Но уходить без прощальных слов было нельзя. Зибигус должен был ощутить его одобрение, ведь забот у него, благодаря приказу демона, прибавилось безмерно.

— Воспитывай его так, как должно! — объявил он уже на пороге. — Я не трону твоих детей. Ты поступил неправильно, но дальновидно, и я одобряю твоё решение. Сатана решил, что раз путь в ад нам закрыт, мы останемся здесь в одиночестве? Он обманулся! Делай своё дело, чёрт, я не буду тебе мешать.

Борн сделал шаг сквозь дверь, потом через междумирье.

Он понял, что ему нужно срочно навестить Фабиуса.

Глава 3. Если муж вернулся не вовремя

Йора была удивительно красивым городом. Может быть, потому, что ужасно старым.

Если действующую столицу, Вирну, люди выстроили уже после катастрофы на развалинах какого-то древнего города, то Йора уцелела с самых давних времён. Прикрытая горами, она пережила и времена разрухи, и нашествие адских тварей.

В дни, когда ужасные звери поднимались из бездны и пожирали людей, здесь успешно держали оборону. В те времена города ещё не окружали высокие стены, но жители Йоры, работая и днём, и ночью, сами обложили свои поселения камнем, иначе им было не выжить.

В память об этом у коровьих ворот сохранилась старая грубая кладка с потёками чёрной крови, намертво въевшимися в камень.

В годы безвременья Йора стала столицей мира людей, как место, где успешно действовал совет магов, а люди стойко оборонялись, не допуская в город тварей.

Тринадцать веков назад, когда города, залитые кровью, один за другим падали к ногам Сатаны, магистерский совет Йоры принял непростое решение покориться Безликому добровольно.

После подписания договора о Магистериум морум в Йоре тоже выросла чёрная церковь Сатаны. А вот власть постепенно покинула её.

Люди начали восстанавливать разрушенные тварями города, и столица переехала в более удобную Вирну. До Йоры ещё нужно было добраться через горные перевалы.

Зато в Йоре уцелели старинные дома, а в них — древний водопровод, питаемый ледяной водой горных рек. И потому город был удивительно чистым.

Фабиус, поражённый магией этого водопровода, открытой им в ратуше, в покоях бургомистра, где жила теперь Алисса, весь световой день копался в нём, пока отсутствие яркого света не ввергло магистра в уныние.

Тогда он отправился в отхожее место и открыл для себя особенности древней канализации, что начисто лишило его остатков покоя.

Тратить магические силы на освещение магистр не рискнул, они могли понадобиться для защиты жены и младенца. И вечером, накормив малыша, Алисса повела хмурого и озабоченного мыслями о водопроводе и канализации мага гулять по ратушной площади.

Младенца она оставила со служанкой, верной и преданной Белкой, сцедив на всякий случай побольше молока.

Алисса была ещё слабой и чувствовала тянущие боли внизу живота, но ей очень хотелось посмотреть представление заезжих комедиантов.

Начинало смеркаться, но плотники ещё сколачивали на площади помост для вечернего представления. Вокруг толкались досужие, сновали мальчишки и торговки горячими пирожками.

— С чем пироги-то? — громко спросил Фабиус.

И вдруг узрел под ногами затоптанную железяку, похожую на воинский щит и прижимавшуюся к мощёной камнем площади, словно крышка к горлышку чайника.

Магистр тут же забыл про пироги. Железяка была покрыта странными знаками, часть из которых напоминала буквы.

Фабиус присел на корточки, достал из кармана нож и лупу и начал очищать похожие на буквы знаки, надеясь прочитать их.

Алисса, понимая, что от мостовой его теперь не оторвать, улыбнулась и подошла поближе к помосту, где трудились плотники, сколачивая декорации: деревянную лестницу и две будки, изображающие дома почтенных горожан.

Один из плотников был такого могучего сложения, что она невольно вспомнила мужа, четыре года назад сгинувшего на границах Гариена.

«Феликс был так же высок и крепок, но… гораздо ловчее в движениях», — подумала Алисса, когда плотник, подхватив очередную доску, потащил её как-то боком, неуклюже заваливаясь на одну сторону. Топор он, однако, держал умело. И скоро его «тук-тук» в хор других топоров.

