Он ещё плохо понимал свой новый мир, потому и мир плохо подчинялся ему.

Да и мог ли он видеть его весь, до последнего «просяного зерна», последней соломинки, что может сломать спину верблюду?

В Аду многие преступления были сокрыты от глаз властителя Сатаны, и даже от живой книги адского закона.

Потому ли это, что нельзя объять необъятное?

Или потому, что малое подобно большому? Не сумел разглядеть большого камня, правитель, так оступишься на песчинке.

Но если так, похищение Алиссы произошло неслучайно.

Раз похищено ещё нерождённое дитя, значит, другое дитя, уже явившееся на свет, тоже похищено и страшно страдает.

Возможно ли, что это дочь Ханны — София?

Она невинна. Она не заслужила такой судьбы, но платит за грех матери.

Ханну не выдавали замуж насильно. Она не разглядела и не распознала зла в своём муже, а значит — наказана справедливо?

Но справедливо ли смертной платить такую страшную цену за то, в чём грешны все мягкотелые? Ведь все они отворачиваются при виде зла, делая вид, что слепы?

Борн был уверен, что Александэр и до продажи дочери чертям творил зло, ведь не невинность взалкала в нём власти?

Но виновата ли в этом его покорная и терпеливая супруга?

Почему она была слепа к его грехам?

Любила? Хотела перевоспитать? Боялась уйти?

До сражения Борна с Сатаной и исчезновения в Серединном мире магии, Александэр был плохоньким, но волшебником. Возможно, он просто околдовал супругу?

Борн тряхнул головой, и его чёрные волосы взметнулись и снова рассыпались по плечам.

Нет. Закон подобия не давал усомниться: Ханна не была околдована. Она терпела злодеяния мужа, потому что так было заведено.

Сердце её молчало, когда страдали чужие дети. А маг, мечтающий о троне, обязан был вытягивать обрядами или амулетами силу из тех, кто его окружал.

Значит, она виновна в похищении дочери? И только материнское сердце может спасти теперь Софию, а никак не демон? Даже если этот демон — хозяин земного мира людей…

Но как же тогда Алисса? В чём её боль и подобие?

Что пришла к мужчине и живёт с ним невенчанной?

Но грех ли это, если женщина любима и любит? Её муж давно мёртв, она виновата только перед молвой…

Борн снова мотнул головой и встревоженный Локки пополз от запястья к плечу, чтобы утешить хозяина: ласково потереться о его шею.

«Ладно, — вздохнул демон. — Возможно, какие-то детали пока от меня сокрыты».

Он посмотрел на мерцающие облака сил Междумирья, пронизанные тяжами текущей куда-то энергии.

Вздохнул: это был прекрасный, но совершенно мёртвый пейзаж, а ему всё милее становился живой, земной.

Допустим пока, что и Алисса грешна… в чём-то неведомом. Возможно, это станет ясно позднее?

Алиссу украла, скорее всего, Алекто. Но зачем? И где она прячет бедняжку?

Ведь Алисса и в самом деле скоро родит человеческое дитя. Какой чёрный обряд задумала Алекто, чтобы лишить младенца души и зачем?

Как это связано с чёрным троном правителя Серединным миром? Чем помешала фурии новая правительница?

Ну, баба — и что?

Да, в Аду не ведётся наследование по женской линии, но какое дело Алекто до смертных? Раньше она различала мужчин и женщин только на вкус.

Борн ещё раз вздохнул и погладил Локки, ласково обвившего его шею.

Он не понимал, почему фурия раз за разом так легко проникала во дворец правителя. Почему она кричала, что он, демон, забрал у неё трон?

С чего она взяла, что на этот трон у неё есть права?

Задачка не складывалась. Не понимая замысла фурии, Борн не понимал и алгоритма возможных поисков.

Благодаря своей демонической природе, фурия могла быть сейчас практически где угодно: на изнанке мира, в любом из человеческих домов и даже тел.

Где её точно не было, так это в Аду. Путь в Ад был закрыт всем — и людям, и сущим. Пока Сатана смилуется, или черти с бесами отыщут очередную лазейку — пройдут столетия.

Но вот Алисса… Алисса смертна, ей нужен воздух для дыхания, тепло, земля, чтобы стоять на ней.

