Больше всего заинтересовавшись запиской, Бай Цяньли взял её в руки. Сверху густой тушью было наискось нарисовано несколько прерывистых линий, а с другой стороны написано: “Из четырёх может быть либо один сверху один снизу, либо один сверху четыре снизу, либо два сверху два снизу и так далее, выбрать одно”. Почерк был мелкий, но непохожий на руку Фэн Сяоци. Бай Цяньли перечитал несколько раз, но всё равно ничего не понял.

Ли Ляньхуа взял сухую ветку и призадумался.

— Ваша шимэй уже сочеталась браком?

Бай Цяньли сдвинул брови, так что образовалась складка.

— Маленькой шимэй едва исполнилось семнадцать, она ещё не замужем. Она родилась, когда шифу было уже за сорок, и шинян скончалась от болезни вскоре после её рождения. Говорят, маленькая шимэй родилась очень похожей на мать, шифу души в ней не чает и разбаловал так, что характер у неё своеобразный. Шифу… глава союза за последние два месяца присмотрел нескольких талантливых молодых людей из цзянху, подходящих на роль её жениха, но она ни за кого не вышла, да ещё и устроила большой скандал. Шифу был в поездке по делам в Дяньнани*, услышав, что шимэй безобразничает, поспешно вернулся в одиночку, но когда приехал, в тот день случилось происшествие с Цинлян Юем*, она бесследно исчезла. Шифу несколько дней провёл в поисках, но безрезультатно.

Дяньнань — юг провинции Юньнань

Цинлян Юй — “прохладный дождь”

Ли Ляньхуа пристально разглядывал красную горошинку. Алая словно голубиная кровь, по форме она напоминала сердечко с бордовым кружком посередине — и в самом деле красивая вещица.

— Акации плоды приносит жаркий юг. Но много ли взойдет, весною пробужденных?..* — пробормотал он, рассмотрев её. — Это явно плод акации, дерева тоски…

Цитата из стихотворения Ван Вэя (дин. Тан) “Тоскуем друг о друге”, пер. Г.В. Стручалиной:

Акации плоды приносит жаркий юг.

Но много ли взойдет, весною пробужденных?

Желаю, все же, Вам побольше их сорвать:

Хранят они навек тоску и грусть влюбленных.

Бай Цяньли передал бумагу Ли Ляньхуа и взял в руки фасолинку.

— Если белое платье принадлежало маленькой шимэй, то и эти вещи — её, вот только я никогда не видел, чтобы у неё был плод акации, и почерк совсем не похож.

— Если платье не её, то возможно, бирку золотого листа у неё забрала владелица этой одежды, — сказал Ли Ляньхуа. — Или же кто-то взял её вещи и засунул в карман белого платья, которое надел на свинью…

— Дело слишком странное, как доберёмся до владений союза, обсудим всё с главой, — покачав головой, тяжко произнёс Бай Цяньли.

Спустя день в дороге Ли Ляньхуа увидел самое богатое, процветающее и прославленное в Цзянчжэ священное место Улиня — владения союза “Ваньшэндао”.

Карета ещё не остановилась*, а издалека уже доносились звуки хуциня, кто-то играл, и мелодия тянулась, нежная и чарующая, словно жалобный плач. Он ожидал увидеть внушительный и великолепный дворец, но куда ни глянь — простиралось море цветов.

Хуцинь — китайский смычковый музыкальный инструмент. Обычно хуцинь состоит из круглого, шести- или восьмиугольного корпуса и прикрепленного к нему грифа. У большинства разновидностей хуциня две струны (хотя бывает и три, и четыре), и два настроечных колка, а дека изготавливается из змеиной кожи или тонкого дерева. Для смычка обычно используется конский волос из хвоста лошади.

Ван Баши отдёрнул занавеску кареты и при виде пейзажа снаружи цокнул языком от удивления — поразительно, что кто-то посадил в одном месте столько пурпурных цветов.

В начале дороги росли мелкие фиолетовые цветущие травы, затем разноцветный шиповник и красные абрикосы, одни за другими появлялись древовидные пионы и азалии. Карета ехала долго, прежде чем среди моря цветов глазам открылся двор.

Двор занимал большую площадь, всюду резные балки и расписные стропила, с ворот и гребней крыш свисали гроздья глициний. У ворот стояло двое учеников в красном, высоких и стройных, с пронзительными взглядами. Если бы вокруг цвело поменьше цветов и кружило не так много пчёл, то это место и правда могло бы вызывать благоговение.