За помостом возвышался пёстрый шатёр, у входа в него толпились подмастерья, дожидаясь, не выглянут ли актрисы.

Алисса стала проталкиваться к шатру — ей тоже хотелось посмотреть на актрис. Она так давно не видела представлений. Хорошо, если будет любовная пьеса. Но и смешная — тоже сгодится. Лишь бы уже быстрее.

Могучий плотник громко выругался, едва не обронив топор — откуда-то выскочила и юркнула под помост здоровенная крыса!

Алисса обернулась. Голос мужчины показался ей смутно знакомым, как и его заросшее щетиной обветренное лицо.

Если бы он не был таким седым…

Ощутив на себе пристальный взгляд, плотник поднял голову и тоже уставился на Алиссу. Глаза у него были серые-серые, как грозовая туча, нос свёрнут чуть набок — он когда-то подрался в трактире, поспорив с соседом, а чуть ниже левого глаза змеилась полоска шрама…

Это был муж Алиссы, Феликс, погибший от зубов адских тварей. Его забрали служить туда, где земная кора была особенно тонка и где твари часто нарушали закон о Магистериум морум, пробираясь в человеческий мир по её разломам.

Раньше каждая провинция ежегодно отправляла в Гариен по десять мужчин для защиты людей от фурий, гарпий, летунов и прочей кровавой нечисти. Призывали тех, кто имел воинскую выучку, а муж Алиссы состоял тогда в городской страже.

Не было у них ни денег, чтобы откупиться, ни влиятельных родственников, вот и забрали единственного кормильца. Алисса осталась одна с новорожденной дочерью. Феликс оставил ей два глея и немного меди — всё, что у них было. Ушёл, взяв с собой хлеб, сыр да оружие.

Плотник смотрел на Алиссу полусогнувшись и судорожно сжимая топор. На его лице появилась гримаса узнавания:

— Лисса, ты? — спросил он, распрямляясь во весь свой немалый рост.

— Феликс? — испугалась Алисса. — Мне сказали, что ты погиб? Куда ты пропал?

Мужчина положил топор на помост и шагнул вперёд.

Алисса увидела, что твёрдо он опирается только на левую ногу. Правая была вывернута под неестественным углом, и Феликс её приволакивал. Наверное, нога его была сломана, и срослась, как пришлось.

— Я… — сказал Феликс. — Я долго лежал без памяти в яме, откуда выбирались крылатые твари. Мы пытались завалить эту яму камнями, когда чудовище ринулось вверх и отшвырнуло меня. Я сильно ударился головой. Боюсь, меня объявили погибшим. — Он оглядел добротное платье Алиссы, бусы из прозрачного янтаря. — Ты не бедствовала?

Она покачала головой, не зная, что ему говорить.

— А где наша дочь? — спросил Феликс, продолжая жадно разглядывать жену.

— Она умерла, — сказала Алисса одними губами.

— Что? — переспросил Феликс.

— Она умерла, — повторила Алисса.

Ей было больно, она старалась не вспоминать смерть дочери.

— Умерла? — потрясённо спросил Феликс и рванулся к Алиссе, хватая её за руку. — Ведь ей бы было сейчас лет пять?

— Четыре с половиной.

— Как же ты не уберегла её? — Феликс навис над женой огромный, страшный, заросший седой щетиной.

— Я не смогла, — прошептала женщина. — Не смогла…

— А деньги? — перебил Феликс. — У тебя же были деньги? Ты могла бы позвать врача?

Алисса не знала, как объяснить мужу, что денег тех было совсем мало, что горячка прицепилась, как проклятая, и всё ушло на еду и лекарства. А она не могла работать, потому что на руках у неё умирала дочь.

— Ты, верно, растранжирила все те деньги? — тряс её за руку Феликс. — Скажи мне, ты нашла себе другого мужа, Лисса? Забыла меня? — допытывался он, как клещами сжимая её запястье. — Где ты живёшь? С кем? Скажи мне? Я спрошу с него и за деньги, и за нашу убитую дочь!

Алисса беспомощно оглянулась — Фабиуса нигде не было.

— Ты не знаешь, — она едва сдерживала слёзы. — Илена умерла от горячки…