— Этот меч…

— Хотите взглянуть? — холодно спросил Бай Цяньли.

Ли Ляньхуа закивал.

— Ну так смотрите. Я мечом не пользуюсь, выкупить его мне сказал старина Мо Цанхай, “Меч синего моря”, чтобы побольше людей увидели и запомнили его красоту.

— Большое спасибо, господин Цзинь, — серьёзно поблагодарил Ли Ляньхуа.

Бай Цяньли остолбенел — этот человек уже забыл, что его фамилия Бай, а не Цзинь! Ли Ляньхуа взял в руки свёрток, слегка встряхнул, и мягкий жёлтый атлас соскользнул по тыльной стороне руки, обнажив меч.

В пепельно-серой стали длинного меча проглядывала глубокая синеватая зелень, когда атласная ткань опала, от поверхности клинка, сумрачного как стенки колодца, но блестящего, повеяло холодом. Ли Ляньхуа держал меч через атлас, и пусть не видел рукояти, но знал, что на ней выгравирован Яцзы*, через пасть которого продета кисть. Пятнадцать лет назад ради улыбки Цяо Ваньмянь Ли Сянъи повязал на рукоять полосу красного шёлка длиной почти в чжан и на крыше зелёного терема* “Смех гор и рек” исполнил тридцать шесть приёмов “Опьяневшего до безумия”.

Яцзы — седьмой из сыновей дракона, любящий сражения, стоит на страже безопасности своей родины

Зелёный терем — публичный домТогда… В городе Янчжоу толпы людей сбежались только чтобы посмотреть на танец меча с красным шёлком, и многих затоптали.

Он помнил, что в итоге этим мечом срубил мачту на корабле Ди Фэйшэна, воткнул в защитную оплётку бака, а когда судно накренилось, палуба раскололась, и потерявший хозяина меч выскочил и погрузился в бездонную морскую пучину…

В груди вдруг защемило, и он едва не задохнулся, меч в руках мелко задрожал. Вспомнились слова Чжань Юньфэя: “Одни отказываются от меча, словно забыли о нём, а другие всю жизнь несут ответственность, у всех свои убеждения”.

Верно, убеждения в итоге у всех свои. Ли Ляньхуа многого стыдился в своей жизни, но более всего — что оказался недостоин меча “Шаоши”.

— Дагэ? — забеспокоился Ван Баши, видя, что он взялся за рукоять, но уже весь побледнел, ещё даже не вытащив меч.

Ли Ляньхуа с чистым звоном обнажил меч, и внутренности кареты наполнились слабым светом, сияющим потусторонним холодом.

В безупречно гладкий клинок можно было смотреться как в зеркало.

Бай Цяньли слегка удивился — вообще-то вытащить из ножен меч “Шаоши” весьма не просто. Когда меч затонул в Восточном море, его ножны упали на борт затонувшего корабля, а меч погрузился в ил и песок. К счастью, он изготовлен из необыкновенного материала, и моллюски на нём не поселились, так что пружинный механизм сохранился. Клинок “Шаоши” был невероятно гладким, а пружинный механизм, удерживающий меч в ножнах — очень тугим, и если силы в руках недостаёт, наверняка не вытащишь. Он присматривался к мечу больше года, и лишь два-три человека из десяти могли вытащить его из ножен, даже ему самому это едва удалось. Ли Ляньхуа могучим не выглядел, однако сумел вытянуть с одной попытки.

— Ли Ляньхуа знаменит своим искусством врачевания, а оказывается, и руки у вас не слабые, возможно, и опыт с обращением мечом большой?

Ван Баши испуганно смотрел на меч в руках Ли Ляньхуа, это же орудие… орудие… убийства… Но его дагэ смотрел на меч с какой-то теплотой, рассмотрев, вложил меч в ножны и вернул Бай Цяньли.

— Ну как? — не удержался и самодовольно спросил тот.

— “Шаоши” — прекрасный меч, — сказал Ли Ляньхуа.

Бай Цяньли завернул меч в жёлтый атлас и положил на место.

— Что именно произошло вчера ночью? — неожиданно зло спросил он, устремив взгляд на Ван Баши.

Ван Баши раскрыл рот, не в состоянии повернуть языком.

— Вче-вче-вчера… Вчера ночью? Вчера ночью я пошёл опорожнять ночные горшки, а когда вернулся, увидел, что у меня в доме висит свинья, клянусь Небом и Землёй, ни словом не лгу… Господин, пощадите! Пощадите меня!

— На свинье была надета женская одежда? — сурово вопросил Бай Цяньли.

— Да-да-да, женская одежда, — закивал Ван Баши.

