– Рионела очень далеко отсюда, на краю земли.

Опять они про этот край!

– Нет, – сказала я сердито. – На краю земли – Веретено, мой остров, а за ним есть еще Ворота смерти, но туда никто не плавает, даже птицы не садятся на них отдохнуть. Оттуда приходит зима.

– Да! – беловолосая Эрли оживилась, будто услышала старую сказку, которую знала когда-то, но забыла. – Мама пела мне песню о Зимнем доме!

И она запела чистым, звонким голосом:

Я сидела, сжавшись в комочек, боясь пошевелиться и спугнуть песню. Почему-то я знала ее, будто бы помнила, будто бы сам ветер Веретена напевал мне ее вместо колыбельной. И я знала, о чем говорится в песне дальше.

Ледяная вода.

Эрли замолчала, хотя я точно знала, что это еще не конец песни. Она посмотрела на меня и вздрогнула, будто очнулась.

– Моя хорошая! Я напугала тебя? Это просто песня! – она обняла меня, и я не могла выдохнуть воздух, что скопился во мне.

Очень странно, когда тебя обнимают. Ты чувствуешь чужой запах, чужое тепло, оно будто проникает в тебя, совсем постороннее, становится чуточку твоим. Я отодвинулась от Эрли. Она вздохнула. А потом сказала:

– Моя дочка… одна из моих дочерей, ее Мия зовут. Она ушла от нас, сбежала с агибами. И я хотела спросить, может, ты видела где-нибудь девочку, у нее волосы вот такого же цвета, как у меня, и карие глаза. Элоис сказала, что ты побывала во многих землях, прежде чем оказаться у нас. От Мии пришла открытка из Контакоры, а потом из Борна, и больше мы ничего о ней не знаем.

Я вспомнила всех, кого встретила на пути, покинув Веретено. Нет, такую девочку я не видела, я бы запомнила, потому что Эрли так говорила о ней, что было понятно: эта Мия совершенно особенная, и я бы ее сразу узнала. А из всех людей, что я встретила, особенной была только Лита. Но она точно не Мия.

– Я не видела ее, – сказала я, и вдруг мне очень-очень захотелось, чтобы это было не так. – Не бойся, – сказала я Эрли. – Я ее встречу и передам, что ты соскучилась.

Эрли вдруг уткнулась в свой передник и заплакала. Ралус еще не всему научил меня. Я не очень умею разговаривать с людьми. И мы сидели рядом, Эрли плакала в свой передник, а я думала о том, какая она, ее дочка Мия? Красивая ли? Добрая? Выше меня ростом? Любит птиц? Знает песню про прях и зиму? Потом Эрли успокоилась, вытерла лицо и сказала:

– Спасибо тебе, Уна.

Я удивленно подняла на нее глаза. Эрли слабо улыбнулась:

– Иногда хорошо поплакать рядом с тем, кто просто молчит.

Я прожила у Элоис много-много дней. Она научила меня писать, это было очень увлекательно и гораздо труднее, чем читать. Но мне нравилось водить пером по бумаге, оставляя следы, я будто разговаривала сама с собой, лучше слышала свои мысли.

Я познакомилась с другим морем. Морем ярко-синего цвета. Морем теплым и радостным, с которым можно играть в догонялки и бросать в него камешки. Жалко, что я не умела плавать.

– Как же так? – удивилась Элоис. – Я думала, ты выросла на острове!

Да, но море вокруг моего острова такое ледяное, что даже летом руки стынут. А это море было ласковым, как самый крохотный щенок у Литы.

– Посмотрела бы ты на него в конце зимы, когда ревут шторма!

– У вас бывает зима?

Вот в это мне совсем не верилось! Здесь было тепло, если только не дул сильный ветер, но даже тогда я чувствовала, что эта прохлада не ведет с собой настоящий холод, что скоро опять будет тепло. Я бы хотела всегда жить здесь, чтобы отогреться. Мне казалось, во мне еще сидела зима. Та зима, которую я провела на острове вдвоем с Птицей после смерти старика.

Но тут вернулся Ралус.

Он снова сбрил все волосы на голове и лице, он горячо поблагодарил Элоис и обещал всюду спрашивать про Мию. А потом мы сели в лодку и поплыли на север.

Ралус привез меня в странное место. Тут не было домов, не было людей, не было ничего, только пустынные холмы, поросшие дымчато-серой травой, которая пахла свежо и горько. Здесь жила тишина. Я сразу это поняла. Поняла, что не смогу здесь разговаривать, потому что язык этих холмов – молчание. Их надо слушать, слушать по-настоящему. Я вдруг вспомнила, что, когда жила на Веретене, Ралус всегда называл меня пряхой, но с тех пор, как он дал мне имя, он ни разу не напомнил мне об этом. Может, я перестала ею быть, когда покинула свой остров? Но тишина этих холмов будто шепнула мне: «Ты – пряха, молчи и слушай». Спросить об этом Ралуса я уже не успела: холмы сомкнули мои губы, пережали горло.

Ралус испугался, когда понял, что я не могу говорить. Но я знала, что все пройдет, как только я покину это место. И почему он так удивлен, он же сам говорил мне, что пряха должна слушать мир. Вот я и слушаю. Правда, я до сих пор не умею прясть.

Мы шли по серым холмам, оставив парусную лодку, которая довезла нас до этого странного места, рыбак и двое его сыновей смотрели нам вслед со смесью жалости и ужаса. Но Ралус хорошо заплатил, и они не задавали вопросов.

Вдруг прямо перед нами, будто бы из ниоткуда, будто бы прямо из воздуха, появился человек. Сначала я подумала, что ему столько же лет, сколько и Ралусу: у него было гладкое, без морщин лицо и двигался он легко. Но у него были такие глаза, будто он старше этих земель. Наверное, он не был стар годами, но в нем чувствовалась другая старость, старость пережитых событий и особых знаний, которые выбелили его голову. Ралус поклонился ему, и я тоже, потому что так он меня научил. А еще потому, что этому человеку хотелось поклониться. И хотелось задать ему тысячу вопросов, потому что он точно знал на них ответы. Жаль, что я не могу говорить сейчас.

– Здравствуй, Хранитель, – сказал Ралус. – Это Уна.

– Я вижу. Долго же вы добирались сюда.

– Я пытался запутать след.

– Удалось?

– Думаю, да.

Хранитель помолчал, разглядывая меня. Потом хмыкнул:

– Что же ты молчишь, Уна? Не можешь тут говорить, да? Интересная у тебя особенность – умение слушать и перенимать чужую речь, все языки всех существ. Эти холмы говорят тишиной, тут ты права. Помолчим и мы. Пойдемте.

И мы пошли за ним, а Ралус поглядывал на меня удивленно, будто впервые увидел. Меня слова Хранителя тоже удивили: оказывается, не все умеют понимать разные языки. Я шла по серой земле и думала об этом. И вдруг над моей головой раздалось хлопанье крыльев, пронзительный крик – и прямо перед нами спустилась с неба моя Птица. Я обняла ее за тонкую шею и посмотрела на Ралуса с Хранителем. Ралус хмурился, Хранитель улыбался.