Войти в медблок и столкнуться с самой собой — опыт не просто тошнотворный, а чрезвычайно неожиданный, почти как удар током. Но больше всего ее напугала хмурая, словно вырезанная на лице ножом гримаса.

Смысла в этом не было никакого. Почему в будущем она все еще на «Ярмулович астрономике»? Синтия не собиралась оставаться, архамерцы и не думали ее оставлять.

Позже, когда она стерилизовала инструменты, Синтию вдруг осенило: «Уандрей точно заманил меня в ловушку».

Мысль была сама по себе неприятной, да к тому же вызвала и целую кучу других. О насекомоядных растениях и том, как они начинают переваривать добычу задолго до того, как та умрет. О том, как ее лицо будет выглядеть в будущем, и хмурой гримасе, разъевшей его, словно кислота.

Она ругала себя за мрачные мысли и пыталась сосредоточиться на пациентах и изучении корабельных архивов (хоть в этом Уандрей сдержал свое слово). Спустя несколько дней после разговора о псевдопризраках Хестер Айбо вошла в медблок и сказала:

— Изоляция вредна. Сегодня мы пойдем на обед вместе.

Синтия удивилась, но вдруг почувствовала благодарность и облегчение. Она оторвалась от заполнения истории болезни.

— Да? То есть спасибо, но…

— Расскажете мне о своих исследованиях, — сказала Хестер.

Это прозвучало одновременно и как просьба, и как приказ. Искоса она бросила на Синтию ясный и долгий взгляд. «Как сокол, — подумала Синтия. — Сокол, который хочет подружиться с рабочей лошадью». Она засмеялась и встала.

— Вы тоже можете рассказать мне о своих.

Хестер умолять не пришлось, говорила она много и долго. Работала она астробиологом, как и Уандрей, который был членом ее комитета, то есть выполнял отчасти функции родителя и отчасти начальника. Хестер изучала существ, подобных буджумам, чеширам и ужасным брандашмыгам, то есть тварей, эволюционировавших в холодной безвоздушной тьме межзвездного пространства или в холодных безвоздушных щелях пространства-времени. Она очень обрадовалась возможности исследовать «Лазарет „Чарльз Декстер“». Во время их третьего совместного обеда Синтия наконец-то решилась и спросила:

— А ты знаешь, как погиб «Лазарет „Чарльз Декстер“»?

Хестер застыла, так и не донеся до рта вилку с долькой помидора, выращенного гидропонным способом.

— Вообще-то это тайна, но я расскажу тебе то, что нам известно.

Такого Уандрей не предлагал, поэтому Синтия жадно вслушивалась в каждое слово.

Как и рассказал ей профессор, «Лазарет „Чарльз Декстер“» был медицинским кораблем, или, точнее, мобильным госпиталем. Он прослужил больше десяти соларов, и его хорошо знали даже в отдаленных и глухих уголках системы. Капитан славился гостеприимством: принимал на борт любых пациентов, даже пиратов, не обращая внимания на доказательства их причастности. Несмотря на то что за границами суверенитета Марса формально нейтралитет уже не признавался, «Лазарет „Чарльз Декстер“» был единственным буджумом, который не подвергался нападению пиратов.

— Даже Ми-Го, — сказала Хестер. — Хотя никто не знает почему.

Кулаки непроизвольно сжались, и Синтия поспешила убрать руки под стол, хоть никаких намеков в голосе Хестер она не заметила.

— Что стало с командой?

— Вероятно, они все еще на борту, — ответила Хестер. — Возможно, некоторые даже живы. Хотя питаться буджумом нельзя. Это же не мясо.

— Откуда «Ярмулович астрономика» узнал о нем?

— Другой архамерский корабль перехватил тревожный буй, но сам остановиться и помочь не мог. — Глаза ее хитро блеснули.

Синтия поняла: друзья они или нет (да и друзья ли?), но Хестер никогда не расскажет ей, чужачке, о реальных причинах.

— Закодированное сообщение послали нам, как своим ближайшим родственникам, но, несмотря на это, у других кораблей есть шанс нас опередить. Там говорилось, что корабль умирает, причины не указаны. Возможно, капитан «Лазарета» и сам их не знал, возможно, с ним тоже что-то случилось, и тревожный сигнал был отослан младшим членом команды. Нам, подмастерьям, рассказывают далеко не всё.

