«Что это у тебя, мам?»
«Пропуск», – отвечает она и касается им небольшого экрана. Сирена сразу смолкает.
«Я тоже такой хочу!» – заявляю я и слышу голос человека в форме:
«Какая смена у вас подрастает, Ольга Даниловна. Храбрая. Любознательная!»
«Еще – красивая, – добавляю я. И зачем-то уточняю: – Так папа говорит».
Мама снова сжимает мою ладошку, а человек в форме мне отвечает:
«Согласен – красивая, – не спорит он со мной, по-доброму улыбаясь. И добавляет: – И какая уверенная в себе!»
«Извините, Андрей Валерьевич, – виновато говорит мама, – не с кем было оставить…»
«Уже в курсе. Разместите «разведчика» в своем кабинете и выдайте ему задание», – всё так же – с улыбкой распоряжается человек в форме.
«Так точно!» – отвечает ему мама.
Мы проходим через турникет, который больше не шумит, даже когда я ещё раз дотрагиваюсь до его «рога». Дотрагиваюсь скрытно, чтобы мама не увидела. Мне не хочется еще раз ее расстраивать. А человек в форме видит, но маме ничего не говорит. Только подмигивает мне. А потом разворачивается и уходит. Я гляжу ему вслед и спрашиваю:
«Кто это, мам?»
«Мой начальник – Андрей Валерьевич Орлов», – отвечает она.
«Он добрый!» – замечаю я, наблюдая, как тот скрывается за поворотом. И слышу:
«Не всегда…»
Кабинет мамы находится на третьем этаже. Она открывает дверь похожей карточкой, только без полоски, и впускает меня внутрь.
«Садись за первую парту и доставай книгу!» – велит она мне.
Я делаю, как она говорит.
«Открой книгу на странице пятнадцать».
Открываю и вижу в тексте две скобочки: одна начерчена у первой буквы самого первого слова, вторая – внизу, у самой последней буквы на странице.
«Тут много, мам, – замечаю я, – можно я прочитаю половину страницы? Мы так с дедушкой читаем. Он половину, и я половину».
«Нет, дочь, – отвечает мама. – Читай от и до».
«Это как?»
«Отсюда и до конца. Как отмечено. Я закрою тебя, пока буду занята. Чай в термосе. Термос у тебя в рюкзаке. Там же и булочка. Перекусишь».
«Хорошо. А ты когда придешь?»
«Скоро. Как только освобожусь. И сиди, пожалуйста, тихо, Котёнок», – просит она, ласково проводя ладонью по моей макушке.
«Хорошо, мамочка. Меня никто не увидит!» – клятвенно обещаю я.
«Ну вот и ладненько», – улыбается она и выходит за дверь.
Проходит время, а мама всё не возвращается. Я заканчиваю читать отрывок. Дважды. Мне сложно, но я выполняю задание. Принимаюсь пить чай с булочкой. Допиваю его, а мамы всё нет. Мне становится скучно. Оглядываюсь по сторонам и замечаю картинки на стенах. Они большие. На них изображены солдаты. Я устаю сидеть за партой. Поднимаюсь и на цыпочках подхожу к зеркалу. Оно большое – в пол. Рассматриваю в нем себя и пластмассового человека, который тоже заметен в зеркале. Он стоит в углу, недалеко от доски. На нем изображены сердце, легкие и другие штуки, которые дедушка называет органами. На каждом таком органе заметна красная точка.
Вскоре мне надоедает и это. Тихо, как мышка, подхожу к окну. За ним есть на что посмотреть! Внизу виднеется широкая площадь. На ней рядами стоят солдаты. Все – в зелёной пятнистой форме. Папа называет ее маскировочной. Говорит, что ее надевают, когда прячутся, чтобы никто не нашёл. Все солдаты внимательно слушают маму. Что она им говорит, мне не слышно. Поэтому я забираюсь на подоконник, чтобы открыть окно и услышать. Сделать это у меня не получается – слишком тугая рукоятка.
Разочарованно вздыхаю и смотрю вниз – на солдат. Разглядываю их и вижу, что один из них смотрит вверх – прямо на меня. Быстро спрыгиваю с подоконника. Чувствую, как моя рана в колене отдается резкой болью. Прихрамывая, добираюсь до «своей» парты, сажусь за нее и принимаюсь ощупывать коленку. Она забинтована, но крови не видно.
Вдруг слышу шаги по коридору. Соскакиваю со стула и бегу к столу, который находится в самом дальнем углу. На нем лежат какие-то зеленые мешки. Они тяжелые. С трудом стягиваю один. Он грохается на пол. Ныряю под стол и насколько хватает сил затаскиваю мешок за собой, сооружая себе укрытие. Затихаю в своей засаде и прислушиваюсь.
