– А как же ваш муж? Тот, что в тельняшке?

– Ха! – всплеснула холодцовыми руками Люся. – Да какой он мне муж! Сосед просто.

– Судя по его поведению, я подумал, вы близки, – уловив женские чаяния, я играл в жилетку психолога, дабы вывести информатора на нужный уровень доверительных отношений, все-таки про местоположение Ковригина я еще не успел узнать.

– Скажете тоже, – подхрюкнула Люська, – запотевший стакан с водкой – самое близкое ему существо! Давеча он за мной в ванной подглядывал в щелку, я ему говорю, заходи уже, коль невтерпеж, а он мне, представляете, что заявил? Мол, недосуг, а смотрит он, чьим я мылом моюсь… Вот мужики пошли!

За несколько минут чаепития я узнал всю подноготную рядовой советской коммуналки. Со времен, когда хотели «уплотнить» профессора Преображенского в подобных жилых помещениях, призванных ускорить индустриализацию и урбанизацию, утекло много воды, и первоначальный негатив утек вместе с нею в Лету. В коммуналках народились целые поколения, которые и не знали, что такое жить в отдельной квартире. Эти дети ходили друг к другу в гости в соседние комнаты, играли в войнушку и дрались бок о бок против чужаков из соседних дворов, вместе проводили время и дома, и на улице и становились больше, чем друзьями. В советской коммуналке дружат, ведут кухонные беседы, обсуждают политику, смертельно ссорятся и тут же мирятся, скандалят, изливают душу, утешают, отмечают вместе праздники на общей кухне, влюбляются – и подсыпают соль в компот. А вместо приветствия здесь привычна фраза: «Ты новый анекдот слышал?»

– Так что насчет Ковригина, – ввернул я свой вопрос между воздыханиями собеседницы. – Где мне его найти?

– Он на даче живет, – ответила Люся, отставив пустую чашку. – Говорит, здесь мы ему творить мешаем.

Она поводила рукой в воздухе, явно с подковыркой намекая, что витает её сосед в высоких сферах почем зря.

– Адрес знаете?

– Нет, но показать могу, бывала я у него, – ничуть не смутившись, заявила жертва коммунального бытия.

– Отлично, тогда, Люсенька, я вас попрошу проехать со мной, это очень важно для меня… Чую, что мой новый рассказ способен всколыхнуть советскую литературу, но чего-то в нем не хватает, я обязательно должен показать его Сильвестру Велиаровичу.

– Так Сильку выперли же? – вопрошающе уставилась на меня Люся. – Из этого самого… как его? Из кооператива ихнего писательского.

– Союза писателей, – поправил я.

– Ага, его самого. Он так переживал, пил горько, а потом вдруг встрепенулся, по столу как хрястнул на кухне кулаком, я как раз там пельмени варила и белье кипятила, и зло так процедил, что не оставит этого. Что тот, кто ему козни строит, будет еще больше опозорен, а потом и вовсе сгинет.

– Прямо так и сказал? – насторожился я.

– Угу… И кулаки сжал, что костяшки побелели, ему даже Марфа перечить не стала, что он шумит, тоже тогда испужалась. А баба Марфа у нас не из пугливых, она в войну трех фрицев собственными руками отравила, когда те на постой к ней завалились. Отваром лютика их сгубила.

– И что было потом?

– Чуть не расстреляли ее, благо партизаны спасли.

– Да я про Ковригина, он осуществил свою месть? И кого он винил в своих невзгодах?

– А я почем знаю? Этих писак не разберешь, у них одни клопы да божьи коровки в голове. Говорят не то, что думают, пишут не то, что говорят. Ой! Простите! – Люська прижала кулачищи к груди. – Вы ведь тоже из этих…

– Я больше к литейному делу привычен, чем по клавишам пишущей машинки стучать, – успокоил я.

На тренировки я давно не ходил, но прошлое боксёра-любителя должно было меня сделать хоть немного похожим на литейщика, хотя бы и в глазах Люськи.

– А вот не скажите, – улыбалась деваха, – вы на поэта похожи. Пальчики у вас белые, ногти, как у барышни. Это где ж такие цеха, в которых руки марать не приходится?

Ну надо же. Я быстро нашёлся:

– У нас все автоматизировано, ГДР-вское оборудование завезли, да и в отпуске я, в баньке отпарился, отмылся, так сказать. Ну так что? Дорогу покажете? На дачу Ковригина.