Но как найти женщину в огромном человеческом мире? У неё нет магического кристалла, как у Фабиуса, и с ней у Борна нет особенной связи, как с дочерью.

Оставалось искать механически, учитывая то, что Алисса беременна, и фурия вряд ли могла переместить её в какие-то совершенно ужасные условия.

Вряд ли Алисса заточена в яму или стоит по горло в воде. Она в городе. Может быть, даже в соседнем Лимсе.

Борн вздохнул, материализовался над провинцией Ренге и полетел вниз, весь превращаясь в зрение, обоняние и слух. Он искал следы Алиссы, пытался уловить разговоры о ней или знакомый запах.

Хоть что-то, что могло бы навести его на след.

***

Деревенька, прижимавшаяся к Неясыти рядом с островом Гартин, официально не называлась никак.

Разрослась она в последние несколько лет. Столичные картографы до неё так и не добрались, и на картах она вообще не значилась.

Между собой жители называли деревеньку Фабиусовкой. Там селились поначалу родственники островных слуг магистра Фабиуса Ренгского. Те, кому не хватило места на крошечном острове посреди реки.

В суровую зиму, когда из мира исчезла магия, здесь понастроили времянок крещёные — бродяги и бунтовщики, которым теперь было незачем бунтовать, ведь церкви Сатаны рухнули сами.

Весной крещёные сложили длинный дом из соснового кругляка на всю свою «чумную» общину. Чуть позже здесь же обосновалось несколько семей из Лимса — там ходили слухи, будто магистр Фабиус единственный сумел сохранить магию, и люди решили обезопасить себя близостью к его островному жилищу.

В общем, незаметно поселение в три двора разрослось до приличной по размеру деревни со своими земледельцами, ремесленниками и торговым местом, где собирался и сельский сход, решающий обыденные дела: кто с кем подрался, да когда начинать сев.

Земля в долине Неясыти была песчаная, лёгкая, при обилии дождей и навоза урожаи здесь собирали хорошие.

Диана и её верные спутники, Малко с Петрей, добрались до деревни к полудню.

А всё потому, что сначала они спустились по реке гораздо ниже, чтобы жители их не заметили и не заподозрили ничего, а потом пешком опять поднялись до Фабиусовки.

Таясь, задами добрались до домика повитухи с огромной баней во дворе и засели в зарослях прошлогоднего бурьяна возле щелястого забора.

— Вот она, колдовская баня! — воскликнул шёпотом Петря, тыча дулей в дырку в заборе. — Здоровенная-то какая! — Говорят, что раньше повитуха зазывала туда чертей! Да и сейчас…

Он поплевал на дулю и счёл, что недоброе ведьмовство повитухи нейтрализовано. А потом подобрал камешек и запустил в забор.

Из кустов тяжело взметнулась потревоженная курица, и, пролетев пару метров, кинулась удирать. Что-то недоброе заподозрило её чуткое птичье сердце.

— Лапши бы с ней, — посетовал проголодавшийся Малко.

— Эй! Не шуметь до приказа! — рассердилась Диана. — Нужно узнать сначала, где повитуха прячет Алиссу!

— А она ли? — засомневался Петря. — Поди, давно уже продала бабу нашего магистра чертям, а то Борн давно бы нашёл её тут!

— Не нашёл бы. У отца нет связи с Алиссой, — пояснила Диана. — Он искал по следам, но следы потерял как раз возле деревни. И решил, что фурия схватила и утащила Алиссу куда-нибудь далеко. А я думаю — это повитуха попросила чертей утащить Алиссу и спрятать в бане.

— А зачем? — удивился Малко.

— Так она же родить должна, — рассердилась Диана. — А повитухам всегда нужны всякие левые младенцы для своих тайных обрядов! Где ещё она так легко украдёт ничейного?

— И Борна не побоялась? — засомневался Малко.

— Да что она знает про Борна? Только то, что толкуют крещёные! А они же тупые, вот она и не верит, что Борн — настоящий властитель мира. А черти — они тут как тут! Продай дитя да продай!

— Тс… — прошептал Малко.

Дверь дома повитухи открылась, и она вышла на крыльцо: толстая, одышливая, простоволосая.