— Конечно, присоединится к нам!

Путникам ничего не оставалось другого, как подчинится.

Табор с недоверием рассматривал чужаков. На всякий случай некоторые из цыган обнажили свои ножи и достали топоры.

— Они браконьеры, — стараясь, чтобы никто из цыган его не услышал, сказал Волк. — И если захотят, то смогут убить нас. Не отказывайтесь, чтобы вам не предложили. Но ничего не ешьте, пока я первым это не попробую.

— Очень смахивает на ужин в доме моей бывшей тещи, — выдохнул Тони, уныло взирая на котел с булькающим густым варевом.

Однако после ряда вопросов, сдобренных изрядной долей вина, обстановка разрядилась. Волк взял на себя смелость, не вдаваясь в подробности, рассказать любопытным о том, как они оказались в лесу и куда держать путь. Со стороны смотрелось интересно и вполне достоверно. Волки всегда были хорошими рассказчиками.

Гостей усадили на бревно поближе к огню, вручили каждому по миске с дымящейся едой и на время оставили их в покое. Назревали знаменитые цыганские танцы и вскоре под звуки гитар, скрипки и бубнов вокруг костра карнавалом запестрели широкие юбки и малиновые рубашки. Свободный люд как никто другой умел веселиться и отдаваться эмоциям. Однако боковым зрением Волк отметил, что далеко не все цыгане наслаждаются залихватскими плясками: дозорные, сжимая оружие, по-прежнему не спускали с них глаз.

Вирджиния быстро расправилась с угощением и почувствовала, как под воздействием тепла и какого-никакого крова по телу разливается спокойствие. После скитаний по лесу здесь все казалось таким милым… А как они танцуют!

Тони с едой повезло не так, как его дочери. В его тарелке оказался зажаренный еж. Как есть в растопыренных иголках он лежал лапками вверх и из выпотрошенного нутра торчали запеченные овощи. Тони и не догадывался, что перед ним сущий деликатес и то, что не каждый удостаиваться подобной чести отведать ежа по-цыгански.

К тому же он не знал, как его едят. И едят ли вообще. Посему он только грустно ковырял вилкой и ждал момента, когда можно будет избавиться от предложенного блюда. Пару раз Тони порывался передать ежа обратно в поварские руки и взять что-то более знакомое и аппетитное, но отступал под суровыми взглядами цыган. Да ещё и Волк все время на него шикал, мол, не оскорбляй чувства хозяев.

— Это лучший ежик, которого я ел на этой неделе, — выдавил Тони и снова погрузил вилку в остывающее нутро ежа. Седые цыгане, уже слишком старые для полуночных танцев, одобряюще закивали головами.

Руки Волка хлопали в такт музыке, а взгляд изучающее скользил по освещенному периметру лагеря. Не нравились ему эти люди, но чем именно они ему не годили Волк не знал. Просто это было чувство его животной природы. Цыгане, когда не воруют и не обманывают на ярмарках селян, умеют охотиться. А к любым охотникам Волк относился крайне настороженно…

Молодая цыганка скрылась в кибитке, наверное, пошла спать. Цыган с усами чистит гнедую лошадь, а юноша в синей с отливом рубашке подсыпает ей сворованный овес. Те двое, скорее всего, обсуждают завтрашний день, а старая цыганка несет подбросить в костер хворост. Ребятишки играют в кости, а вот этот мальчик с ними не играет. Сидит один и строгает ножичком деревяшку. Он всегда один, в стороне от жизни.

Волку не надо было объяснять, кем является этот одинокий мальчик. Ему все уже рассказала его кровь.

Мелодия стихла и зрители с утроенной силой захлопали танцовщикам.

— Теперь твоя очередь, незнакомец, — сказал скрипач, обращаясь к Тони. Вирджиния похолодела от его слов и умоляюще посмотрела на Волка.

— О, нет! Я не умею играть, — стараясь выглядеть максимально дружелюбным ответил Тони и подарил скрипачу одну из своих самых роскошных улыбок счастливого человека.

— Тогда спой нам что-нибудь, — не удовлетворился ответом и улыбкой скрипач.

— Я не певец, — незамедлительно сказал Тони и одарил цыгана еще одной наипрекраснейшей улыбкой.

