– Что ты мне в чай подмешал, сволочь? Руки в гору! Ну!

Писатель подчинился и тихо пробормотал:

– Вы меня… убьете? – сейчас он явно испугался и выглядел подавленным.

– Если будешь вести себя, как я скажу, то, возможно, нет, – чуть обнадежил я его.

Я пытался оценить свои силы. Вроде, в сознании, но при этом я не способен к активным физическим действиям. Надеюсь, это что-то вроде снотворного, а не яд. То есть, действие закончится, а не усугубится. В любом случае, пытаться встать на ноги – так себе идея. Поэтому я решил командовать с дивана. Еще раньше я заприметил, что под столом виднеется крышка подполья.

– Открой, – кивнул я на кольцо в люке.

– Что это вы задумали? – писатель вдруг снова перешел на «вы».

– Открывай! – рявкнул я, но Ковригин не шевелился, так и застыл с поднятыми руками.

Что ж, придется его мотивировать, пока я совсем не вырубился.

Бах! – пальнул в потолок. На голову хозяина дома посыпалась крошка из краски и щепок.

Писатель вздрогнул, втянул плечи, а затем кинулся поднимать крышку. Она оказалась без петель – просто поднималась, как с кастрюли.

– Лезь вниз! – распорядился я. – Живо!

Тот нехотя нырнул в образовавшийся лаз. Встал на лестницу, чуть спустился – над полом возвышалась только его голова.

– А теперь закрой крышку!

Ковригин подтянул к себе квадратную конструкцию, крашеную в цвет пола и, корячась, водрузил ее у себя над головой, окончательно скрывшись внизу.

Теперь можно было немного выдохнуть. Ужасно хотелось спать, но не время было расслабляться. Я собрался с силами и встал. По стеночке доковылял до подполья и повис, опираясь о стол. Рывок, другой – и подвинул его ножки аккурат на крышку лаза. Смел со стола писательские вещички, карандаши и бумаги, только пишущую машинку оставил, чтобы не дай бог не разбить. После чего сам взобрался на стол. Лег вдоль, чуть свесив ноги.

И уставился в потолок. Яд или снотворное? Да где они?

Во мне восемьдесят с лишним кило, теперь точно не выберется. Главное – не спать, нельзя позволять себе спать, хотя глаза слипаются. Еще какое-то время я держался, но с каждой минутой становилось сложнее. Не надеясь больше на организм, я собрался с силами, встал, доковылял до двери и запер дом изнутри. Снова примостился на столе и… отрубился.

Очнулся от того, что кто-то громко барабанил в дверь. Уже стемнело, сколько прошло времени, я не знаю.

– Откройте! Милиция! – слышался снаружи знакомый голос.

Это был Федя. Нашли меня-таки… Молодцы!

Чувствовал я себя уже сносно, лишь в глазах легкий туман и в голове шум.

Подошел к двери и откинул крючок. На пороге стоял Погодин с пистолетом наизготовку, из-за его спины несмело выглядывал Саня.

– Что так долго? – буркнул я, но не смог сдержать улыбку.

Рад был видеть напарника, потому что за руль я бы все-таки пока не рискнул сесть.

– Андрюха! – выпалил он. – Ты чего такой бледный? А где Ковригин?

– В подполье сидит, опоил меня, гад, чем-то! Но, вроде, уже отпустило. А вы меня как нашли?

– Так все окрестные дачи объездили. Спрашивали, где тут у них писатель живет. В Камышево заехали, тут нам сразу на этот дом указали. Хорошо, что в деревне все друг дружку знают. А уж тем более – писателей. Подъехали, а тут наша машина стоит. Ну…

Федя повернулся к Саньку:

– Иди, таксиста отпусти.

Саня кивнул и исчез за дверью.

Федя вошел в дом и осмотрелся:

– Ого, ружье!

– Оно не заряжено, – я вытащил из кармана патрон двадцать четвертого калибра. – Дуй за понятыми, сейчас изымать ружье будем и пишущую машинку.

– Давай сначала Ковригина достанем, – Федя помахал наручниками.

– Согласен… Отодвинь стол, вон люк, видишь?

Погодин уже ничему не удивлялся. Федя выполнил мое указание, откинул крышку и наклонился над дырой.

– Эй, гражданин! Вылезайте!

В ответ тишина.

– А он точно там? – таращился то на меня, то вниз Федя. – Вроде, никого не видать.

