Бронвен театрально прошлась полукругом, собирая деньги и выкрикивая приветствия. Это была ее стихия, ее театральные подмостки. Отдав шляпу с записками распорядителю ставок, она поклонилась и подошла к микрофону.

– Сегодня мы начинаем наши состязания! – Взрыв голосов. – Сегодня сразятся лучшие и сильнейшие! Нас ждет невероятное зрелище, слезы победы и разочарования, кровь, пот, неожиданная надежда и очищение души через страдания. Сегодня над нами не властвует «Цваральг». Сегодня мы сами творим свои судьбы. Вы знаете, что на кону – половинка ключа. Но к тому же и ваши денежки! – Толпа заулюлюкала. – Да, не благодарите. Ставки на первый бой принимаются еще пять минут. Ставки на победителей секций – еще час. До конца недели определитесь с выбором чемпиона. Вы готовы?

– Знаешь, почему я так люблю наперстки? – спросил Райдер, не отрывая взгляда от Арены, и надолго раскашлялся, брызжа слюной. Вытащив грязный платок, он вытерся и засунул его обратно в карман. Ки не видел его лица, но слышал, как тяжело, с присвистом, он дышит.

– Почему же?

– Игра – это сама жизнь. Как часто одна неудачная карта портит заведомо выигрышную партию! А как в последний момент выпадает расклад «Дракона» или «Тормунда Целителя»? Одна незначительная деталь – и все, ты нищий или король.

– Не верю я в судьбу, – отозвался Ки Иогма, пожимая плечами. – И наперед не просчитываю – больно надо, если вечером нечего пожрать.

– Когда-то и я был таким. Не думая ломился в гущу событий. А потом на спор записался в армию. Вот я смеялся, забирая у тех балбесов выигранные денежки. Последний смех в том году, кстати. Потому что у меня оказался снайперский талант, – он усмехнулся и зачесал дрожащей рукой на лоб длинные патлы. – А лучшие умирают первыми, друг мой. Так что оказаться в «Регинлейве»…

– Как вы сказали?.. – переспросил, напрягаясь, Ки.

– «Регинлейв», сынок, да. Из пятисот элитных бойцов выжила едва ли пара десятков. Да и то чисто по случайности. Когда в твою сторону летит снаряд, но падает левее на десять метров, то невольно поверишь в судьбу. Эти кобыльи офицеры допустили при расчете ошибку, и «утгардов дождь» попал не по врагу, а по нам.

– «Утгардов дождь»?

– Очень мерзкий снаряд, который при разрыве выпускает заряд утгардова холода – изобретение некоего Иргиафы. Представь, что на тебя сходит снежная лавина. Я заполз в какую-то яму и поэтому выжил. Наложил в штаны от страха. Но кто бы не наложил, а? Мне казалось, что прошла неделя, не меньше, а всего-то пара часов. Выполз из норы и увидел, что рядом три снаряда разорвалось. Три! А я все равно живой! И как не поверить после этого во вселенскую судьбу и удачу? В Церкви Девяти сказали, что я еще не выполнил свой долг перед Древом, что я еще участвую в некой игре. И вот оно! Увижу, как девочка из Асгарда дерется с хелевым окозадцем! О, началось!

– Начнем поединок, – снова раздался веселый голос Бронвен. – Справа – Лара Смит-ас, наша знакомая из далекого заносчивого Асгарда. Талантливое дитя Биврёста, истинный варден-защитник. Слева – наш специальный гость. Тобиас Валецкий, красавец с юга, варден-хельхейм, единственный в своем роде! Юг против севера, Хель против Асгарда! Делайте ставки!

Бормотание Ки Иогмы заглушил грохот еще пары открывающихся дверей. Осветив Арену, Райдер, блестя темными глазами, вперился в крошечную фигурку Локи, вышедшую навстречу оконосцу:

– Игра началась!

Тобиасу Валецкому было семнадцать, когда он вступил в «Око». Он жаждал власти, славы, возможности проявить себя – всего того, чего хочется любому молодому человеку. Теперь же, девять лет спустя, он, рано поседевший от экспериментов с Утгардом, понимал, что иного пути не предвидится, что он либо доведет дело до конца, либо умрет – никакой середины. Кто бы мог подумать, что сын торгаша из Хели, чье будущее было предрешено бакалейной лавкой, сможет добраться до таких высот? Добровольно он ложился под скальпель Джона Смита, добровольно терпел невыносимую боль и оказывался на грани жизни и смерти. Лучший его эксперимент, лучшее оружие, первый из хельхейм варден. Пока не появилась она, эта маленькая асгардская дрянь – одноглазая Иргиафа, ставшая любимицей доктора Смита. Дошло до того, что его отправили в Мидгардскую глушь – контролировать поставки оружия для восстания союзника Смита. Документация фабрики была в ужасном состоянии, а руководство, подворовывая, что плохо лежит, закрывало глаза на подпольные бои, которые рабочие устраивали время от времени.

