Возвращаться домой рано. Идти в штаб в компанию не хочу. Читать перед сном, желания нет. Брожу бесцельно по лагерю, вспугиваю пару стаек загулявшихся скаутов. Ноги выносят меня на берег. Белые ночи. На реке светло. Да и в лесу мягкий сумрак. Интересно, почему мне показалось у домика Кати, что вокруг темнота?

Пляж опять пустынен, как и вчера. Сажусь на настил пристани. Свешиваю одну ногу вниз, вторую сгибаю и опираю в колено локоть. Надеюсь, со стороны я немного похож на скульптуру Родена. У меня появляется традиция, глядеть на закат с берега, провожать бегущие по реке лодки и яхты. О! А сегодня большой катер идет вверх по течению.

Доски причала поскрипывают под весом человека. Лениво поворачиваю голову и поднимаю раскрытую ладонь.

– Добрый вечер!

– Здравствуй! – У лодочного сарая стоит вчерашняя девушка. Та же самая прическа, чуть прищуренные от солнца глаза, то же самое темное платье и красный платок на шее.

– Думал, ты сегодня не придешь.

– Ты сам сказал: «До завтра».

Девушка останавливается в метре от меня и опирается на сваю.

– Знаешь, мы встречаемся второй вечер, и я не знаю, как тебя зовут. Я Максим.

– Алиса.

– Редкое имя. Необычное. Ты часто сюда приходишь?

– По настроению. Знаешь, необычное место. Похоже на детский лагерь, но очень благоустроенный, элитный. Даже урны на пляже. Кто из них выгребает мусор?

– У нас есть подсобные рабочие. Они следят за чистотой, – мне и не пришло бы в голову задавать такой вопрос.

– А дети? Почему их не приучают к труду?

– Как это? – мне становится смешно. – Как раз завтра в первой половине дня у нас генеральная уборка. Большой аврал с подметанием, чисткой, сбором мусора. Планируем загрузить работой всех, чтоб с ног валились.

– Это хорошо, – девушка задумчиво смотрит вдаль.

На языке вертится один вопрос. Пока рано. Нельзя ставить задачи, которые не выполнят и задавать вопросы, на которые не ответят честно.

– Удивительное время, – молвит Алиса. – Светлый вечер. Солнце светит из-за горизонта. Ночь есть, но ее нет. А утром низины накроет туман. Траву покроет роса.

– Это лето. Наше северное лето. Короткое лето самой лучшей губернии нашей страны.

Поднимаюсь, упираю руки в поясницу и с наслаждением до хруста в суставах разгибаю спину. Засиделся. Всего двумя фразами обменялись, а такое чувство, что проговорили два часа о чем-то важном и серьезном. Протягиваю Алисе руку.

– Пойдем гулять?

– Приглашаешь? – на меня снизу-вверх смотрят два чистых ясных огонька голубых глаз.

– Да.

Алиса не отпускает мою руку. Так парой и гуляем по лагерю. Девушку удивляют фонари на центральной аллее.

– Зачем жгут свет? Людей же нет, и так светло.

– Положено, вдруг кто заблудится, выйдет на свет.

– А там что? – взмах руки в направлении спрятавшегося на отшибе сруба бани.

– Тайное убежище Бабы Яги. Чувствуешь запах? – баня топится. Кто там не знаю. Ключи у нас в шкафчике вожатской.

– Точно! Кого-то там жарят и парят? – лицо девушки приобретает лукавое выражение. – Пойдем, посмотрим?

– Не боишься? Вдруг Баба Яга выйдет?

– Ты же со мной.

Дверь бани закрыта. Из трубы вьется легкий дымок. Пахнет костром, деревенским домом, распаренными вениками. На всю округу разносится смолистый аромат. Запахи пробуждают ностальгические воспоминания. Детство. Хутор дяди Евстафия у Онеги. Запах хлеба из деревенской печи.

Кажется, к запахам бани примешался тонкий хлебный аромат. Нет, не то. Это квасом на камни плеснули. За маленьким мутным окошком какие-то тени. Специально как бы случайно оттесняю Алису в сторону. Девушке не нужно видеть лишнее.

– Я в детстве у бабушки была в деревенской бане. Так жарко было жуть, думала уши сварятся. Разревелась, а бабушка меня холодной водой облила.

– Бывало и такое. Любишь такую баню?

– Наверное люблю. Забыла уже с детства.

