– Рубеус Хагрид, профессор.

Глаза Гермионы в ужасе распахнулись, и она едва сдержала себя, чтобы не запротестовать. История, которую она знала, повторялась на её глазах. Но она помнила слова Дамблдора, минимально вмешиваться в настоящее. И ей было горько и больно от этой мысли. Она сжала руки в кулаки, пряча их под мантией.

– Хагрид? – задумчиво спросил Дамблдор. – Не может этого быть. Он безобидный, хоть и любит странных существ. Но он не мог этого сделать.

Диппет нахмурился, смотря уже на Дамблдора.

– Может сам Хагрид и безобидный, но тебе ли, Альбус, не знать, что акромантулы, неуправляемые создания. И одно то, что под крышей замка вырастили подобное, говорит о смертельной опасности.

Слизнорт, что как и Диппет безоговорочно верил Тому, кивнул на слова директора.

– Да, это ужасное нарушение, которое мы с вами просмотрели, и это повлекло смерть девочки, – печально сказал декан Слизерина. – Спасибо, Том, думаю, благодаря тебе школа не потеряет больше ни одного ученика.

– Все на благо Хогвартса, – чётко произнёс Том. – Я могу идти?

– Да, и вы и мисс Гарднер свободны.

Слизеринец развернулся, быстрым шагом покидая туалет для девочек. А Гермиона никак не могла прийти в себя, чтобы сдвинуться с места. Всё происходило на её глазах, так стремительно и бесповоротно, что ей хотелось кричать. Но она не могла нарушить обещание, и не посмела вмешаться, требуя проверки по этому несчастному акромантулу.

Глава 16

Гермиона не понимала, что было хуже, безмолвно наблюдать, как на её глазах творились все эти страшные вещи, или ощущать, что она ничего не может с этим поделать. Всё вокруг рушилось с такой скоростью, что боль просто не давала ей даже вдохнуть. Что произошло, почему Том отвернулся от неё, она не понимала. И все попытки поговорить с ним были обречены на провал. Большую часть времени, она встречала его с Лестрейнджем и Эйвери, которые с какой-то ехидцей смотрели в её сторону. И как она могла что-то исправить, если даже не понимала, что сделала не так. История с Миртл, постепенно была урегулирована и в Министерстве магии с лёгкостью приняли версию о кровожадном акромантуле, которого вырастил Хагрид. В какой-то мере, Миртл теперь было проще доводить Оливию до истерики, мстя ей за многие годы издёвок и препирательства. Теперь уже Хорнби впору было прятаться в туалете. Да только Миртл могла достать её и там, сопровождая девушку, куда бы та не пошла. Но Оливию никто не спешил спасать от прилипчивого привидения, чтобы Плакса Миртл не привязалась к ним. А вот история с Хагридом больше всего доставляла боли Гермионе. Она не смела, даже подойти, чтобы успокоить и пожалеть одинокого подростка. В день, когда он уезжал в Министерство на рассмотрение его дела, Грейнджер знала, что это последний его день в Хогвартсе, как ученика. Что он уже не вернётся обратно, а его палочка будет переломлена. Чтобы не видеть этого, Гермиона скрылась в Астрономической башне, наконец-то давая волю накопившимся слезам. Она всё испортила. Не спасла двоих, и не смогла спасти Тома. Зачем она вообще попала сюда? А в итоге оказалось огромное количество искалеченных жизней. Многим болезненным моментам она стала свидетелем. Теперь ей никогда не забыть всего этого. Единственное, что могло её успокоить, она не станет свидетелем всего того ужаса, что уже случится в её время, она возможно умрёт раньше, если, конечно, доживёт вообще до старости. Хотя её рождению в будущем вряд ли мог помешать даже Волдеморт. Но она хотя бы не будет помнить, что знала его. Что видела его человеком, что провела с ним незабываемую ночь. Гермиона плакала, пока у неё не закончились силы, она бесцельно смотрела вдаль на заснеженный пейзаж, который открывался с башни. Проще всего было бы сделать шаг и оборвать все эти мучения, но она не сделала этого даже после смерти Гарри и Рона. И не сделает сейчас, потому что ещё не всё потеряно. Она поднялась на ноги, утирая ладонью остатки слёз со щек. Да, так и есть, ещё можно всё изменить. И если в ближайшие дни ей не удастся поговорить с Томом, то она поговорит с профессором Дамблдором, чтобы предотвратить раскол души Реддла.

