"Это каменное мусорное ведро. Но в мусорные вёдра огонь не бросают. Может случиться пожар, – сделал вывод недавний поджигатель мусорных вёдер. – Надобно проверить, что да как. Не вышло бы худого с этими огоньками".

Одним быстрым рывком преодолев участок лужайки и прислонившись спиной к чугунной ножке вокзальной скамьи, Углёнок подождал недолго, когда пассажир и пассажирка повернут головы, отвлёкшись на подходящий состав, он вознамерился взобраться на край скамьи и, спрятавшись за нагромождением сумок, заглянуть в чрево квадратной тумбы. Первая часть операции удалась на славу, но подвела дамская сумочка, что венчала собой небольшой баул, стоявший с краю. Домовёнок подтянулся на свисавшем кожаном ремешке ридикюля, а тот не выдержал небольшого веса молодого кутника и под его массой соскользнул прямиком в урну. А Углёнок шлёпнулся на влажную траву и заполз обратно за чугунную ножку скамейки.

Истошный вой дамочки: "Караул! Деньги и документы украли-и-и! Всё украли! " – подбросил домового так, что он едва не ударился макушкой о нижнюю часть скамьи и ещё в прыжке начав перебирать ногами, принялся улепётывать от греха подальше в кусты, где, тяжело дыша, перевёл дыхание и с опаской обернулся на суетившихся вокруг женщины людей. А жадная дамочка подняла жуткий переполох из-за жалкой маленькой сумки, куда даже помидор не положить, не то, что более существенный предмет, да как принялась обвинять в её пропаже едва ли не каждого прохожего! Даже начинающему своё первое путешествие Углёнку стало за неё очень стыдно:

"Подумаешь, сумочка! Тоже мне, пропажа! Вот если бы тот баул или здоровенный чемодан, тогда действительно было бы обидно! Это уж точно! Сколько же в таком чемодане сумочек поместится?", – попытался прикинуть он, но, сбившись со счёта, решил, что очень много их туда влезет.

Молодая особа перестала голосить и уже горько рыдала в объятиях мужчины. Два молодых парня в одинаковой чёрной униформе с тонкими красными полосами на заправленных в высокие ботинки брюках, лениво между собой переговариваясь, что-то выспрашивали у мужчины, пристально глядя ему в глаза. Тот, как будто что-то сообразив, свободной от объятий рукой полез в карман своей куртки и вынул сотовый телефон. Быстро набрав вызов, он приложил к уху мобильник, и окружившие пострадавших зеваки, как по команде, угомонились, навострив уши. Когда раздалась красивая мелодия, никто не ожидал услышать её прямиком из урны. В толпе глумливо заулыбались некоторые несознательные граждане и начали посылать сальные шуточки в адрес молодой растеряхи. Углёнку стало её жалко, потому что женщина была не виновата в том, что оказалась на пути его простецкого любопытства и желания познать окружающий мир. Зато одинаковые парни сохранили похвальную невозмутимость, будто этакое происходит каждый день. А один форменный не спеша наклонился над урной и бесстрашно запустил в неё руку по самый локоть. Скрывая лёгкую брезгливость, он извлёк на свет вокзального фонаря уроненную домовёнком сумочку. Рыдания дамочки прервались, как по волшебству, и холёная женская рука потянулась к нашедшейся пропаже. Но, спохватившись, женщина отдёрнула руку и что-то прошептала своему спутнику, отчего он состроил недовольную гримасу, которая сменилась выражением безысходности и покорности судьбе. Сумку из рук в руки принял уже он и стал оттирать её со всем возможным усердием, используя носовой платок и пахучую жидкость из флакона.

"Вот и сумочку женщине помыли, – невзначай пришла в голову Углёнка оптимистичная мысль. – Может, и не была она очень грязная, зато чище станет".

Толпа зевак уже разошлась, делясь разочарованными фразами по поводу отсутствия настоящего преступления, очевидцами которого им не суждено было стать, когда женщина, наконец, заглянула в свой ридикюль, что-то в нём проверяя, и утвердительно кивнула головой двум парням в форме, после чего они не спеша ретировались, а неспокойная парочка, похватав чемоданы-сумки, быстрым шагом устремилась к своему вагону.