– Ага, – глазки женщины заблестели, – только переоденусь. Отвернитесь.

– Да я лучше выйду, – быстро ответил я, – жду вас на улице.

Я спешно выскочил из комнаты, дабы не оставаться наедине с не совсем одетой Люськой. Проходя мимо кухни, заглянул внутрь. У окна с кульком пельменей, прижатым к глазу, грустил «морячок» в компании бутылки столичной и бабы Марфы, а на потолке я заметил три округлых отпечатка. Хорошо тогда баба Марфа яйца отварила.

Я вышел на улицу и поспешил к машине, нужно было торопиться, пока Люська собирается да переодевается.

– Так, орлы, – обратился я к Феде и Сашке, – слушайте и не перебивайте. Ковригин живет на даче, адрес мне покажет его соседка по коммуналке. Она со мной поедет. Я представился начинающим писакой, поэтому, чтобы ее не смущать и не рушить легенду, вы сейчас – рысью из машины, прикидываетесь прохожими и делаете вид, что не со мной. Поймайте такси и дуйте за мной.

– А с вами нам нельзя? – загрустил Сашок. – Где мы сейчас машину поймаем? Тут и будки телефонной нет на версту в округе.

– Нельзя, Сань… Тут надо, чтобы всё гладко прошло, чую, не так прост этот Ковригин. А в вас я верю, справитесь. Все, выметайтесь, други сердешные! Как поймаете авто, догоните меня на проселке, я специально медленно буду ехать. Саня, где тут у вас дачи? Вот в ту сторону и езжайте…

– Да много где, – тот растерянно пожал плечами, покидая водительское сиденье.

– Выезд из города к ним один?

– Ну да… в сторону областного центра.

– Значит, разберетесь.

Я выгнал напарников, сам уселся за руль и подкатил ближе к дому. Люська вышла в лучшем своем наряде: в почти новых джинсах, модной джинсовой куртке и туфлях на кэблах, как сейчас говорили. Шагает чинно, ощущая себя королевой двора. В химических кудрях, как бриллиант, сверкает стекляшками заколка, а на груди алеет брошь в виде грозди рябины. Безвкусно, ярко и помпезно!

Завидев черную «Волгу», “королева” еле сдержала восторг, не признав в ней служебное авто. Подумала, что спутник (а в мечтах, наверное, и женишок уже) ей достался с колесами видными.

Я галантно распахнул пассажирскую дверь, она плюхнулась в кресло, отчего машина вдруг на миг накренилась, но через секунду, собравшись с силами, выпрямилась.

– Неплохо живут литейщики, – проговорила она, устраиваясь поудобнее и оглядывая салон.

– У нас бригада передовая, в соцсоревнованиях победили, вот и премировали нас талоном на покупку машины, – отмахнулся я. – Я себе его урвал, а денег родители дали. Куда едем?

– В Камышево.

– Это где? – вскинул я бровь, поправляя и пряча пистолет поглубже под рубаху.

Он все время норовил выскочить наружу. Оно, конечно, и верно, под рукой должен быть, но – не сейчас.

– Это деревня, километров десять за городом, – игриво, в предвкушении вояжа, махнула пухлой рукой куда-то вдаль спутница.

Предстоящая поездка ее явно невероятно вдохновляла. Наряжалась-то она старательно и с прицелом. Либо молодой «литейщик» ей по нраву, либо предстоящая встреча с Ковригиным поднимала женское настроение. А может, то и другое… Судя по всему, Люська была по-настоящему «коммунальной», как квартира, в которой она жила, где многое было общим.

– Я не понял… Писатель не на даче живет, что ли?

– Там у него домик от родителей остался, он его когда «дачей», когда «фазендой» называет. Да там многие в деревеньке этой из города приезжают, как на дачу. Она же под боком, считай. Так что это всё одно и то же. Как назовёшь, так и поплывёт.

– Понял, показывай дорогу. И давай уже на «ты».

– Угу, – радостно кивнула женщина. – Вот Силя удивится, когда мы к нему нагрянем. Но с пустыми руками не по-людски как-то. Слав, давай в магазин заскочим. У тебя деньги есть? – Люся уже чувствовала себя полноправным членом нашего экипажа.

– Конечно, заскочим, – кивнул я. – Где тут ближайший «Универсам»?