– Значит, вы не можете?… Не можете забеременеть? – огорченно спросил Коскэ Киндаити, чем вызвал неожиданный смех у Хироко.

– Ой, извините, сэнсей. Я рассмеялась, потому что вы так трогательно расстроились. После аварии я услышала от доктора приговор: у меня практически нет шансов забеременеть. Мой муж тогда совсем отчаялся, а потом начал мне изменять. Но я долго лечилась, и доктор говорит, что теперь шансы – пятьдесят на пятьдесят. Но Тэцуо об этом не знает.

– А почему вы ему не рассказали об этом?

– А что я могу ему сказать? Прекрати мне изменять, потому что все изменилось?… Но у меня нет уверенности. Прошло полгода после того, как доктор мне это сказал, а результата до сих пор нет. Конечно, я бы хотела ему рассказать – он бы запрыгал от радости, ведь он очень хочет иметь ребенка. Но я не могу.

– А ваш отец это знает? Он знает, что у вас появились шансы?

– Нет. И поэтому очень беспокоится за наш брак.

– Так не пойдет. Вы должны откровенно все рассказать мужу, это подстегнет его любовь.

– Киндаити-сэнсей, расскажите ему вы. Или лучше скажите ему, чтобы он обратился к Ёсимура-сэнсею, заведующему родильным отделением больницы университета N.

– Хорошо. Значит, Ёсимура-сэнсей, заведующий родильным отделением больницы университета N.

Помощник инспектора Хибия с недоумением смотрел, как Коскэ Киндаити записывает это имя в записную книжку, а инспекторы Тодороку и Ямасита озадаченно переглядывались.

– А поскольку возможность забеременеть довольно большая, Хироко-сан не стала бы вступать в связь с другим мужчиной.

– Да, я этого опасаюсь. Но я позвонила в «Хосино-онсэн» с совершенно определенными намерениями. Я сразу чувствую, когда Тэцуо собирается сделать что-то неподобающее: он всегда путается в объяснениях. Так было и в этот раз, в субботу. Тогда я решила: пусть он делает там что хочет, а я буду делать то же самое здесь.

– Простите, но с каких пор вы встречаетесь с Цумура?

– Вчера вечером Тэцуо рассказывал, как осенью прошлого года мы познакомились на художественной выставке и затем пили чай в кафе с его подругой. Не прошло и месяца, как я встретила его в коридоре одного концертного зала, и тогда мы пили чай уже вдвоем. После этого он звонил мне по телефону, я звонила ему, мы встречались в кафе, картинных галереях или универмагах.

– И вы об этом не рассказывали мужу?

– Я не видела в этом ничего предосудительного и не считала нужным сообщать о моих встречах с Цумура-сан. Он был того же мнения и никому не рассказывал о наших встречах.

– Теперь я хотел бы спросить, что произошло позавчера вечером?

– Хорошо, – ответила Хироко, слегка кивнув головой. – Я позвонила ему позавчера, примерно в половине шестого вечера. Сказала, что муж сегодня не приедет, домработница уйдет на танцы О-Бон и не вернется до десяти часов, поэтому мне одной будет скучно, и попросила его прийти. После некоторого колебания он сказал, что придет после концерта, не позже половины девятого. У него был какой-то странный голос, я думаю, он стеснялся окружающих.

– Ну и что дальше?

– У нас был всего один час, с половины девятого до половины десятого. Я решила сделать то, что задумала, за этот час, и психологически готовила себя к этому. В тот момент я действительно была плохой женщиной. «Тэцуо, запомни это, Тэцуо, так тебе и надо!» – кричала моя душа.

– Похоже, вы очень любите своего мужа.

Хироко зашмыгала носом.

– Да, сэнсей! Около семи часов пришла Рики-тян, домработница в доме Фуэкодзи, и они вместе с нашей Эйко-тян отправились на танцы О-Бон. Место, где проходили танцы, находится недалеко от нашего дома, поэтому музыка хорошо слышна. Это очень удобно: я знала, пока не кончится музыка, наши девочки оттуда не уйдут.

– Но позвольте! Разве, когда отключили электричество, музыку все равно было слышно?

– Конечно! – Хироко слегка улыбнулась. – Я потом спросила об этом у Эйко-тян, и она рассказала, что среди организаторов танцев был сын владельца магазина электротоваров, который принес специальные аккумуляторы. Звук был лишь немного тише, чем обычно. Думаю, что Хибия-сан об этом знает.

– Я действительно с удивлением в полной темноте услышал звуки музыки и позже увидел аккумуляторы. В парке в трех металлических мусорных ящиках разожгли огонь, при его свете все танцевали. Это было, конечно, опасно, но пожарные были наготове и сами по очереди танцевали и веселились, – с некоторой долей зависти рассказал Хибия.

– Действительно, все было великолепно устроено.

– Что ни говори, такое бывает один раз в год. К тому же хозяин магазина электротоваров сам любит этот праздник и активно в нем участвует. Уходя, я только строго предупредил, чтобы были осторожны с огнем, – заключил помощник инспектора.

– Интересно, слышны ли звуки музыки в районе Асамаин?

Все удивленно посмотрели на Киндаити. Помощник инспектора ответил:

– Наверное, ведь Асамаин находится на возвышенности. Но мы уточним это у местных жителей. Это в связи с чем?… – спросил Хибия охрипшим голосом, как будто у него что-то застряло в горле.

– Да, сделайте это обязательно. Итак, Хироко-сан, продолжайте, пожалуйста.

Хироко немного заколебалась, но затем взяла себя в руки.

– Я вам рассказала все, что произошло до того, как Эйко-тян ушла вместе с Рики-тян. Вскоре после этого стала слышна музыка. Я села за пианино и стала играть. Цумура-сан должен был прийти не раньше половины девятого, а я как-то не могла успокоиться… Затем около половины восьмого отключили свет, но почти сразу же снова включили.

– Да-да. Как раз в это время хозяин магазина электротоваров позвонил в компанию и уточнил, как долго будет отключено электричество.

– И во сколько заработали динамики от аккумуляторов?

– Электричество было отключено в восемь часов три минуты, значит, они заработали примерно в восемь пятнадцать. В половине девятого я пришел туда проверить, все ли в порядке.

– Да, все так и было. Когда отключили свет в первый раз, я поставила на пианино две свечи. Затем отключили свет уже надолго. Я стала беспокоиться, так как боялась, что танцы О-Бон отменят. Да и не знала, состоится ли концерт. От нечего делать, в полной темноте, я вновь села за пианино, и вскоре пришел Цумура-сан.