* * *

Он видел её порывы, приблизится к нему, но больше не давал ей шанса этого сделать. Она осталась за чертой, которую он прочертил между ними. Он, как никто другой умел отсекать ненужных людей. Пусть скажет спасибо, что он не убил её, хотя мог бы. Но он оставил ей жизнь, чтобы она видела, как он идёт к своему величию. И делая так, он не мог знать, что далеко в будущем, он так же сохранил ей жизнь, чтобы причинить максимум боли. Стоя в туалете для девочек, Реддл посмотрел на чёрную тетрадь в своих руках. За несколько дней он подготовил её для своей задумки. И ухмылка исказила его губы, когда он чётко произнёс.

– Откройся.

Раковины разошлись в стороны, позволяя Реддлу беспрепятственно прыгнуть в трубу, уже не раздумывая. Вход над ним закрылся, скрывая то, что кто-то проник в тайную комнату. Он шёл быстрым шагом, пока не достиг логова василиска. Тот, услышав своего хозяина, с шуршавшим звуком выполз изо рта устрашающего каменного лица Салазара Слизерина.

– Придёт твоё время, – на парселтанге произнёс Том, смотря на змея. – А пока оставь меня. Я пришёл за своим бессмертием.

Василиск беспрекословно повиновался, исчезая в своем логове. Реддл ощущал небывалый прилив сил и энтузиазма. Всё то, что он так тщательно заучил из книг про крестражи, сейчас будет выполнено. Он станет бессмертным. Когда-то, только один волшебник рискнул разорвать свою душу на две части. Герпий Злостный был величайшим тёмным волшебником. В чём-то Реддл бесконечно им восхищался, потому что он первым не только создал крестраж, но и создал первого василиска, а так же на парселтанге умело управлял им. Во всём этом Том видел явный знак, что он будет продолжателем дела, так ещё и обретёт небывалую известность. Что даже спустя века о нём будут говорить с благоговейным ужасом.

Положив тетрадь на каменный пол, Том вытащил волшебную палочку и от предвкушения на кончиках пальцев словно искрило током. Было ли ему страшно? Нет. Это он понял очень ясно. Внутри него не было страха. Было только нетерпение и желание стать на уровень выше. Он скинул школьную мантию, закатав рукава. Тёмные глаза Лорда горели от яркого чувства победы. Его голос звучал тихо, пока он начал повторять заученные до идеала слова заклятия. Он четко выговаривал каждое слово, коснувшись кончиком волшебной палочки своего солнечного сплетения. Ощущение тепла опалило грудь слизеринца, и это было даже приятно. На кончике палочки появилось золотистой свечение, что тонкой нитью исчезало в груди Тома. Он сделал резкий пасс рукой, нить вытянулась на максимальное натяжение, едва не обрываясь, и тут пришла боль, словно его мощно ударили в грудь, лишая возможности дышать. Том рухнул на колени, но не останавливал слов заклятия, продолжая всё делать в точности, как было описано в книге. Дыхания уже не хватало, поэтому он делал мелкие вдохи, хоть как-то насыщая свои лёгкие кислородом. Голова кружилась, а боль только усиливалась. И тут он четко почувствовал, как несколько дней назад оборвалась жизнь Миртл Уоррен, её последний вдох, и то, как тело холодело, лишая свою хозяйку возможности оставаться в этом мире. С этими мыслями внутри, что-то разорвалось. Крик нестерпимой боли вырвался из горла Реддла, когда он из последних сил, вырвал из своего тела, часть души. Но если бы мучения на этом остановились... Опустошение, вспышки паники и растерзанная душа, которая билась внутри его тела в яркой агонии. Дрожащими пальцами, он поднес палочку к дневнику, продолжая шептать заклятие, пока тетрадь не впитала в себя свечение. Том упёрся руками в каменный холодный пол. Пот заливал его глаза, а всё тело покрылось испариной. Его трясло. Холод разливался по венам, сигнализируя о том, что тело совсем не в норме. И боль... Она не прекращалась, накатывая волнами. И каждая становилась всё сильнее. Том кое-как поднялся на ноги, с трудом переступая ими, он прижал дневник к своей груди. Делая несколько шагов, он упал без чувств, уже не ощущая, как по телу прошлись судороги.