— Значит, големов делали? — уточнил Борн. — А где те, что с душой?
Зибигус поморщился, но опять промолчал.
— Вот, значит, как вы сохранили свою магию… — произнёс Борн, вспоминая заточённую в трон душу. — Делали артефакты из душ младенцев?
— Мы должны были выжить, когда пути в ад закрылись! — огрызнулся чёрт. — Это ты носишься с людишками, забывая о тех, кто тебе ближе по крови!
Борн нахмурился:
— Учить меня вздумал?
— Прости, господин, — неохотно согнул шею чёрт.
Два года Борну дела не было до того, как живут теперь на земле сущие. И вот — родился как вылупился.
Борн усмехнулся. Все мелкие чертячьи помыслы он видел насквозь — захватить власть и богатство, а там уже рассуждать о гуманизме и правах соплеменников.
— Ну что ж… — сказал он, пристально глядя на чёрта и не давая ему возможности поднять голову так, чтобы не оскорбить своего правителя. — Надеюсь, вы освоили магию нового мира. Потому что больше расхищения душ не будет!
Зибигус засопел от возмущения, но как ему было спорить с демоном? И где взять аргументы?
Борн знал, что низшие черти и бесы питаться могли вообще чем угодно.
Конечно, души людей и для них были самой желанной пищей. Однако адская мелочь не умела потреблять их «сырыми», на то и требовались в аду котлы.
Без котлов душу черти и бесы переварить не могли. А вот поработить, мучить…
Запихать в артефакт — да пожалуйста. Или в свинью.
— Ты понял меня? — оскалился Борн, позволяя глазам вспыхнуть, а силе — выплеснуться и заставить содрогнуться стоящих в горнице.
Он не хотел, чтобы Диана видела его таким, но здесь требовалось пригрозить.
— Понял, — сдался Зибигус.
А куда ему было деваться? Всё-таки… где чёрт, и что демон?..
Борн был способен пожрать не только душу человека, но и средоточие огня сущего. Для него и чёрт, и бес — не страшней куска сахара.
— Ну, вот и отлично, — кивнул Борн, и огонь, пылавший в его глазах, угас. — Лучше скажи, как бес с повитухой вообще сумели дитя зачать?
— Видимо, таковы теперь свойства Серединного мира, — развёл руками Зибигус, поднимая наконец голову. — Мы мало знаем о нём. Его стихии — живые, наверное, у них есть и своя воля.
— Да кто вы вообще такие! — Диана исподтишка показала кулак Зибигусу.
Она не видела внутреннюю суть собравшихся в горнице, но догадалась, что толстый чёрт — какая-то здешняя шишка. Вон как вызверился на него Борн.
— Знакомься, — кивнул Борн на приятеля повитухи. — Это бес из Верхнего Ада, Кастор… — Бес расплылся в улыбке и протянул Диане руку, которую она проигнорировала. — А это… Гм…Господин Зибигус — твой будущий ректор, — демон указал на чёрта.
— Чё? — Диана непонимающе посмотрела на отца-демона, потом на отца-человека. — Вы чё задумали? Какой ректор?!
Фабиус тоже глянул на Борна с подозрением.
— Вчера я основал академию, где Диана будет учиться наукам и магии, — пояснил тот туманно.
— И этот?.. Вот этот… — Фабиус указал на чёрта, жалея, что не прибил его сразу. — Этот будет там заправлять всем?
— Лучшей кандидатуры я не нашёл, — усмехнулся Борн. — Ведь ты не возьмёшься?
Фабиус поморщился, словно ему предложили касторки:
— Да что он знает, этот чёрт?
— Он постиг магию стихий нашего мира, — пояснил Борн. — И ты имел возможность это увидеть сегодня. Зибигус умеет перемещаться и творить малые чудеса.
— А математику этот чёрт знает? — нахмурился магистр.
— А математику я заставлю преподавать бывших магистров, — осклабился Борн. — Представляю, как они начнут отпираться!
Фабиус рассмеялся как шутке, представив Грабуса, преподающим математику.
Однако Диану всё это совершенно не развеселило.
— Так это что же? — взвилась она. — Я должна учиться магии у чертей?