Синтия кивнула. Она положила руки на стол и собиралась уже встать, когда Хестер проглотила последний кусочек тофу.

— Слушай, — сказала Синтия. — А буджумы когда-нибудь умирают от естественных причин?

Хестер вскинула голову, губы ее блестели от наваристого бульона.

— Полагаю, они должны от чего-то умирать, но в наших архивах такие случаи не упоминаются.

* * *

К тому времени, когда они приблизились к мертвому буджуму на сотню километров, колотьба и появление призраков стали почти непрерывными. Синтия двигалась по медблоку вприглядку, стараясь не столкнуться с собственной тенью, как если бы та была хирургической сестрой, с которой они работали на пару. На это уходила уйма моральных и физических сил. «Я могла бы просто пройти сквозь своего двойника», — думала она, но не могла переступить через себя.

Хестер принесла печенье и поставила тарелку между Синтией и рабочим монитором, на котором та изучала схемы «Лазарета „Чарльз Декстер“» и других схожих с ним кораблей. Буджумы разительно отличались друг от друга по архитектуре. Или лучше сказать по системам образований? Или… как вообще называется внутреннее строение живых кораблей?

— Мы несем следующую вахту, — сказала Хестер. — Тебе нужно отдохнуть.

— Мой рабочий день еще не закончился, — ответила Синтия.

Печенье было хрустящим снаружи и мягким внутри, пахло лимоном и лавандой. Она взяла одно и принялась не спеша откусывать маленькие кусочки, чтобы продлить удовольствие. Хестер к печенью не притронулась.

— У меня еще дюжина коробок в шкафчике, — сказала она. — Люблю печь перед вахтой. А тебе все-таки надо отдохнуть. Президент и Сенат факультета разослали уведомление — всем, кто не несет вахту, необходимо как следует выспаться.

Синтия виновато посмотрела на свой браслет. У нее была дурная привычка отключать оповещения, а потом забывать об этом. Вдруг словно огромный кулак гулко ударил по корпусу корабля, но она даже не обратила внимания.

— Впихнуть в себя как можно больше информации об анатомии буджума — вот что мне сейчас надо.

Хестер улыбнулась, но не засмеялась.

— Ты ее изучала с тех самых пор, как мы ушли с «Фарадея». Какую гипотезу ты хочешь доказать?

— Ты знаешь какую. — Синтия взяла второе печенье, посмотрела на него и сказала: — Хестер, если ты видишь только один призрак… Значит ли это, что другого будущего нет?

— Интересный вопрос, — хмыкнула Хестер. — Я не занимаюсь темпоральной метадинамикой всерьез. Думаю, это значит, что существуют вероятностные ветки будущего, в которых в этом месте вообще нет людей. А возможно, конкретное будущее предопределено.

— То есть оно неизбежно?

— Неизменно! — усмехнулась подруга. Полные губы не сочетались с узким сухим лицом и телом. — Пойду отсыпаться, как было велено. Если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты тоже отправишься спать. Знаешь, что тебя зачислили в разведывательную команду?

Синтия вздрогнула, переломив печенье пополам.

— Читай уведомления, — дружелюбно посоветовала Хестер. — И поспи, пока есть возможность. Когда мы подойдем к «Лазарету „Чарльз Декстер“», вряд ли у нас будет время.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Туша «Лазарета „Чарльз Декстер“» висела в десяти градусах от плоскости эклиптики, в трещине пространства-времени, где вряд ли кто-то мог случайно на него наткнуться. Синтию вызвали на капитанский мостик впервые за все время работы в качестве судового хирурга «Ярмулович астрономики». Она стояла за креслом президента, надеясь, что профессор Уандрей пребвает где-то поблизости. Синтия слишком сильно нервничала, поэтому постеснялась спросить, где он. но чуть позже кто-то сказал, что Уандрей со своими инструментами находится на нижней палубе. На мониторах и сквозь самый огромный иллюминатор корабля было видно, как погибшее судно медленно приближалось к ним.