"Чего же это я расселся, словно уже прибыл в пункт назначения? – сделал сам себе замечание Углёнок. – Мне ведь вагонных искать надо, а то, кто меня довезёт до Большой Пристани?".

И он зашагал в сторону вагонов. Но пройти не успел и нескольких шагов, как его окликнули. Именно его, Углёнка. Это он понял сразу, когда услышал насмешливый голос с лёгкой хрипотцой и деловой интонацией, выдававших в говорящем немолодого, видавшего виды деятеля.

– А не ты ли, паренёк, тут этакую свару устроил?

Углёнок перевёл взгляд на звук и увидел под скамейкой, на которой прежде сидела та дамочка, двух персонажей довольно-таки разухабистого вида. Один из них был худосочный дядька ростом выше Углёнка на целую голову. Ну а вторая персона представляла собой тётку необъятных размеров, почти круглую, да такую, что голова с мелкими кудряшками светлых волос и красным носом-картошкой смотрелась на этом шарике весьма нелепо.

– Чегой застыл-то? Коль тебя спрашають, отвечать надоть! – строго прикрикнул Длинный.

– Да ладно тебе! Не боись его, малыш! Шуткует он эндак, – прервала своего спутника тётка. Голос у неё был грудной и спокойный, только гундосила она не слабо, видать, очень была простужена.

– Наблюдали мы во все очи, как ты порядочек на скамеечке навести решил. Всё лишнее в урну! Правильно, малец, мыслишь! Чем она енту сумку в вагоне на выходе забудет, пусть уж лучше на вокзале её оставит или потеряет. Нам, в вагоне, чем меньше сумочек да чемоданов всяких – забот меньше! А уж, коль суждено ей без сумочки той остаться, значит, останется без неё рано или поздно. Так и знай!

– Ну, ты чегой набросился на парня? Вишь, глазёнки-то у его размером с пятак от энтакого наезда стали! Не хотел он ту сумку трогать, сама она в урну бухнулась. Видать, устала у этакой плаксы вещи в себе носить. Уйти решила красиво, сама! – тётка мечтательно закатила заплывшие глазки. – А они её, бедную, извлекли обратно на свет и вернули этой растяпе. Ужо найду я её в вагоне! Уж я её проучу!

– Ты сумочку её не трогай. Не надо, – предостерегающе перебил тёткины излияния длинный. – Уж я-то знаю твою слабость к маленьким сумочкам, Покатунья. Некуда твои сумочки-косметички уже складывать. Вагон-то чай, не резиновый!

"Так-так-так, – отвлёкшись от диалога любопытной парочки, подумал Углёнок, – во-первых: тумба – это всё же уличное помойное ведро. А из камня она, потому что должно оно быть тяжёлым, дабы никто не уволок. Мало ли какие подобия анчуток да бабаек в людской породе существуют. Во-вторых: имя тётки – Покатунья. В-третьих: они стопроцентные вагонные. Ну, а кто из них главный – вот это пока вопрос".

Выражение "сто процентов" вычитанное на страницах журнала, так понравилось домовёнку, что он его стал употреблять к месту и не к месту, даже не зная толком, кто такие проценты и почему их именно сто, но чуя нутром, что это выражение подразумевает железную уверенность в чём-то, а на слух звучит как клятва.

– А ты, милок, далеко ли собрался с котомкой заплечной? Или на поезда да электрички поглазеть приспичило?

– На Большую Пристань, тётя Покатунья. Очень уж попасть туда надобно.

– И в чём надобность сия, позволь поинтересоваться? – вставился в их диалог дядька вагонник. – Да и что за большая пристань такая? То, что это порт морской, и ежу понятно. Но люди много их понастроили за последние столетия, всех не пересчитать.

– Ясно, что не пересчитать, коль до пяти с ошибками считаешь.

Покатунья насмешливо оборвала спутника, наматывая на толстый палец жидкую кудряшку.

– А во времена моей первой молодости Большой Пристанью только Санпетербурх именовали. Именовали, переименовывали, да не переименовали. Так Петербурхом и остался. Только вот в толк не возьму никак, что тебе в том городе делать? Суетный он, через чур.

– Да уж, бывали мы в том городе, по долгу службы, – длинный снова начал упражняться в красноречии. – Городок тот ещё! Весёлый да непредсказуемый. Однажды едва ноги унёс, только и успел на отходящий поезд заскочить, не то бы остался там на веки.