— Тони, пой, — процедил сквозь зубы Волк. — Не обижай наших хозяев.

Тони оглядел присутствующих здесь костра. Все они молчали и чего-то ждали.

— Я не знаю никаких песен, — попытался откреститься он, понимая, насколько жалкими выглядят его слова. Цыгане ждут. Нехорошо милейших людей с оружием брать и разочаровывать.

— Наше гостеприимство не стоит даже песни? — громко спросил один из цыган. Нож в его глазах окончательно убедил Тони, что нет, разочаровывать их не стоит. К тому же, одна хорошая сторона у этого дела есть — жареный ежик наконец останется не при делах. Что ж сами напросились… Слушайте, но потом не жалуйтесь. Петь я не умею, песен не знаю. Впрочем, я уже предупредил.

Тони поднялся с бревна, откашлялся, почесал лысеющий затылок и завел первое, что пришло ему в голову:

— Я подобрал парня… на обочине… подвез его немного…накормил его горячей едой… мне было шестнадцать, а ему двадцать один… цыгане — бродяги и воры… так называют нас городские… цыгане — бродяги и воры… но каждый вечер люди приходят к нам и выкладывают свои деньги…

Свое так называемое пение Тони постарался проиллюстрировать кое-какими телодвижениями, но было очевидно, что номер они не спасают. В песне не было ни ритма, ни рифмы. А в сочетании с редкой безголосостью исполнителя оно производило отталкивающие зрелище. Пожалуй, даже затерянное африканское племя, незнакомое с Бахом и Моцартом, и то закидало бы незадачливого Тони камнями.

Раскланявшись во все стороны, Тони плюхнулся обратно на бревно. Цыгане молчали и сверлили его глазами. В царившей тишине только трещали сучья в огне, да переминались с ноги на ногу лошади.

Пытаясь спасти ситуацию Волк принялся хлопать, как самый великий и восторженный в мире фанат. Но его не поддержали…

116.

Близился рассвет, но Вирджинии не спалось. И дело было не в вони, которая шла от старых одеял, и не в криках, которые чересчур пьяные цыгане называли песнями, и даже не в том, что принятое угощение не очень ладило с ее желудком. Дело было в другом. За последние пару дней столько всего произошло. Собака, попавшая под колеса ее велосипеда, тролли похозяйничали в ее квартире, Волк, который сначала чуть не слопал любимую бабушку, а потом воспылал к ней своей звериною страстью. Затем это зеркало, замок троллей. Опять Волк, на сей раз в роли спасителя. Странный Бобовый лес. Золотая рыбка. Снова лес с жуткими завываниями и каким-то страшным Охотником. Теперь цыгане…

Она к этому не привыкла. Ее жизнь всегда текла размеренно и без всяких безумных приключений. Все было так понятно, спокойно… Впрочем, она не раз мечтала о подобных чудесах и вот они сами ввалились в ее жизнь. Было время, когда ей больше всего на свете хотелось вернутся домой, в Нью-Йорк. Но какое будущее там ее ждало? Влачить бедное существование и быть официанткой до старости?

Теперь, когда ее закружила полоса приключений, она не могла с уверенностью сказать, что ей все также страстно хочется в Нью-Йорк. Да, здесь куча проблем и неудобств. Взять хотя бы этого несносного Волка… Он, конечно, спас ей жизнь, помогает советами, но эта его дикая влюбленность помноженная на волчий аппетит. И если бы он еще не темнил. Такое чувство, что он всегда что-то не договаривает. Знает, но до конца все не выкладывает. Впрочем, как и все мужчины. В этом он не оригинален…

Размышляя девушка сама не заметила, как покинула кибитку и оказалась перед клетками с птицами. Клеток было пять, но птиц в них сидящих раза в три больше. И все они щебетали, словно ночь самое подходящее время для таких крошек.

— Освободите меня! — Донеслось до нее сквозь птичий гомон. Сначала Вирджиния испугалась — ей почудилось, что кто-то пищит у нее в голове. Конечно, ничего удивительного после серии психологических встрясок и шараханий по стонущему лесу Охотника.

— Освободите нас! — Умолял голос из клетки.

— Пожалуйста, выпустите нас! Мы маленькие невинные жертвы.

Сердце Вирджинии сжалось. Как можно таких красивых беззащитных крох держать в клетках?!