Бестактный вопрос чуть не срывается с языка. Не нужно, нельзя. По словам девушки и так многое понятно. Вздыхаю. Чуть было не сорвал покров с чужой трагедии, чуть было не залез грязными пальцами в рану. «Была», «Забыла уже с детства» – за этими словами скрывается смерть близких людей, раздел наследства, продажа усадьбы, родного куска земли. Дети такие вещи не всегда понимают, но переживают сильнее, чем взрослые.

К аллее возвращаемся мимо домиков младших отрядов. Они больше, чем у наших воспитанников, рассчитаны на четырех человек. Как помню, там по планировке две двухместные комнаты, отдельное помещение для занятий и санузел. Все окна кроме одного темные. В крайнем кто-то из скаутов засиделся. Утром на зарядку приползет сонный и неумытый.

Чувство ответственности подбивает меня зайти и навести порядок. Однако не хочется проявлять рвение при Алисе и вообще вмешивать ее в это дело. Проходя мимо домика, замечаю на стене треугольник основанием сверху. Здесь живут девочки. Вопрос решился сам собой.

У ворот лагеря Алиса высвобождает ладонь из моей руки.

– Максим, мне пора.

– Спасибо за этот вечер. Тебе долго идти или ехать? – даже не сомневаюсь, она не из наших скаутов.

– Нет, здесь два шага.

– Давай, провожу или подвезу, – хлопаю себя по карману. Ключи от машины со мной.

– Спасибо тебе, Максим. Меня действительно не нужно провожать. – Алиса отступает на шаг.

– Я на самом деле только хочу проводить, убедиться, что ты в безопасности, добралась до дома.

– Мне два шага до дома. Не беспокойся. Дойду за три минуты.

– До завтра, Алиса!

– До свидания, Максим, – чистый девичий голос, но в нем слышны грустные нотки.

Прощальный взмах руки. Алиса убегает за калитку. Иду следом за девушкой. На парковке у ворот десяток машин. Тихо, безлюдно. Выхожу на дорогу, никого нет. Серая асфальтовая лента. Огни хутора на горизонте. Темная стена перелеска в километре. Ни огонька, ни звука мотора, ни звука шагов. На крайний случай обхожу площадку, задерживаюсь у своего «Эскорта».

Черт побери! Сердце бьется как бешенное, в голове сумбур, кровь бурлит. Кругом ночь. На лесных тропинках темно. Мало ли что может быть? Юная девушка с голыми ногами одна ночью идет к неведомому дому. Все может случиться. Как помню, по карте, ближайший поселок в трех километрах по прямой. Между нами и тем хутором на горизонте низина с глубокой речкой. Ближайший мостик не пойми где. Но там точно прямой дороги нет.

Закуриваю сигарету. Глубокая затяжка успокаивает. Не так все плохо. Я просто чего-то не знаю. Вчера мы простились у причала. Сегодня у ворот лагеря. Она местная, знает здесь все тропки и закоулки. Может, выросла на лесном кордоне. Для нее возможно действительно до дома два шага.

В лагерь возвращаться не хочу. Открываю машину. Поворачиваю ключ в зажигании. Мотор отзывается довольным урчанием. Еще одна сигарета пока мотор греется. Можно трогаться.

Музыку не включаю. В таком состоянии она только глушит, отупляет. Чувства обострены до предела. Нерв – оголенный провод. В свете фар мир вокруг незаметно меняется. Кажется, деревья подступают вплотную к асфальту, заросли встают у обочины зловещей колючей стеной. Дорогу прямо перед машиной перебегает заяц. Сбавляю скорость. Трасса хоть и пустынна, но ее давно не ремонтировали, ям много.

Из-за поворота выстреливает поток света. Встречка. Большая семейная легковушка. Тоже кто-то не спит. Становится веселее. Я не один на этой сельской извилистой трассе. Справа от дороги дома. Указатель «Благовестное». Останавливаюсь на заправке, заливаю бензин до горлышка, покупаю три пачки сигарет, газ для зажигалки.

Девушка на кассе рада случайному посетителю, живо делится местными новостями. Ей скучно в ночную смену, не с кем даже поговорить. Перебрасываемся ничего не значащими фразами. Узнаю, что на Липки в этом году будут строить новую дорогу, некая Марина Ивановна родила седьмого ребенка, лесопилка закрылась, дескать, невыгодное дело стало, зато рыбоводческая ферма расширяется. Обычные мирские новости. Жизнь идет, что-то строится, что-то закрывается, люди рождаются и умирают. На этом и стоит белый Свет.