Тобиас не слишком вникал в дела, касающиеся Асгарда, но никогда не испытывал к нему симпатий. Ему асы не сделали ничего хорошего. Они с матерью ехали из Цверги домой, но доехать не успели: наемники-турсы схватили их возле границы со Свартальхеймом и загнали в какой-то фургон с асгардскими надписями. Ему, ребенку, удалось удрать. Он кое-как добрался до Врат Модгуд, рассказал пограничным дозорным, что случилось. Его накормили и дали тяжелую взрослую куртку, но спасать мать никто так и не пошел. Он рыдал, покусал солдата, который пытался его успокоить, украл деньги и сбежал. Добрался на попутке до Кромежника, чуть не попался семейке каких-то беженцев-людоедов, чуть не утонул в реке и напоследок упал в овраг, сломав пальцы на левой руке. В Кромежнике его ждал взволнованный и расстроенный отец, но на поиски матери так и не отправился, ссылаясь на то, что лавку нельзя закрывать, иначе они лишатся последних денег. Тобиас крутился возле полицейского участка почти год, но его заявление о похищении так и не приняли. Тогда в сердцах Тобиас побил все окна в участке, а отец, вместо того чтобы похвалить его, расстроенно извинялся перед полицейскими. Этого Тобиас так и не простил ему – затаил злость, которая крепла день ото дня, поддерживаемая жаждой мщения, как суп, закипающий на медленном огне. Последним ингредиентом в этой похлебке стало то, что отец запретил вступать в армию. Но и в армии, среди самодовольства и какого-то отупения, Тобиас не нашел, что искал.

Цепочка случайностей и совпадений, состоящих из неожиданного отъезда руководства, смены караула, отмены тренировки, привела его на подпольную лекцию доктора Джона Смита, набирающего добровольцев в элитное подразделение. «Око» видели истину и несли ее заблуждающимся. На семнадцатилетнего Тобиаса речь ученого произвела огромное впечатление, он понял, что наконец-то нашел будущее для целой страны. Хельхейм никогда не признавали это, но комплекс оставленности Утгарда въелся в подсознание и чувство собственной ущербности перед соседями с востока и севера заставляло их искать все новые научные пути. Джон Смит предлагал вернуть хельхейм то, что принадлежало им по праву: возможность прикоснуться к Утгарду. Стать настоящими.

И вот теперь, девять лет спустя, он очнулся оттого, что веревку, которая грубо выкручивала ему руки, наспех перерезали и толкнули из темной комнаты наружу, в ослепляющий гомон толпы. Следом швырнули его меч. Он коротко чиркнул по камню Арены. Тобиас моргал, растирая запястья. Коснулся головы, где его приложили, и скривился, нащупав шишку. Зрителей он не видел, но в первом ряду сидела девица – вроде Бронвен, – вцепившаяся в микрофон. Кажется, она собиралась комментировать бой. Он почти физически чувствовал ненависть этих работяг. Повязка на плече обязывала.

Напротив раздался громкий визгливый скрежет открывающихся дверей. Тобиас обернулся. В воздух взвилась удушающая пыль. По Арене красивыми узорами расползлась знакомая изморозь. Исходила она от маленькой девчонки, которая с самого начала показалась ему странной. Рыжая, глазастая, роста – метра полтора; коленки трясутся от страха, но катары, красивое древнее оружие, зажимает в руках крепко. Девчонка казалась знакомой. Тобиас втянул морозный воздух через ноздри. Он предполагал, что так оно и будет.

– Во-первых, позволь поздравить. – Он слегка поклонился, не спуская глаз с девчонки. Зрители ликовали. Бронвен принялась что-то выкрикивать в фонящий микрофон. – Ваше маленькое мероприятие впечатляет. Я предполагал, что тут творится нечто подобное, но только сейчас осознал масштабы. Ужасный прокол. Во-вторых, позволь спросить: кто ты такая? Твоя варденская сила огромна. Даже я ее чувствую.