Агата вообще не напоминала мне хоть кого-то из тех людей, что мне доводилось встретить. Она выделялась. Уверен, я бы смог заметить ее даже в толпе сотни девушек. Вообще запросто. Ей только нужно было бы на меня посмотреть. Взглянуть так же, как и в нашу первую встречу.

Агата стала первым человеком в моей жизни кому мне действительно хотелось открыться. Она была той, под теплые ладони которой хотелось подложить голову, и чувствуя нежные поглаживания, начать изливать душу. И я всегда знал, что там, в глазах напротив, я всегда отыщу поддержу. Я всегда увижу сочувствие. И сожаление за то, что было и вовсе не с ней.

Агата с каждым днем незаметно для меня самого подкрадывалась все ближе. И я не знал… Теперь уже не знал в какой момент мне стало так страшно за ее жизнь. Страшно за те моменты, когда я ненароком могу ее обидеть. Мне страшно за то, что когда-нибудь она не будет смотреть на меня так же тепло как сейчас. Говорило ли это о том, что я влюбился? Возможно. И, наверное, я до сих пор продолжал это делать. Каждый день влюблялся в нее все больше и больше. И, возможно, если бы я знал где эта чертова педаль тормоза, я бы обязательно выжал ее на максимум. Но я не знал. Не мог ее нащупать уже черт знает сколько времени.

Потому что не знал как заставить руки не тянуться вслед за сердцем. Я не знал как заставить глаза не смотреть. Не знал как перестать нуждаться в ней…

Порой хотелось открыть форточку и проветрить мозги. Хотелось хотя бы день прожить без единого упоминания о ней. Но это каждый раз оказывалось так же провально, как и великие планы людей перед сном о завтрашнем дне, когда все мы говорим "Завтра точно выйду на пробежку".

И в конечном итоге впервые за всю свою жизнь я просто позволил себе чувствовать. Может потому что хотя бы в двадцать восемь лет пора уже было начать…

— Агата, ты спишь? — прошептал в тишину, сам не зная зачем спрашиваю.

Тихие сопения стали для меня ответом. Осторожно добрался до мягкой щеки, касаясь нежной кожи губами и Агата мило начала причмокивать, переворачиваясь на другой бок. А мне казалось я готов был включить диктофон и записать эти звуки для того, чтобы после переслушивать запись в самые хреновые дни. Переслушивать и осознать, что не все в этой жизни настолько плохо.

Собственные мысли ахренеть как пугали и развивать эту тему дальше я не хотел. Не хотел, потому что боялся осознавать последствия катастрофы. Боялся узнать сколько сантиметров моего сердца уже было поражено. Я боялся, что Агата сидела уже слишком глубоко во мне. И, наверное, только благодаря этой неизвестности я все-таки смог заснуть.

Агата

Я все еще так и не решалась открыть глаза. Соленые слезы, словно зная, что ни за что нельзя допустить, чтобы их обнаружили, скатывались по щекам очень тихо. Истерика брала начало в подушке и на ней же останавливалась. А рвавшиеся из горла всхлипы с трудом удавалось сдерживать.

Наверное, еще никогда мне не было настолько больно. Еще никогда я не уходила так быстро на самое дно. И сейчас я тонула. Тонула и даже не пыталась ухватиться за спасательный круг в воде.

Руки со всей силы сжимали простыми. Сердце стучало о грудную клетку. А мозг… Ему сейчас было сложнее всего, потому что он разрывался. Он вынуждал ноги нестись в сторону массивного стола и в этот же момент он не позволял мне разжать руки и отпустить простыни.

Мирно сопящий рядом Станислав Олегович заставлял меня задыхаться лишь сильнее. Ночная темнота рябила в глазах. А лицо продолжало искажаться от боли, на этот раз срывая с губ тихий скулеж.

Практически не дыша отбросила одеяло, поднимаясь с кровати, и на этот раз ноги тоже оказались предателями, потому что они с силой подкосились. По телу пронеслась дрожь из противных мурашек, словно кто-то забыл закрыть уличную дверь и теперь образовался сквозняк. И сильнее всего ветер завывал где-то в районе груди, вынуждая что-то важное для жизни с болью защемлять. И лишь держась за все возможные углы и надежную стенку я добралась до двери, которая вела в общий коридор.

