выдать себя когда-нибудь!

— С чего бы? Он не сделал этого до сих пор.

— Вот скоро он попытается совершить ещё один маленький удачный ход, — свирепо заявил Линкес, — и тогда я его поймаю!

— Надеюсь, вам удастся, — это всё, что я могу сказать. Берите сигарету.

Уинтроп подтолкнул коробку к Линкесу, достав сигарету и для себя. Он зажёг её и стал молча курить.

Линкес лениво посмотрел на него, и вдруг между его бровями появилась морщинка. Его поразило, что Уинтроп курит странным образом, — точнее, как будто пыхтит трубкой. Обычно он затягивался почти с каждым вдохом, выпуская дым через свои изящно вырезанные ноздри.

— Если бы я не знал, что вы не терпите трубок, я бы сказал, что вы бывалый трубокур, — заметил Линкес.

Тёмные глаза посмотрели вопросительно.

— Вы обращаетесь с этой несчастной сигаретой словно с трубкой, — объяснил Линкес.

Уинтроп засмеялся, бросая сигарету в камин.

— Что, я? Ну, я озабочен. Полагаю, это нервный выверт… Меня тянет сделать что-нибудь отчаянное. Если бы только была зацепка!

Линкес вздохнул.

— Всё так неопределённо, — пожаловался он. — Вы не можете даже узнать наверняка, что чертежи подводных лодок были проданы. Вы не можете доказать этого.

— Ну, если факт, что Германия строит подводные лодки почти в соответствии с этими чертежами, не является достаточным доказательством, то хотелось бы мне знать, что тогда! — раздражённо возразил Уинтроп.

— О, я верю, что они, разумеется, проданы, но это невозможно доказать. Не выходит так, будто чертежи были украдены. Не было даже признаков того, что кто-то трогал сейф. Комната…

— Ради всего святого, давайте не будем снова заводиться об этом! — попросил Уинтроп. — Мы уже разобрали всё по косточкам… О да, я становлюсь брюзгливым, верно? — Он неохотно улыбнулся. — На моём месте и вы стали бы брюзгливым.

— Вы, конечно, несколько угрюмы, — согласился Линкес. — И какая же у вас непостоянная натура! Две недели назад вы были вполне бодры, а потом внезапно впали в отчаяние!

— Ничего не могу с этим поделать. Такой, какой получился. — Уинтроп взял ручку и начал надписывать на конверте адрес. — О, теперь эта кошмарная ручка не хочет писать! Проклятье! Ненавижу перья!

— Тогда зачем ими пользоваться?

— Одному небу известно! Раньше они мне ужасно нравились… Да, Джон?

В комнату вошёл дворецкий.

— К вам мистер Ноулз, сэр.

Чело Уинтропа прояснилось, словно по волшебству.

— Ноулз? Проводите его сюда, пожалуйста… Послушайте, Линкес, вы не против, если я побеседую с этим человеком? Не дольше нескольких минут.

Линкес сразу же поднялся.

— Да конечно же! Я ненадолго исчезну, хорошо? Сможете мне уделить немного времени, когда закончите? Есть один-два вопроса, которые я хочу вам задать.

— Разумеется!.. Проводите, пожалуйста, мистера Линкеса в гостиную, Джон.

Линкес подошёл к двери, как раз когда входил посетитель Уинтропа. Удаляясь, Линкес бросил на него беглый взгляд и заметил, что это был пожилой мужчина с седеющими тёмными волосами, короткой бородкой и усами. Линкес слегка поклонился, получил в ответ любезную улыбку, которая смутно напомнила ему кого-то, и вышел.

Ему не пришлось долго ждать. Вскоре из окна гостиной он увидел, как Ноулз спускается из дома по ступенькам и окликает проезжающее такси. Когда машина остановилась у края тротуара, он повернулся и увидел Линкеса. Слегка кивнул, улыбнувшись, и после разговора с таксистом проворно забрался в кабину. Опустил окно и, когда такси двинулось, посмотрел на Линкеса со странно насмешливым выражением в глазах.

Затем пришёл дворецкий сказать Линкесу, что сэр Чарльз освободился.

Уинтроп стоял спиной к камину, когда вошёл Линкес, курил и встретил детектива своей прежней солнечной улыбкой.

— Послушайте, ужасно жаль, что понадобилось вас вот так выпроводить! — воскликнул он. — Моё время мне не принадлежит, знаете ли. О чём же именно вы хотите меня спросить? Вы сказали, что есть один-два вопроса?

Кое-что в нём озадачило Линкеса. Хмурость напрочь исчезла с лица Уинтропа; нервные, раздражительные движения прекратились. Он улыбался в своей характерной обаятельной манере и, глядя на Линкеса, выпустил две длинные струйки дыма через нос.

— Каждый след оказывается ошибочным, — горько ответил Линкес. — Я начинаю думать, что мы никогда не доберёмся до сути всего этого.

Уинтроп подошёл к своему столу и подобрал ненавистное перо. Он держал его наготове, улыбаясь Линкесу.

— О, да ладно! Не теряйте надежду, Линкес! Что-то скоро должно обнаружиться.

Линкес пристально вглядывался в него.

— Ну, мне это нравится! Всего полчаса назад вы стенали, что ничего не будет раскрыто!

— Да, но то было полчаса назад, — объяснил Уинтроп. — С тех пор мне стало лучше.

— Определённо. Вы чудесным образом воодушевились. Ваш посетитель принёс вам хорошие новости или как?

— Ноулз? Да не о чем и говорить… Ну вот, кто же это вообще исковеркал мою ручку? Кошмарная штуковина не хочет писать.

Линкес немного наклонился вперёд в своём кресле, глаза его внезапно прищурились.

— Чуть раньше вы говорили, что она хорошо писала, — сказал он с умыслом.

Уинтроп крутанул ручку в руке, и на миг их глаза встретились.

— Не помню, чтобы я сказал нечто подобное, — ответил он.

Едва заметная улыбка мелькнула в углах его рта, будто от торжества.

— Но вы говорили! — настаивал Линкес. — У вас чудовищно плохая память!

Уинтроп снова посмотрел на свою руку, внимательно изучая согнутый кончик пера, который носил безошибочные признаки того, что им тыкали во что-то твёрдое.

— Мой дорогой Линкес, это ваша память виновата. Я убеждён, что проклинал ручку.

Он снова вскинул взгляд, насмешливо подняв одну бровь.

— Разве? — Линкес рассмеялся. — Я, должно быть, вымотался. Да, думаю, вы правы. Однако вы говорили, что вам всегда нравились перья, ведь так?

— Конечно, говорил! Это действительно правда. Ладно, я посмотрю, что могу сделать для вас в отношении Бёртона, секретаря Карью, о котором вы спрашивали. Что-нибудь ещё?

— Нет, не сейчас, спасибо. Мне пора идти.

Уинтроп засмеялся и протянул руку.

— Увидимся завтра, полагаю?

— О, я обязательно приду отчитаться, — ответил Линкес и вышел, у него в висках пульсировало от возбуждения.

В кабинет Карью Линкеса провели месяц спустя. Карью с надеждой посмотрел на него, потому что глаза Линкеса блестели, выражение лица было очень решительным.