Сберегая Ваше время, прошу не затруднять себя ответом на это письмо, особенно в ближайшие дни. Было бы слишком эгоистично с моей стороны похищать у Вас последние досуги, необходимые Вам для отдыха.
Господь да благословит и хранит Вас, умножая заново Ваши духовные и телесные силы.
С искренним почтением и сердечною преданностью остаюсь Вашим усердным слугою.
Архиепископ Анастасий.
Иерусалим, 6 (19) февраля 1932 г.
Досточтимый и дорогой Иван Сергеевич!
Я глубоко тронут Вашим последним письмом, в котором снова читаю созвучие наших мыслей и настроений.
И неудивительно: мы с Вами люди одной эпохи и одной «московской» культуры, проникшей нас насквозь своими стихиями: она дает нам общий язык, который скоро, быть может, станет уже непонятным для других.
Заключительный (как мне казалось заранее) аккорд Вашего «Богомолья» – великолепен. Образ о. Варнавы художественно прекрасен и в то же время вполне отвечает подлиннику.
Детские впечатления в области религиозных переживаний всегда бывают правдивы и проникновенны, ибо этому невинному возрасту часто открывается то, что утаено от премудрых и разумных.
Тысячи людей, путешествовавшие вместе с Вами мысленно к Троице, вспоминали, несомненно, свои чистые детские годы, когда ангелы слетали к нам на землю и когда радость каждый день просыпалась вместе с нами: «…если не будете как дети, не войдете в Царствие Божие»38.
Да укрепит Господь Ваши силы и да поможет Вам закончить печатание цикла очерков «Богомолье» и «Лето Господне», которые только приобретут от того, что выйдут в отдельном издании. Конечно, я не пропустил и Ваше «Крещение»39, где тоже обновил мои московские воспоминания и еще раз пережил торжественный момент, в котором многократно участвовал лично в былые годы.
Позволю себе сделать одно технического свойства замечание: во время великого богоявленского водосвятия не поется: «Спаси, Господи, люди твоя», а тропарь Праздника «Во Иордане, Крещающуся Тебе Господи».
Не возглашают также и многолетие. Это, конечно, несущественная подробность, которая останется для многих незамеченной. Но я сообщаю ее, однако, к Вашему сведению, если бы Вы захотели воспользоваться этим указанием для последующих изданий «Лета Господня».
Вы изволите спрашивать, что из духовной литературы следует прочесть для чтения. Творения Святителя Феофана Вышенского40, конечно, дают много для сердца и привлекают к себе своею простотою.
Но если Вы хотите искать первоисточников аскетической мудрости, от коих питался сам Владыка Феофан, то Вы найдете их в «Добротолюбии»41, то есть в сборнике избранных творений великих подвижников, изданном на Афоне.
Это большое многотомное издание можно найти почти во всех больших церковных или академических (богословских) библиотеках, а иногда на руках и у отдельных лиц, особенно, конечно, у испытующих глубины духовной жизни.
Высоким благодатным умилением дышат и страницы дневника Отца Иоанна Кронштадского, носящего имя: «Моя жизнь во Христе»42.
На этом разрешите и окончить мне свое послание, дабы не слишком злоупотреблять Вашим временем.
По молитвам Преподобного Сергия – Великого Печальника Земли Русской – да не оскудеет над Вами милость и благословение Божие, в те дни, когда мы особенно в них нуждаемся.
С глубоким почтением и душевною преданностью остаюсь Вашим усердным признательным слугою.
Архиепископ Анастасий.
Иерусалим, 5 (18) мая 1932 г.
Христос Воскресе!
Достоуважаемый Иван Сергеевич!
Солнце Живых, Солнце Жизни снова взошло над миром, и нам всем тепло и радостно в Его лучах. Не сомневаюсь, что Оно осветило и оживило и автора «Солнца мертвых»43, – которому одновременно посылаю и свою душевную благодарность за эту книгу и свои лучшие пасхальные приветствия и пожелания.
Признаюсь, когда я углубился в это Ваше произведение, которого давно домогался и нигде не мог найти, сердце мое пришло в смятение: я вдруг ощутил себя в царстве разложения и смерти: «Передо мною зашевелился хаос»44 – и, конечно, не первозданный, над которым носился Дух Божий, а демонический, адский, исполненный беспросветного ужаса и невыразимой муки.
И я невольно вспомнил светлого, паломнического, благообразного Горкина и мне стало «скушно» без него, как ему без – Троицы! Я хотел, чтобы «Солнце мертвых» шире распространилось среди нынешних поколений: это лучшее произведение против революционной отравы.
Божие благословение да будет над Вами.
Глубокопочитающий Вас.
Архиепископ Анастасий.
Близ острова Родос, 8 (21) августа 1932 г.
Досточтимый Иван Сергеевич!
Столько дней пришлось ожидать счастливой возможности на свободе побеседовать с Вами, пока она представилась, наконец, по милости Божией. Сейчас еду по Адриатике в Сербию на наш ежегодный Собор45. Сидя в относительном уединении на пароходе, обращаю свой мысленный взгляд к Вашему летнему уединенному уголку (как я себе его представляю), находящемуся также в непосредственном соседстве с морской стихией. Я люблю последнюю: в ней всегда есть нечто великое, могучее, бесконечное: она может служить символом вечности и потому всегда наводит на глубокие размышления.
Для Вас, которому постоянно приходится приникать к глубинным тайнам человеческого духа, такая обстановка должна быть особенно благоприятна: от вечной книги природы можно взять в настоящее время гораздо больше, чем от людей, растерявших, кажется, все вплоть до человеческого достоинства. Да, ныне мало иметь одного фонаря, чтобы найти человека на земле. И Вам в Ваших художественных произведениях по необходимости приходится искать его более в прошлом, чем в настоящем. От наших дней можно брать только отрицательные уроки, чтобы показать, каким не должен быть истинный человек.
Вы изволите спрашивать, каких книг, вышедших из-под Вашего пера нет у меня. К сожалению, я не знаком еще со многими из них и прежде всего с «Человеком из ресторана»46, создавшем, кажется, Вам первую авторскую славу. Эпическая «Няня из Москвы»47 заранее уже возбуждает мое внимание, как и все бытовое, связанное с нашей Белокаменной Златоглавой Москвой. Туда невольно влекут нас все пути, как в своего рода Русский Рим – (не напрасно еще наши предки наименовали ее Третьим Римом). Ваш недавний отклик на литературный юбилей А.В. Амфитеатрова48 снова приоткрыл нам страницу ее недавней истории, и вместе, истории русской культуры.
Я заметил для себя Ваше глубоко справедливое, близкое особенно для нас слово, что вся наша литература явилась нравоучительной потому, что изошла из Церкви. Позволю снова внести маленький корректив в биографию А.В. Амфитеатрова: его отец49 был настоятелем не Успенского, а Архангельского Собора в Кремле.
Очень сожалею, что не могу Вам доставить точных данных о порядке крестных ходов в Москве: печатного материала у меня под руками не оказалось, память не сохранила многих подробностей, которые казались слишком привычными, чтобы на них обратить особое внимание. Открывали шествие, конечно, хоругвеносцы («Христова гвардия», как называл их Митрополит Филарет), а замыкало его – духовенство с епископом (викарным) во главе.
Певчие шли приблизительно – в средине, обыкновенно Синодальные в малиновых кафтанах (по образцу древнебоярских).