— Должна, — подтвердил Борн, подозревая в глубине своей демонической души, что подписал сейчас если не смертный приговор Зибигусу, то многостраничное уложение об унижениях и пытках. — Неужели ты не хочешь учиться магии?
Диана посмотрела на Фабиуса, у которого никогда не находилось времени на то, чтобы учить чему-нибудь дочь, потом на Борна, которого вообще невозможно было застать дома, и, схватив Малко за руку, выбежала из горницы.
— Вот ещё гадость! — ругалась она. — Буду я у чертей учиться! Да провались они все в ад!
***
Ханна весь день провела одна в огромном и чужом дворце правителя Вирны.
Он пугал её мощью каменных стен и высокими потолками. Длинными коридорами, где прятались тени сотен тех, кто жил здесь и умер, не оставшись ни в летописях, ни в амбарных книгах.
Большинство живущих не оставляет рубцов на плаще нашего мира. Они, словно бы водомерки, что невесомо скользят по глади родного пруда. Их предназначение — быть кормом для более сильных.
Вот и Ханна была таким кормом, пока не захлопнула дверь дома Александэра, мужа, данного Сатаной и людьми.
Только тогда она стала вершить свою судьбу. И вот что с ней сталось теперь.
Решилась бы она бежать из дома супруга, если бы знала, что этот путь приведёт её в мрачный дворец к чёрному трону правителя всеми оставшимися людьми?
Ведь это только звучит так громко — Серединные земли. На деле от мира людей сохранился такой маленький кусочек, какой оставляет ребёнок от именинного пирога, чтобы положить его под подушку и загадать желание.
Нет больше мира людей. А пара сотен городов… Нужен ли им правитель?
Ханна подошла к тронному залу, заглянула в двери, и сердце её забилось ровнее.
Только здесь она ощущала покой и поддержку какой-то доброй неведомой силы. Камень теплел от её прикосновений и, кажется, даже делался мягче.
Может быть, это знак? Может, миру всё-таки нужен тот, кто возвышается над людьми?
Только не грозный правитель, а добрая правительница. Та, кто будет заботиться о людях, помогать им.
Вот только суметь бы?
Ханна постояла, обняв чёрный камень, и со вздохом отправилась «царствовать».
Она заставила себя начать изучение мудрёного хозяйства дворца. Устроила смотр слугам, пролистала учётные книги.
Это отвлекло её от мучительных мыслей о фурии и судьбе дочери, и странный шум за окнами насторожил только за ужином.
— Что там? — спросила она служанку.
— Народ собирается возле ратуши, госпожа, — пояснила та робко. Ведь непонятно было, как примет новая правительница плохие вести.
Ханна нахмурилась — что за народ? И только потом вспомнила, что с балкона можно увидеть площадь перед ратушей.
Дворец по традиции располагался не в глубине сада, а на самом его краю. Считалось важным, чтобы правитель мог посмотреть на свой народ и показаться ему.
Сад и дворец были обнесены стеной, но не очень высокой. И с балкона третьего этажа, расположенного на той же стороне, что и обеденный зал, правитель мог созерцать самую древнюю и нарядную площадь Вирны — ратушную, а подданные могли любоваться на своего государя.
Ханна ещё в обед хотела распорядиться, чтобы ужин подали в малом зале, выходящем окнами в сад. Её смущали торжественность и одиночество за огромным столом.
Но позабыла об этом. И ей пришлось опять сидеть одной в зале на пару сотен гостей и слушать всё нарастающий шум.
Впрочем, трапезу скрашивало то, что слуги суетились вокруг новой правительницы с удовольствием и усердием. Улыбались, ловили каждый жест.
Ханна понимала их радость. Два года дворец переходил из рук в руки — то в нём командовали маги, то городской совет, а то и нечисть.
Слуги ложились спать, не зная, уцелеют ли. И вот трон принял правительницу. И значит — жизнь, наконец, налаживалась.
У дворцовых будет работа, будет, чем накормить детей. А главное — в городе наступит мир…
Чего, к сожалению, шумная толпа за стеной замка не подтверждала…
Судя по звукам — толпа росла.
Закончив ужин и глотнув для храбрости вина, Ханна вышла на балкон и уже там поняла, отчего собираются люди.