Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Подходили последние месяцы экспедиции, и снова экипажу «Дании» аукнулось, как плохо Мюлиус-Эриксен провёл инвентаризацию. Пресловутые рыбные шарики и томатный суп когда-то припрятывали для особого случая – а теперь ими приходилось питаться постоянно, и команде они надоели хуже горькой редьки. «Сами по себе это прекрасные блюда – если употреблять их умеренно», – писал Фройхен.

Наконец настало время возвращаться в Данию. Обратный путь на юг был намного легче, чем путь на север, однако перспектива вернуться домой без Мюлиус-Эриксена, Хагена и Брёнлунна мрачно маячила впереди.

В Копенгагене «Данию» встретила огромная толпа. Всем не терпелось узнать, как прошла экспедиция, в том числе родственникам Фройхена, которые прокладывали себе дорогу локтями, чтобы лучше увидеть корабль. Тут они обнаружили на борту Петера – живого, невредимого – и чуть не упали от радости. Норвежские охотники на тюленей действительно оказались никудышными репортёрами и перепутали имена погибших: они передали, что Петер среди них. Целый год родные Фройхена места себе не находили, не зная, что и думать, поэтому встреча получилась вдвойне трогательной. Фройхен был счастлив видеть родных, но что-то омрачало его счастье. Какое-то тяжкое чувство, похожее на тоску по родине. Да, Гренландия была сурова и не прощала ошибок – и всё-таки она завладела сердцем Фройхена и не отпускала его. И хотя в Дании был его дом, Петера Фройхена уже тянуло обратно.

Часть вторая

Жизнь опасна и непредсказуема: вскоре становится понятно, что надо дорожить каждым моментом счастья, который она дарует.

Кнуд Расмуссен. Люди Крайнего Севера

8. «Настоящий ад»

Вернувшись в Копенгаген, Фройхен решил попробовать продолжить обучение. Прежде он не пылал любовью к Университету Копенгагена, но время, проведённое на «Дании» с учёными, внушило Фройхену желание «расширить узкий кругозор». На сей раз Фройхен хотел изучать химию и геодезию: это всегда пригодится исследователю. Он рассчитывал использовать полученные знания в грядущих экспедициях.

Однако очень скоро Фройхен вспомнил, до чего опостылели ему душные классные комнаты, не имеющие ничего общего с реальной жизнью. Однокурсники теперь казались ему неопытными, «комнатными» мальчиками. Разве многим из них доводилось свежевать тюленя, или стрелять из винтовки в голодного волка, или хоронить такого дорогого друга, как Йёрген Брёнлунн? У них на уме были только «уроки да развлечения», жаловался Фройхен: ему было «трудно признать в этих мальчишках равных себе». Тишина университетских аудиторий не шла ни в какое сравнение с восторгом, который он испытал, когда «Дания» бросила якорь в Копенгагене: ликующая толпа, череда торжеств и банкетов в их честь… Король Фредерик VIII даже наградил экспедицию медалями «За заслуги»: прошёлся вдоль выстроившейся перед ним команды и каждому на грудь прикрепил награду. Двадцатидвухлетнему Фройхену это кружило голову. В аудиториях было не найти ни славы, ни восторженного трепета, которых он всей душой жаждал.

Учиться мешало и другое обстоятельство: надо было зарабатывать на жизнь. В те времена полярные исследователи делали неплохие деньги, выступая с лекциями о своих путешествиях по Арктике: таким звёздам, как Руаль Амундсен и Роберт Пири, платили по тысяче долларов за появление на публике. Фройхен звездой не был – однако это его не останавливало. И хотя его личность производила не такое большое впечатление, как личности Альфреда Вегенера, Андреаса Лундагера и других учёных Датской экспедиции, Фройхен преуспевал: он пользовался врождённой способностью держать себя на сцене, могучей нордической внешностью и талантом рассказчика. Он рассказывал публике о подробностях своего путешествия – но не это было главным в его лекциях. Фройхен заражал зрителей энтузиазмом, воспламенял их воображение, им виделся чудесный мир, который не способны нарисовать голые факты.