Рука замерла так и не взявшись за дверную ручку. И я будто в истерики с тихим шлепком опустила на нее вторую руку лишь бы та прекратила, черт возьми, дрожать!

Я ждала этого момента пять гребанных лет! Все пять лет я мечтала лишь о том, чтобы превратить жизнь, спящего в нескольких метрах от меня человека, в ад. Чертовы пять лет… И кто бы мог подумать, что стоя в шаге от финиша, я стану так колебаться?!Кто бы мог подумать, что выкрасть проклятую папку окажется так сложно?!Практически не по силам…

Наверное, потому что больше я не была так уверена. Ни в чем не была уверена. И если раньше важнее всего для меня было засадить Громова за решетку, то сейчас я просто хотела правды. Я просто хотела знать, как все было на самом деле. Чертова правда… Это ведь такая малость.

И пускай я не знала насколько сильно мой босс был причастен к смерти родителей. Я не знала, но он был моей единственной зацепкой. Той самой частичкой правды… И я просто не могла изменить весь свой план из-за чертовых сомнений. Я не могла ждать больше, потому что ждала уже пять лет! Я никак не могла довериться своему чутью, когда на кону стоит цель всей жизни. Я просто не могла! Именно поэтому дрожащая рука дернула дверь на себя и я на цыпочках вышла в пустынный коридор.

— П-прости…, - одними губами прошептала в тишину, глотая соленые слезы.

И мне хотелось многое ему сказать. Еще о большем хотелось спросить и будь у меня такая возможность я бы растормошила его прямо сейчас, и усевшись напротив, потребовала бы всю правду. Я бы и сама выпалила все как на духу. Раскаялась бы перед ним как перед Господом Богом.

Но… Я продолжала плестись на ватных ногах прямо по коридору, потому что понимала, что не поверю. Я не смогу поверить ему, а он в свою очередь никогда не сознается. Не скажет мне правды, потому что был совсем не дурак.

Добралась до дубового стола на этот раз не оставляя себе и секунды на размышления. Одним движением открыла первый ящик и как только взгляд упал на все ту же красную папку, я вновь не решалась… Мозг колебался, вынуждая тело действовать так же не решительно.

И это было до невозможности странно. Перед моими глазами была цель всей моей жизни. Перед моими глазами лежала долгожданная справедливость. То, за что я боролась последние пять лет. Единственное, что до сих пор заставляло жить, а руки совсем не желали это брать…

И я вот только сейчас поняла, что на самом деле все это время я отчаянно бежала совсем не за справедливостью. Все это время мне нужна была чертова месть. Именно ее я так стремилась отыскать. Именно о ней мечтала каждую ночь. И еще месяц назад мне бы хватило выстрела в лоб своему боссу. Мне было бы достаточно увидеть его лежащего на полу полностью в крови для того, чтобы получить долгожданное облегчение. Мне было бы этого более, чем достаточно для того, чтобы наконец успокоиться.

И вот только сейчас я действительно мечтала о справедливости. Я не желала быть чьим-то судьей, потому что была не в моих силах вершить людские судьбы. Я не желала быть тем бумерангом, потому что тот, кто это сделал, уже навечно обрел себя на муки совести.

И я ни за что не стала бы к нему так снисходительна, но я была уверена, что во всей этой истории замешан был не он один. Но, если хотя бы кто-то из виновных не понесет наказания, я никогда не смогу обрести долгожданный покой. И так уж вышло, что наказать я могу только своего босса.

Даже несмотря на то, что я практически была уверена в том, что в смерти моих родителей так же замешан Емельянов. Он тесно общался с Громовым. Он был его учителем. К тому же я прекрасно видела как этот человек ведет дела. И на вряд ли Громов в одиночку смог бы провернуть все настолько идеально. И самое главное для них двоих ничего не стояло отнять человеческую жизнь. И это сильнее всего развеивало все сомнения. Не оставляло ни шанса на то, что я стану колебаться.

И пускай страх совсем не позволял дышать. Пускай слезы обжигали щеки, а внутри с каждой секундой все ощутимее что-то трескалось. И я чувствовала… Чувствовала, как рассыпалась на части, сдерживая невыносимую боль.