Звуки хуциня не умолкали, тонкая, но сильная мелодия по-прежнему струилась, о чём-то горюя, и всё не умолкала.

— Кто это играет? Я уже давно не слышал такой прекрасной игры на хуцине, — от всего сердца восхитился Ли Ляньхуа.

— Шао-шиди, — отмахнулся Бай Цяньли.

— Не скромничайте, игра вашего шиди превосходна и несравненна, вот только отчего он так печалится, играя столь скорбную мелодию?

Бай Цяньли всё больше терял терпение.

— Шао-шиди молод и наивен, недавно он завёл друга из злодейской секты, и глава союза запер его в пионовом саду, чтобы он переосмыслил своё поведение.

— Из злодейской секты? — замер Ли Ляньхуа.

Бай Цяньли кивнул.

— Осмелюсь спросить, какая школа в Улине теперь стала неправедной? — ещё более учтиво и серьёзно спросил Ли Ляньхуа.

— Вы не знаете? — изумлённо посмотрел на него Бай Цяньли.

Ли Ляньхуа отрицательно покачал головой — откуда бы ему знать?

— Вы же целитель ордена “Сыгу”, как можете не знать? Герой Сяо уже объявил банду “Юйлун” злодейской сектой и приказал беспощадно уничтожать по всей Поднебесной. Праведные учения не могут существовать в цзянху вместе с Цзяо Лицяо.

— Герой Сяо так сказал? — опешил Ли Ляньхуа.

— Раз орден “Сыгу” принял решение, само собой, все в Улине последуют приказу, что в этом удивительного? — нетерпеливо ответил Бай Цяньли.

— Это… Скорее всего, не собственная идея героя Сяо… — пробормотал Ли Ляньхуа.

Идея, вероятно, принадлежала советнику Фу, едва не понёсшему большие потери в истории с гробом Лун-вана. И хотя намерения у него были неплохие — не позволять Цзяо Лицяо добиться успеха в законных и преступных начинаниях, такой решительный разрыв вряд ли хорошо обдуман. Неясно, чего таким образом рассчитывает добиться одарённый советник Фу?

Пока разговаривали, доехали до ворот. Они втроём вылезли из кареты и вошли в опутанные цветущей глицинией ворота. Сад впереди утопал в распустившихся цветах.

— За оградой из роз — покои Фэн Сяоци? — полюбопытствовал Ли Ляньхуа.

Бай Цяньли указал, что первые слева покои принадлежали ему, за оградой из роз жил взаперти Шао Сяоу, а покои пропавшей Фэн Сяоци находились во внутреннем дворе, рядом с жилищем Фэн Цина.

Внутренний двор, как и передний, пестрел цветами словно отрез парчи. Длинноусый мужчина около пятидесяти лет с черпаком из тыквы-горлянки в руках поливал цветущее дерево.

— Глава союза! — подбежал к нему Бай Цяньли.

Длинноусый мужчина развернулся к ним.

— Ли Ляньхуа к вашим услугам, — улыбнулся ему “целитель”. — Повстречать главу союза “Ваньшэндао” — редкостная удача.

Длинноусый тоже улыбнулся.

— Хозяин Ли спасает умирающих и облегчает страдания больных, разве такой заурядный человек, как я, сравнится с вами? Не нужно церемониться.

По характеру глава союза казался гораздо спокойнее своего ученика.

Бай Цяньли подтолкнул Ван Баши вперёд.

— Глава союза, одежда уже сгорела, и видел её только этот человек. Я не уверен, принадлежало ли то белое платье маленькой шимэй.

Мужчиной с длинными усами был Фэн Цин.

— Ступай в комнату Сяоци и собери платья, которые она обычно носит, чтобы этот… — Он дважды глянул на Ван Баши, не определившись, назвать его “сяогэ”* или “господин”?

Сяогэ — вежливое обращение к подростку или молодому человеку

— Братец, — подсказал Ли Ляньхуа.

— Чтобы братец сравнил, — легко подхватил Фэн Цин. Когда договорил, ему показалось это забавным, и он слегка улыбнулся Ли Ляньхуа.

Бай Цяньли отправился выполнять приказ.

— Мой ученик несколько несдержан в делах, если он вас чем-то обидел, прошу прощения, — с улыбкой снова обратился к гостям Фэн Цин.

— Нет-нет, герой Бай образец порядочности и добродетели, я премного признателен ему, — очень серьёзно заверил его Ли Ляньхуа.

Фэн Цин замер, не в силах представить, что сделал Бай Цяньли, чтобы заслужить признательность Ли Ляньхуа.