Едва Фройхен начал делать себе имя в научно-популярной среде, как появилась ещё одна заманчивая возможность. С ним связался редактор Politiken, самой крупной датской газеты: тот искал авторитетного автора, который обозревал бы для них Арктику. Фройхен написал несколько статей, и их приняли хорошо: редактор предложил Фройхену место в штате. Арктика была в моде: полярная гонка становилась всё более напряжённой. Миновало три года с путешествия Фройхена в Гренландию, а борьба между Робертом Пири и Фредериком Куком всё ещё не завершилась. Между ними назревал скандал – и Фройхен обязательно напишет о нём.

Смерть Мюлиус-Эриксена, Хагена и Брёнлунна неприятно отразилась на Роберте Пири. Неточные карты Земли Пири, которые он составил, часто называли главной причиной гибели исследователей. Обвинения эти были не вполне справедливы: в конце концов, Мюлиус-Эриксен мог бы тщательнее планировать экспедицию; и всё же репутация Пири страдала. Чтобы сохранить лицо, ему было необходимо первым достичь полюса.

Летом 1908 года, как раз когда «Дания» вернулась в Копенгаген, Пири готовился к новому полярному штурму. Закончив приготовления, он на целый год исчез из виду. Это была не просто попытка вернуть себе доброе имя – это был последний шанс добиться цели. Пири было пятьдесят два года, и его организм вряд ли бы выдержал больше испытаний.

К августу Пири был уже в Эта: в этом поселении в том числе он планировал базироваться. Однако сразу по приезде он столкнулся с большой проблемой. Шагая вдоль хижин, где жили инуиты, он вдруг увидел, как из одной такой хижины выходит белый. Взгляд у него был дикий, меха завшивленные, он выглядел едва живым от голода. Это был Рудольф Франке, участник экспедиции Кука, который тоже разбил основной лагерь в Эта. Судя по облику Франке, дело у Кука шло туго. Пири жаждал выяснить, что происходит, и потому пригласил Франке к себе на корабль и накормил обедом в обмен на информацию.

Франке ел со зверским аппетитом и потихоньку рассказывал о команде Кука: она была небольшая, в неё входили девятеро инуитов, сам Франке и Кук (эти двое были единственными белыми в команде). К полюсу выступили полгода назад, в феврале. Но всего через пять дней Кук приказал Франке и двум инуитам возвращаться в Эта и там охранять склад ценных песцовых шкур и моржовых бивней. В мае в Эта вернулись ещё пятеро инуитов и принесли от Кука письмо, в котором он объяснял, что к полюсу пойдёт в сопровождении всего двух человек, инуитов Авелы и Этукишука. С тех пор Франке ждёт Кука и его спутников здесь. Он понятия не имеет, что с ними сталось.

Пири это тут же насторожило: не сам рассказ Франке, а план Кука. Выходило, что он предпринял невыполнимое: трём людям никогда не достичь Северного полюса! Пири опасался, что Кук нарочно распустил команду, чтобы у него было меньше свидетелей: так он сможет сфабриковать открытие и присвоить себе всю славу.

Существовала и другая, более насущная проблема. К Эта скоро должен был подойти корабль – редкое событие в этих краях, – и Франке собирался вернуться на нём в Нью-Йорк. Если он всем расскажет, что Кук лидирует в полярной гонке, газеты будут об этом греметь весь следующий год: писаки вроде Петера Фройхена своего не упустят. Да и Джеймс Гордон Беннет-младший, главный редактор New York Herald, так раскрутит эту историю, что в Куке увидят благородного и мужественного полярного исследователя, затерянного в суровой Арктике. А когда он вернётся живой и невредимый, люди будут его приветствовать как героя. Кук заберёт себе все почести. А Пири останется у разбитого корыта.

Пири пришлось проглотить все эти тревоги и набраться терпения. Через полгода, когда было уже безопасно путешествовать по льду, он приготовился к следующему этапу экспедиции. Начинал он путь от мыса Колумбия, примерно в 560 километрах от Эта. Всего Пири брал с собой 69 человек, из них 49 инуитов, и 246 собак. Большинство этих людей не пойдут с Пири непосредственно к полюсу, туда он отправится в сопровождении небольшой команды.

13
{"b":"891665","o":1}