Я тоже заглянул в подполье, но, кроме картошки и паутины, ничего не разглядел.

– Сбежал… – растерянно пробормотал Погодин. – Как? Стол же на люке стоял?..

– Ну… Да… – я озадаченно почесал затылок. – Еще и я на столе сверху был. Правда, без сознания.

– Чертовщина какая-то… – вытягивал шею Федор, опустившись на колени и склонив голову ниже уровни пола, – куда он делся?

– Да хрен с ним, – сказал я погромче. – Сейчас подполье закроем и гвоздями крышку заколотим на всякий случай. Дом запрем и опечатаем. Раз никого здесь нет.

– Не надо заколачивать! – раздался снизу голос, насыпь из картошки разошлась, выпуская наружу грязного, как черта, Ковригина. – Я сдаюсь!

– Твою маковку! – распалялся Федя. – Ты на хрена зарылся, писатель! Думал, не найдем? Как теперь тебя в машину такого грузить? Весь салон уделаешь! Придется в багажник!

– Лишь бы не на тот свет, – пробурчал Ковригин, поднимаясь по ступенькам приставной лестницы.

– Ха! Вот чудило! – веселился Погодин. – Мы же милиция, а не бандиты!

– Как – милиция?! – писатель завис на половине лестницы и задрал голову.

На его чумазом лице высветилось недоумение.

– Обыкновенно, – пожал плечами Федя. – Но ты не дури, держи руки, чтобы я видел. Убить не убью, а ногу прострелю, если что!

– Это хорошо, что вы из милиции, – вдруг выдал Ковригин и вылез из подполья. – Я думал, Слава меня убивать пришел…

– Кто? – брови Погодина встали домиком.

– Это я. Я щас все расскажу, – шепнул я ему. – Надень ему браслеты.

Ковригину сковали за спиной руки, при этом он пытался возмущаться, мол, на каком основании его задерживают.

– По подозрению в совершении серии убийств, – торжественно объявил ему Федор, защелкивая на запястьях браслеты.

– Каких убийств?! – дернулся задержанный. – Вы что такое несете?

– Спокойно, гражданин, – Погодин усадил его на табурет в угол. – Разберемся…

В дом вошел Саня, я их с Федей тут же отправил за понятыми.

– Так вы правда из милиции?.. – смотрел на меня затравленным взглядом Ковригин.

Я показал ему удостоверение:

– А ты что подумал?

– Ну-у… Сначала я вам поверил, что вы начинающий писатель, а потом – потом разглядел под рубахой пистолет. И был уверен, что вы пришли по мою душу.

– И кому же нужна твоя душа, Сильвестр Велиарович? – сверлил я его пытливым взглядом, пытаясь понять, притворяется он или действительно заблуждался.

– Я ничего не скажу, – вдруг насупился Ковригин. – Я свои права знаю, молодой человек, у нас презумпция невиновности кодексом предусмотрена, вам надо, вы и доказывайте…

– Докажем… Все, что надо, я узнал. У тебя есть мотив желать зла Светлицкому.

– Честно говоря, я думал, это он вас послал. Убить меня… – вдруг еле слышно выдохнул Ковригин.

– За что?

– А вы будто не знаете, что в городе происходят убийства?

– Слышал, – хмыкнул я.

– И не обычные убийства… Только не говорите, что вы не в курсе, что преступления совершаются по мотивам книг этого литературного дилетанта Светлицкого.

– Да?.. Откуда такая информация у тебя?

– Я не слепой, подробностей не знаю, но сопоставил. Ведь я эти книги сам помогал ему писать. Все просто…

Но договорить я ему не дал – нечего Ковригину чувствовать себя хозяином положения.

– Сам помогал, сам потом убивать начал, чтобы скинуть мэтра с пьедестала, когда он тебя от себя отодвинул, – ухмыльнулся я. – Все сходится, Сильвестр. Говори, где Приходько! Она жива?

Взамен сонному оцепенению на меня единой волной нахлынула жажда действия. Страшно хотелось схватить писателя-изгоя за грудки и хорошенько встряхнуть. Но я сдержался, и тот только хлопал глазами, словно бы не в силах меня понять.

– Кто? – переспросил он.

– Елена Петровна, администратор гостиницы «Север». Только не ври. У нас есть доказательства, что то анонимное письмо было отпечатано на твоей пишущей машинке. Скорее всего, на этой вот самой… – я ткнул пальцем на стоящую на столе старенькую «Москву».