Этот кто-то заходит в кабинет. Шаги тяжелые. Размеренные. Не мамины. Человек подходит прямиком к столу, под которым я спряталась. Как он догадался? Непонятно. Я же сижу и совсем не соплю. Ни разу! Даже дышу через раз!
Глава 8 Взаимное разоблачение
С мешком, который еле удалось затащить под стол наполовину, мое укрытие представляется мне чуланом. Узким тесным чуланом. Мне вдруг вспоминается похожий – тот, который есть у нас дома на самом нижнем этаже. В нем я как-то спряталась, как сейчас, а Николай Николаевич «лазутчика» не заметил и закрыл дверь на ключ. Тогда я надолго там застряла и, если бы не бабуля, то осталась бы там жить. Папа сказал, что я залипла в том чулане, потому что не продумала свой манёвр отступления.
«Что такое манёвр, пап?» – спросила я.
«Путь, по которому ты могла бы отступить, чтобы не оказаться в ловушке», – объяснил он, когда зашел ко мне перед сном. После того, как меня вызволили из чуланного плена.
«Чтобы не попасть в плен?» – тогда уточнила я.
«Точно, агент Принцесска! Молодец, схватываешь на лету! – похвалил тогда меня папа. И добавил: – Запомни: первое: продумать манёвр. Второе: не оставлять следов».
«Следы бывают только на снегу, пап», – заметила я тогда.
«Не только. Но я расскажу тебе об этом в другой раз. Сейчас пора спать», – ответил он.
А на следующий день после того, как я застряла в чулане, папа отправил меня на задание под «кодовым» названием «Дедушкин план». Мне было нужно запомнить рисунок, который лежал на столе в дедушкином кабинете. Запомнить и потом нарисовать его.
«И помни о маневре! – строго велел папа, – Заметишь что-то неладное – спрячься за сейфом. Только за тем, который стоит в кабинете рядом с дверью. Оттуда сбежать легче, поняла?»
Задание «План деда» стало последним, на которое меня отправил папа перед тем, как уехал «по секретным делам», из которых еще не вернулся.
Вспомнив о папе, я немного успокаиваюсь, но все также тихой мышкой сижу в своей норке и слежу за ногами человека, который вошел в мамин кабинет. Они «идут» ко мне, а у меня нет маневра. Совсем. Я в ловушке. Это меня расстраивает. Хотя нет – скорее злит. Но сделать ничего нельзя. Только сидеть и не сопеть. Папа говорит, что на задании я громко соплю, а так делать нельзя. Так дедушка меня и обнаружил в прошлый раз.
Я спросила, как он меня нашел? Он ответил, что я сопела, как паровоз. Поэтому сейчас я сижу и не соплю. Даже дышу через раз. Очень тихо. И не шевелю больной коленкой. А она болит! Сильно. И бинтик уже немного мокрый. Наверное, опять «кровит», как говорит мама. Я очень стараюсь быть невидимкой, но человек все же обнаруживает меня. Я не понимаю, как он это сделал. Наверное, идет по следу, который я оставила. Хоть снега и нет…
«А может это папа вернулся?!» – вдруг осеняет меня. Я даже приподнимаюсь, чтобы выбраться из «чулана», но вдруг замечаю, что ботинки, которые «подошли» ко мне, намного больше папиных. Значит это не он.
Вдруг становится темно, а перед глазами появляются плечи. Они такие широкие, что загораживают весь свет. А потом… Потом появляется лицо. Чужое. С большими глазами. Зелеными. Они тоже чужие. Совсем не папины. Они смотрят на меня в упор. Их хозяин видится мне дядькой Черномором, о котором мы с дедушкой недавно читали. Только без бороды. Он – такой большой и важный. Сидит передо мной и тянет ко мне руки. А я уворачиваюсь, чтобы не схватил. Пытаюсь забиться в угол. Спиной чувствую прохладную жесткость стены и понимаю: глубже пролезть не получится. А дядькины руки… они такие длинные! Кажется, они дотянутся куда угодно и вытащат меня хоть из моей норки, хоть из глубокой ямы, хоть со дна океана. Отовсюду. Я понимаю это по взгляду хозяина этих ручищ. Он такой глубокий, чуть насмешливый. Такой, словно он уже всё решил: он непременно достанет меня из этой берлоги. Я смотрю в дядькино лицо и чувствую… Не страх, нет… Мне обидно. Очень. Моя обида настолько огромна, что хочется громко разреветься. Но я изо всех сил сдерживаю слезы, потому что мне нельзя «разводить сырость».
