Святыня в больших крестных ходах обыкновенно шла вся с Владимирской и Иверской иконами во главе.
Пели в пути, обыкновенно, параклисис50 Божьей Матери. У ворот Донского монастыря крестный ход встречал обычно митрополит. После этого начиналась литургия, и крестный ход возвращался в Кремль, ведóмый другим викарным епископом, в прежнем порядке.
Все книги, какие я посылал Вам для справок прежде, мною получены.
Недавно получил письмо от И.А. Ильина, здоровье которого, к сожалению, оказалось ныне подорванным непосильной работою. Дай Бог, чтобы силы его восстановились возможно скорее, ибо его талант имеет такие стороны, какими он особенно приложим к нашему времени. Это светильник «горящий и светящий»51, озаряющий те мрачные адские бездны, куда ведет большевизм – и предостерегающий от них весь мир. Он говорит столь же пламенно, как и пишет: в самом тоне его речи есть что-то пророческое.
Да не оскудеет запас елея и в Вашем телесном сосуде до тех пор, пока Вы не закончите намеченных Вами новых творений. Впрочем, к старости накапливается очень много «замет» и «наблюдений», которые мы стремимся обобщить, но каждый из нас, конечно, умрет, не успевши их высказать до конца.
С удовольствием готов Вам послать мою фотографию, но у меня есть только большие (кабинетные), которые могут затруднить Вас при наших беженских условиях. Во всяком случае, надеюсь ответить Вам на Вашу любезную присылку Вашей карточки, которой очень дорожу.
Божие благословение да осенит всегда Вас и Вашу супругу, которую почтительно приветствую. С глубоким уважением и душевной преданностью остаюсь Вашим усердным слугою.
Архиепископ Анастасий.
Иерусалим*, 25 сентября (8 октября) 1933 г.
Досточтимый Иван Сергеевич!
Прочитав Ваше последнее письмо, которым снова почтили вы меня, я был поражен звучащими в нем душевными диссонансами, которые далеки от тихой и светлой гармонии Горки-на, созвучной и Вашей собственной душе.
То, что переживаете Вы, есть не что иное, как искушение, которое побеждается терпением и «рассуждением».
Если Вы сейчас оскудели первым, то, конечно, никогда не были лишены второго дара, хотя подобные душевные бури временно смущают, конечно, и ясность Вашего внутреннего зрения.
Вид торжествующего временно зла – всегда был источником и соблазна для людей и не только подобных Вам – грешников, но даже для праведников – этих истинных друзей Божиих. И великий страдалец Иов – адамант терпения – готов был судиться с Богом52, чтобы защищать перед Ним свою невиновность, и Царь и, Пророк Давид, по его собственному признанию, едва не споткнулся, соблазнившись «благоденствием нечестивых»53, и Пророк Иеремия, томимый тем же мучительным для людей вопросом, дерзновенно взывает к Богу: «– по что путь нечестивых спеется? Ты, насадив их, и они укоренились»54.
«И думал я, – пишет Святой Давид в том же 72 псалме, – как бы уразумев это, но это трудно было в очах моих»55.
Только войдя в святилище Божие, он уразумел эту тайну. «На скользких путях поставил Ты их (то есть беззаконников), – сказал он потом, – и низвергает их в бездну»56.
Можно ли сомневаться в том, и нынешние богоборцы будут низвергнуты в бездну.
Если же Русский народ еще стонет под их игом, и вопли наших братьев болезненно отражается в нашем сердце, то разве мы не пожинаем плоды собственного полива. Я разумею особенно нашу интеллигенцию, которая столько лет воспевала и идеализировала Великую французскую революцию, хотя Толстой справедливо называл ее только «Большой»57.
Кто сеет ветер, тот должен был пожать бурю, сокрушившую, как известно, все – даже самых первых вождей революции.
Не сами ж мы вызвали зверя из бездны и, – теперь исправно силимся укротить его, – хотя он потребовал столько кровавых жертв их собственной среды.
Спасение придет к нам, конечно, только тогда, когда мы заслужим его, исправив прежние грехи – и это великое искушение уже свершается ныне, если не здесь за рубежом, то и там на стороне России.
Нельзя сомневаться в том, что ради великих русских страданий, ради тех многочисленных мучеников, их же имена ведает один Господь, Он помилует, наконец, Русскую землю. Сей род изгоняется ничем другим, как только «молитвою и постом»58, т. е. религиозным и нравственным подвигом и, прежде всего, покаянием и духовным очищением.
Но многие ли способны стать на этот путь особенно среди эмиграции?
Подлинно мы не достаточно еще вразумились пережитым нами горьким опытом. Иначе, как объяснить то явление, что целый ряд внутри политических деятелей и публицистов до сих пор еще не решаются осудить до конца нашу революцию: так дорог им этот излюбленный кумир, хотя он потребовал столько кровавых жертв из их собственной среды.
Преподобный Серафим провидел это торжество попранной правды и день воскресения России еще сто лет тому назад59. Если бы Горкин дожил до наших дней, он напитался бы сам и укреплял других той же верой…
С ним, вообще, не лишне – иногда мысленно посоветоваться в эти скорбные и смутные дни, ибо этим младенцам по сердцу часто открывается то, что утаено от «премудрых и разумных»60.
Молю Господа, да поможет Вам победить дух сомнения, парализующего Ваши творческие силы.
С глубоким почтением и душевным сочувствием остаюсь Вашим усердным слугою, Архиепископ Анастасий.
[Приписка на полях:] Позволяю себе приложить копию Постановления61 нашего по поводу недавнего Собора в Сербии по поводу Послания митрополита Сергия62 и письма к последнему митрополита Антония63.
Иерусалим, 9 (22) мая 1934 г.
Глубокочтимый Иван Сергеевич!
Давно не слышал от Вас «ни гласа, ни послушания»64, я готов подумать, что мое последнее письмо могло затронуть какую-либо сторону Вашей души и тем затруднить для Вас возможность свободного общения между нами. Хотя в случае справедливости такого предположения вина за перерыв в переписке падает на меня, однако мне легче перенести эту мысль, чем допустить, что Вы не успели еще освободиться от той душевной дисгармонии, которая так явственно звучала в Вашем последнем письме.
Впрочем, Ваше полное огня и силы слово в честь И.А. Бунина65 так же, как и устроенный потом вечер, посвященный Вашему творчеству66, доказывает скорее обратное. По крайней мере, я сам сделал такое заключение, которое было очень утешительно для меня. Дух сомнения всегда очень мучителен для Нас, но это искушение, как и всякое другое будучи побеждено, только закаляет и укрепляет нашу волю. Никогда не следует себе внушать мысль, что зло непобедимо. Если бы первые христиане, гонимые почти в течение трех веков могущественною властью, рассуждали так, то мир не увидел бы потом столь величественного торжества Креста Христова. Только вера творит истинных героев духа.
Большевистская власть настолько противна всем божественным и человеческим законам, что она неминуемо должна погибнуть.