— Было ли что-то необычное в этой одежде? — замедлил тон Бай Цяньли.

Ван Баши растерянно посмотрел на него.

— Просто белое ведьмино платье, всё белое, в кармане были деньги. — Он помнил только, что в кармане были деньги, Небеса знают, что необычного в этой одежде.

Бай Цяньли вытащил что-то из рукава.

— Не имелось ли в кармане вот этого?

Ван Баши посмотрел на листок золота на чужой ладони — эту вещь он ни за что не забыл бы, и немедленно закивал изо всех сил.

— Помимо бирки золотого листа было ли в одежде что-то ещё?

Свинья вместе с белым платьем сгорела в пожаре, но Ван Баши обладал прекрасной памятью.

— В кармане был золотой листок, красная горошина, записка и лист дерева.

Бай Цяньли и Ли Ляньхуа переглянулись.

— Записка? О чём в ней говорилось?

— Ну… — У Ван Баши вспотело лицо. — Я неграмотный, не знаю, что там было написано.

Бай Цяньли поразмыслил.

— А в этой… свинье было что-то странное?

— Свинью повесили в женской одежде, шея у неё была обвязана полосой белого шёлка, в её желудке находился обломок копья, — поспешил ответить Ван Баши. — Да везде… куда ни глянь, всё странно…

Бай Цяньли нахмурился и вытащил из-под сиденья обломок копья.

— Такой?

— Похоже, нет… тот более… блестящий и длинный… — внимательно рассмотрев его, запинаясь проговорил Ван Баши.

Выражение лица Бай Цяньли немного смягчилось. Он вытащил из-под сиденья ещё один обломок копья.

— Этот?

Ван Баши снова присмотрелся и кивнул.

А память у коротышки недурная. Бай Цяньли специально приготовил два обломка копья, чтобы проверить, насколько можно верить словам Ван Баши, но не ожидал, что тот сумеет так хорошо запомнить столько деталей. Пусть свинья с белыми одеждами и сгорели, однако потеря оказалась небольшой.

— У тебя неплохая память.

Ван Баши не слышал похвалы с тех пор, как выпал из материнской утробы, его прошиб пот.

— Ничтожный… ничтожному просто всю жизнь дают много приказов…

Ли Ляньхуа внимательно оглядел обломок копья — новёхонький и ослепительно сверкающий, пусть он и изменил цвет под воздействием огня, но это не скрывало его новизны, место слома было ровным, как будто его чем-то перерубили, а пятна крови и прилипшие к наконечнику волосы без остатка уничтожил огонь.

— Вы подозреваете, что то белое платье принадлежало барышне Фэн?

— Маленькая шимэй пропала уже больше десяти дней назад, — мрачно ответил Бай Цяньли. — С биркой золотого листа можно командовать всем союзом “Ваньшэндао”. В Поднебесной таких всего три: один носит при себе мой шифу Фэн Цин, другой — шимэй, а третий хранится в союзе. Когда бирка золотого листа появилась здесь, скажите, как “Ваньшэндао” не волноваться?

Карета покачивалась, Ли Ляньхуа поудобнее прислонился к спинке сиденья и сощурился.

— Ван Баши.

— Я здесь, дагэ, смело приказывайте что угодно. — Тут же заискивающе склонился перед ним Ван Баши.

Ли Ляньхуа дал знак ему сесть.

— В который час ты вчера вернулся домой и обнаружил… колдовскую свинью?

— Не сгорела и палочка благовоний после третьей ночной стражи, — мгновенно ответил Ван Баши.

Ли Ляньхуа кивнул.

— Почему ты запомнил так точно? — суровым тоном спросил Бай Цяньли.

Ван Баши оцепенел от испуга.

— В “Чертогах румянца”… по правилам гости могут оставаться только до третьей стражи, а потом их должны проводить, поэтому я выношу ночные горшки… примерно после третьей стражи.

— Третья стража? — нахмурился Бай Цяньли.

Во время третьей стражи уже глубокая ночь, пробраться в дровник Ван Баши несложно, трудность в том, чтобы притащить туда свинью, когда в борделе постоянно туда-сюда ходят люди…

— Эта красная горошина среди вещей, который ты нашёл в кармане белого платья, была обычной фасолинкой? — спросил Ли Ляньхуа.

Ван Баши пошарил в карманах, просветлел лицом и с трепетом передал ему фасолинку красного цвета.

— Вот-вот-вот, всё ещё у меня.

У него в карманах обнаружилась не только красная фасолинка, но и высохшая веточка дерева, на которой и впрямь держался сухой листок, а кроме этого — измятый лист бумаги.